Сейчас подошел почти неслышно, остановился, бросая взгляды по сторонам, Мрак ощутил его не только по шороху роскошного халата, но и аромату дорогих масел.
– Ваше Величество?
– Ну? – спросил Мрак.
Хугилай ответил шепотом:
– Я видел, вы общались с Ролдертом. Как он?
Мрак ответил вяло:
– Переговорил. Не быть ему тцаром в Куявии. Слишком о стране заботится, о мире, а тцары больше смотрят, как усидеть на троне, хапануть что-то у соседей, искоренять тех контов, что поднимают головы.
Хугилай вздохнул.
– До меня тоже такие слухи доходили. Но, может быть, такой тцар и нужен?
Мрак вздохнул.
– И все-таки я вот думаю, правильнее поддержать Светлану. В конце концов, это же не она велела своим послам отправить меня к праотцам!.. А так вообще-то о стране радеет.
Хугилай покачал головой.
– Да, но… все равно отвечает правитель. За все в своей стране.
Мрак махнул рукой.
– Недоразумение. Прощаю. Мало ли кто пытался лишить меня жизни.
Он умолк, не рассказывать же про Фагимаса, что так долго гонялся за ними и пытался убить, что в конце концов стал самым верным соратником.
Хугилай искоса взглянул в хмурое лицо правителя Барбуссии.
– