Кот открывает калитку и взмахивает рукой в приглашающем жесте:
– Лисенок проходит. А вы какие зверушки?
– Опоссумы, и они со мной.
Цепляемся с Богданом взглядами. Что-то темное виднеется в его серых глазах. Грусть? Слабость? Не могу точно разобрать.
– Хорошего вечера, – говорит он и опускает голову, отступая к стене.
Шагаю вниз по лестнице, на душе неспокойно. Так и тянет оглянуться, но я встряхиваю головой и вхожу в теплый зал, где играет заводная музыка.
Через полчаса беспокойство во мне вырастает до размеров Юпитера. Вроде бы все хорошо: атмосфера приятная, музыка веселая, напитки бесплатные и друзья рядом, – но что-то не так. Не могу найти себе места. Не могу успокоиться и расслабиться. Егор носится из кладовки в бар, от диджейского пульта, за которым стоит Славик, за сцену – и так по кругу. Он, конечно, старается уделить мне время, но не может оставаться на одном месте надолго.
– Принесу еще лимонада, – говорю я, поднимаясь из-за стола.
– Давай лучше я, – предлагает Тема.
– Сиди уже, Ромео, я справлюсь.
Оставляю друзей, пусть поворкуют наедине. У них ведь сейчас тот самый период, когда надышаться не можешь своей половинкой. Но я не в обиде, все понимаю.
– Котик! – уши пронзает ультразвук.
Милена наваливается грудью на барную стойку, обогнав меня на пару секунд.
– Сделаешь мне еще коктейль?
Старший брат Егора Захар, стоящий за стойкой бара, наклоняется к ней ближе и прищуривается:
– Может, уже хватит? Я тебя потом не догоню.
– Ой! – отмахивается Милена. – Не включай папочку. Я отлично себя чувствую.
– А так и не скажешь, – не стесняясь, влезаю в разговор.
– Лисецкая, ты что-то сказала?
– Да, но ты вряд ли поняла, потому что я не говорю на парселтанге[7].
Милена непонимающе хмурится, а Захар хохочет, явно оценив шутку, чем удивляет и меня, и свою девушку, причем, возможно, бывшую. Милена бросает на него гневный взгляд и отходит от барной стойки.
– А ты Лисичка с острыми зубками, – продолжая смеяться, говорит Захар. – Сделать тебе коктейль? Может, подобреешь.
– Нет, спасибо.
Обвожу взглядом зал в поисках Егора, но его нигде нет.
– Да ладно тебе, я могу и легонький. Это Милена тащит в рот все, что горит.
– Так налей ей стеклоочиститель и добавь лайм и мяту.
– А ты реально злюка. Наверное, поэтому Кот мне и сказал – держаться от тебя подальше.
Переключаю внимание на веселого бармена и приподнимаю бровь:
– И что он еще тебе сказал?
– Информация платная, Лисичка.
– Сколько?
– У-у-у… – тянет Захар и широко улыбается, – как тебя дернуло. Интересуешься моим другом? А я думал, что ты мутишь с моим братом.
От его наглости в горле становится невыносимо сухо, и я с трудом сглатываю. Захар ставит передо мной желтый пластиковый стаканчик и играет бровями:
– Да ты не волнуйся так. Я не лезу в чужие терки.
– Нет никаких терок.
– Думаешь? – ухмыляется он.
Он что-то знает или просто делает вид? Любопытство бурлит и подогревает кровь, но нужно быть осторожной.
– Если хочешь поиграть, то я не в теме. А если что-то сказать, то говори.
– Пей, Лисичка, – Захар кивает на стакан и понижает голос, – и я расскажу тебе тайну.
– Не интересуюсь чужими тайнами.
– А если она касается тебя?
Опускаю взгляд на напиток. Пузырьки поднимаются вверх и взрываются на поверхности мелкими каплями, оставляя тонкий след пены. Странная сделка. Разум кричит, чтобы я не поддавалась на провокацию, но я решаю довериться инстинктам. Поднимаю стакан и делаю несколько глотков. Вкус лимонной газировки успокаивает, но неприятная горечь тут же стягивает щеки.
– И вот только что я узнал и твою тайну, Лисичка. Но не волнуйся, не выдам, даже за миллион и встречу с Криштиану Роналду.
– Говори, – настаиваю я, пропуская замечание мимо ушей.
– Я не знаю точно, что у вас там произошло в школе, но за неделю общего наказания, когда нас с Котом заставили чистить снег вокруг военной части и складывать его в огромные кубы, я многое понял об этом парне. Он ни о чем так не жалеет, как о том, что обидел тебя.
Не отдавая себе отчета в действиях, допиваю коктейль. Дрожь пробирает до костей, и я вспоминаю серые потухшие глаза. Я не хотела, чтобы мы оба страдали. Точнее, хотела, но лишь в самом начале, пока злость была свежей и острой. Мы должны были уже избавиться от школьной драмы, так почему она все еще влияет на нас?
– Сделай чай.
– Может, еще один коктейль? Что-то ты погрустнела.
– Чай! – повторяю громче.
– Ладно-ладно. Нервная ты какая-то.
Через минуту Захар ставит на барную стойку стаканчик с кипятком и опускает в него пакетик чая.
– И один стик сахара.
– Командирша. У тебя папа не полковник случайно?
– Киллер, так что поторопись.
Захар молча высыпает сахар в стакан и подвигает его ко мне. Забираю напиток и шагаю на выход, попутно подавая сигнал Асе, что скоро вернусь. Хватаю куртку с вешалки и поднимаюсь по лестнице. С каждым шагом вопрос «Что ты творишь?» звучит в голове все громче, но его перебивает реальный разговор на повышенных тонах.
