Маруся, Вадик и Богдан вздыхают и хватают коктейли. В глазах друзей пляшут смешинки, а щеки краснеют. Кажется, нас ждет еще три веселые истории.
– Ничего, Лисецкая, сегодня мы исправим этот пробел. С нами можно. За следующую партию напитков плачу я. – Вадик поднимает руку, приглашая к столику официанта.
Богдан касается моего плеча, привлекая внимание, но я не в силах посмотреть ему в глаза. Лирическая мелодия о первой любви на струнах моей души звучит слишком громко.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спрашивает он.
– Ты помнишь, что обещал довести меня до общаги?
– Хоть на край света.
– Так далеко не обязательно.
– Лисенок…
– Ммм?
– Классный вечер, да?
– Да, побольше бы таких…
Глава 16Богдан
Ловлю Бо на выходе из кафе и крепко сжимаю ее плечи, не давая кувыркнуться через ступеньку.
– Ой, – пищит она, – земля шатается.
– Ага, земля.
Пытаюсь застегнуть замок на куртке Богданы, но она отталкивает меня.
– Мне не холодно!
– Я знаю, но лучше застегнуться.
– Нет! – заявляет она и пытается меня обойти.
– Лисенок, иди сюда, – строго произношу я.
– Тебе надо, ты и иди, – хохочет Бо и отбегает в сторону.
Слышу тихие смешки друзей и вздыхаю, прикрывая глаза. Чувствую, следующие полчаса станут самыми незабываемыми и веселыми в моей жизни.
– Справишься? – интересуется Маруся, повисая на Вадике.
Переглядываюсь с другом, и он с сочувствием кивает. Ему предстоит то же самое, что и мне, только ловить никого не нужно. Хотя как знать? Девушки навеселе – непредсказуемые создания. В один момент они ласковые и добрые, в другой превращаются в посланниц ада, а в третий уже маленькие плаксивые дети. Жесть…
– Конечно, – уверенно отвечаю я и ищу взглядом Богдану.
Она кружится на месте, раскинув руки в стороны, и едва не наступает себе на ноги:
– Давайте еще погуляем! Ночь такая чуде-е-есная!
Подбегаю и обнимаю ее, предотвращая возможное падение.
– В ногах запуталась, – смеется она. – Они у меня та-а-акие длинные.
Богдана поднимает ногу, вытягивая носок, и смотрит так, словно видит ее впервые. Главное – не ржать, за такое можно и по башке получить.
– Очень длинные, – отвечаю я, не в силах скрыть улыбку.
– Как шарф у исторички, помнишь? Он за ней по полу всегда таскался. И как она об него не спотыкалась? Магия?
– Да, Бо, она ведьма! – Лучшее, что я могу делать, это соглашаться с ней. – Попрощаемся с ребятами?
– Но я не хочу с ними прощаться, – мрачно произносит Богдана.
– Всего лишь до завтра. Мы немного поспим, а потом снова соберемся вместе.
– Правда?
В ее глазах столько надежды, что я готов пообещать ей что угодно. Крепче сжимаю ее в объятиях и жалею, что не умею останавливать время. Сейчас Бо смотрит на меня так, как раньше. Ни капли сомнения в голубой радужке глаз, но легкий туман дает понять, что она только наполовину со мной. Хочется думать, что это честная половина, настоящая. Та, которая не опирается в своих решениях на правила монохромного мира.
– Правда, – отвечаю я и отпускаю ее.
Богдана бежит к друзьям. Шевчуку достается поцелуй в щеку, а Марусе целых три. Еще минут пять уходит на обсуждение следующей встречи, и мы наконец-то расходимся в разные стороны, договорившись завтра повторить. Вранье, конечно, но сегодня все настроены очень серьезно.
Неугомонный Лисенок уносится вперед и влезает на бетонный выступ на краю аллеи, которая ведет к центральной улице города. Бегу следом и поднимаю руки, сооружая страховку.
– Я похожа на воздушного акробата? – спрашивает она, медленно переставляя ноги.
– Очень похожа, а теперь слезай оттуда.
– Не хочу.
– Да что ж ты такая…
Богдана останавливается и смотрит на меня сверху вниз, прищуривая глаза:
– Какая?
В голове вертится десяток ответов, но ни один из них я не могу произнести. Какая она? Офигенная. Для меня так точно. Она просто… моя. По-другому никак не объяснить. И она ведь тоже это чувствует, иначе бы не вела себя так раскованно и свободно.
Обхватываю ноги Бо выше колен. Она упирается ладонями в мои плечи и визжит, когда я стаскиваю ее с парапета:
– Отпусти! Отпусти меня!
– Не-а, – запрокидываю голову, чтобы видеть ее лицо, – идти нормально ты не хочешь, значит, я тебя понесу.
– Я пойду! Опусти, я же тяжелая. Ты меня уронишь!
– Никогда, Бо.
Между нами замирает ночной ветер, прислушиваясь к громкому стуку моего сердца. Безмолвие ранней весны оставляет этот момент только нам двоим. Богдана водит взглядом по моему лицу, и я практически ощущаю ее нежные прикосновения. Она расслабляет руки и соскальзывает вниз. Все еще держу ее на весу, но наши лица теперь точно напротив друг друга. Так близко, что я чувствую на коже ее дыхание. Бо касается кончиками пальцев моих щек, завороженно наблюдая за своими действиями. Застываю в неведении, боюсь спугнуть и испортить момент. Утопаю в океане наших чувств и уже не могу отличить, откуда они… Из прошлого или уже из настоящего?