– Нам уже давно восемнадцать! Неужели не видно?!
– Девушки, к сожалению, я не могу пропустить вас без документов.
– А если я тебя поцелую? Оценишь возраст по навыкам.
Еще чего! Торопливо поднимаюсь по ступеням и вмиг оказываюсь рядом с Котом:
– Вход только по паспорту! То, что вы не понимаете с первого раза, уже дает прекрасную оценку вашему возрасту!
Колючие взгляды ярко накрашенных глаз впиваются в меня. Любительница поцелуев, стоящая ближе всех к двери, презрительно кривит губы:
– Тебе самой сколько, деточка? Пятнадцать? Тебя-то как пустили?
– Она спит с моим боссом.
Медленно поворачиваю голову, я едва не раздавила стаканчик с чаем. Вылить его, что ли, на голову этому шутнику, чтобы мозг подогреть? Богдан сжимает губы, пряча улыбку. Обхохочешься, как смешно.
– Отойдите от входа! – грозно бросаю я.
– Стерва!
– Дура!
Расстроенные девушки продолжают возмущаться по пути к далеко и надолго, а я все сверлю Богдана взглядом. Он засовывает руки поглубже в карманы куртки и тяжело вздыхает:
– Ты что-то хотела, Бо?
– Уже передумала!
Спускаюсь на одну ступеньку, но меня останавливает сухой громкий кашель. Вот же! Разворачиваюсь и протягиваю Богдану стаканчик.
– Что это?
– Богдан, знакомься, это чай. Чай, это Богдан. Пообщайтесь друг с другом.
Кот удивленно вскидывает брови, и его лицо светлеет.
– Ты принесла мне чай?
– Там крысиный яд. Хочу убрать тебя, чтобы больше не распространял обо мне грязные слухи.
– Извини. – Он стыдливо отводит взгляд. – Гратис, конечно, хорошая приманка, но большинство его фанатов – размалеванные школьницы, которых нельзя пропускать. У меня уже крыша едет.
– Проехали, – произношу спокойнее. – Ты возьмешь чай или нет?
Богдан берет стакан из моих рук и подносит его к губам. После первого глотка окаменевшие мышцы на его лице расслабляются, а после второго появляется улыбка.
– Спасибо, Бо, это то, что мне нужно.
– Пожалуйста. Ты фигово выглядишь.
– А вот ты прекрасно. Черный тебе идет. В хорошем смысле.
Комплимент попадает в цель, и я снова чувствую, как теплеют щеки. Что за дела? Пусть перестанет! Холодный ветер намекает, что пора уходить, но я его не слушаю. Надеваю куртку как следует и запахиваю ее на груди.
– Кот, тебе бы домой. Отлежаться и полечиться.
– А кто тогда будет сортировать народ?
– Больше некому, что ли?
– Бо, все нормально, не волнуйся. Простуда не самое страшное, что со мной случалось.
Ох уж эти мальчики. Такие все из себя сильные и непоколебимые. Простуда им нипочем, но как только увидят на градуснике тридцать семь и один, тут же вызывают «Скорую». И я не волнуюсь! С чего бы это? Внутренний ехидный голос задает один очень неудобный вопрос: «А что тогда ты здесь делаешь, идиотка?» И правда, что?
– Как там внизу? – спрашивает Богдан и прихлебывает чай. – Где Егор?
– Внизу шумно и людно. Егор где-то бегает, решает дела и готовится к выступлению короля загадок.
– Гратис не очень тебя впечатлил, да?
– У него прикольная музыка, но все эти загоны с маской и остальным немного подбешивают. А тебя разве нет?
– Не особо. Когда я провожал его в прошлый раз, то не услышал от него ни слова. Кто знает, что он прячет под маской? Может, это всего лишь способ защитить себя настоящего от осуждения?
– Если ты не можешь показать себя настоящего, то вообще не стоит высовываться.
– Когда ты стала такой жестокой, Бо?
– Ты знаешь когда… – еле шевелю губами.
Молчание тонет в гуле голосов за решеткой и в шуме улицы. Кожа на руках покрывается мелкими мурашками. Близкие и знакомые серые глаза смотрят с нескрываемой тоской. Это невыносимо. Кажется, пора уходить.
– Так странно снова говорить с тобой, – внезапно выдает Кот. – Вроде бы ты такая же, но нет. Многое изменилось. Ты изменилась.
– Мы все меняемся, хотим этого или нет.
– А ты хотела?
– Да. Раньше я была слишком слабой и доверчивой.
– Это не так, Лисенок. Ты никогда не была слабой.
– Я позволяла людям делать мне больно – это слабость.
– Ты была доброй и никому не хотела причинять боль, – спорит он.
– И страдала сама! Как думаешь, каково это?
– Я знаю, каково это.
Пауза затягивает нас в воронку воспоминаний. Не знаю, о чем думает Кот, но я снова там – на выпускном вечере за дурацкой трансформаторной будкой. Почему все сложилось именно так? Был ли другой путь? Куда бы он привел?
– Как ты вообще, Бо? Как дела в целом? Вижу, что у тебя хорошие друзья. Темыч по-прежнему за тебя горой, а эта девочка-брюнетка вроде веселая.
– Все отлично, мне не на что жаловаться.
– Это хорошо, – кивает Богдан. – Как с учебой? Ты так рвалась в универ. Нравится?