– Ты помнишь наш первый поцелуй? – внезапно спрашивает Бо севшим голосом.
– Конечно, помню.
Она проводит большим пальцем по моей нижней губе и рубит меня на части следующим вопросом:
– Тебе понравилось?
– Очень. Это лучший поцелуй, который у меня был.
– А с Оксаной?
Имя Ромашовой вгоняет в ледяной ступор. Неужели Богдану до сих пор волнует эта идиотка?
– Я… – замолкаю, судорожно пытаюсь подобрать нужные и правильные слова.
Богдана опускает ладонь и сжимает пальцами мою шею, будто собирается придушить.
– Я ее ненавижу, – сквозь горечь и боль выдавливает Бо, – и тебя ненавижу за то, что вы встречались. И себя тоже ненавижу, потому что была такой глупой!
– Лисенок… – выдыхаю я, опуская ее на землю. – Все это в прошлом. Да, мы все накосячили, и я больше всех, но сейчас…
Слезы в голубых глазах блестят, точно лезвие клинка, который готовится отсечь мне голову. Крепко прижимаю Богдану к себе, холодный нос утыкается в мою шею.
– Бо, сейчас все по-другому. Нет никакой Ромашовой. Нет никого, кто встал бы у нас на пути.
– Я же верила ей, Кот, – всхлипывает она. – Я считала ее самой лучшей подругой. Она знала все. Все, понимаешь?! Как я любила тебя, как ты мне дорог. И она заставила меня смотреть на то, как вы…
Глажу ее по волосам и целую в макушку, раскачиваясь из стороны в сторону в надежде, что это поможет:
– Тише-тише. Не плачь, Бо. Прошу тебя.
Никогда не подумал бы, что мне будет так больно видеть чьи-то слезы. Я пропускаю через себя чувства Бо, и меня едва ли не выворачивает от агонии сожалений. Я был настоящим идиотом. Думал, раз мы тогда все выяснили, то произошедшее легко можно забыть и шагать дальше, но оказалось, нельзя! Нельзя, потому что индикатор боли у всех разный. Это я почти непрошибаемый, но она… Моя маленькая девочка… Мой нежный Лисенок… Она все принимает близко к сердцу, и я разбил его, оказавшись бесчувственным слепцом. Не уверен, что можно обнимать еще крепче, но я пытаюсь и шепчу, точно в бреду:
– Прости меня. Прости, родная. Пожалуйста…
Богдана сжимает ткань моей куртки и шумно выдыхает:
– Я тоже виновата. Считала, что знаю, как правильно жить, и все время поучала тебя, не желая ничего слушать. Прости меня, Кот. Я просто хотела быть для тебя важной. Самой важной. Хотела быть всем сразу: другом, девушкой и близким человеком, которому можно доверять, но я этого не заслуживала.
– Это не так.
– Так, и ты это знаешь. Я все время думала о нашем будущем, не интересуясь твоими желаниями. Я была эгоисткой. Ты, кстати, тоже. Мы друг друга стоили.
– Лисенок, у нас еще может быть будущее. В этот раз мы точно справимся.
– Не знаю… – шепчет она.
Нет, нет, нет. Я должен объясниться, должен все исправить.
– Бо, я очень боялся потерять тебя. Так сильно, что в итоге разделился на два Богдана. Один был только твоим, а второй… – Крепко зажмуриваюсь, сжимая зубы до боли в мышцах. – Больше я не совершу этой ошибки. Я расскажу все, что ты хочешь знать, выслушаю все, что захочешь сказать, только не отворачивайся от меня снова. Ты нужна мне. Очень нужна.
Богдана медленно освобождается от моих объятий. Кто бы знал, как тяжело ее отпускать, но я понимаю, что ей нужно немного пространства, чтобы сбросить эмоциональный груз, который мы только что вытащили из глубины наших душ.
Черт! Как же трудно быть правильным. Единственное, чего мне сейчас по-настоящему хочется, так это поцеловать ее, как тогда в первый раз на Маруськиной кухне. Поцеловать и улететь в космос. Ощутить невесомость и забыть обо всем.
– Мне нельзя пить, – нервно усмехается Бо, вытирая слезы.
– Ничего страшного. Я никому не скажу, что ты рыдающая воздушная гимнастка.
– Спасибо.
Бо поднимает голову и смотрит мне в глаза. Надежда освещает пространство вокруг, а груз, давивший так долго, наконец-то исчезает, позволяя расправить плечи.
– Пожалуйста, Лисенок, ты же знаешь, я всегда на твоей стороне.
Она отводит взгляд в сторону, свет гаснет:
– Не всегда.
– С этого момента всегда, – высекаю новую искру силой собственного голоса.
– Мне нужно вернуться в общагу, пока она не закрылась. Который час? – устало спрашивает Богдана.
Достаю телефон из кармана и смотрю на дисплей:
– Без семи минут двенадцать. Во сколько начинается комендантский час?
– Через семь минут…
– Бежим? – предлагаю я и протягиваю ладонь.
На лице Бо появляется слабая улыбка, а после в моей руке оказывается маленькая холодная ладошка.
– Если я упаду…
– Не упадешь!
Свежий ветер в лицо, огонь в легких. Добираемся до входа в общежитие и несемся к дверям, держась за руки. На ходу проверяю время – одна минута. Остается не больше метра до заветной цели, как вдруг из тени в свет фонаря выходит высокая фигура. Руки глубоко спрятаны в карманах, суровость на лице заставляет резко затормозить. Егор смотрит мне в глаза, переводит взгляд на наши с Бо руки, а потом на ее лицо.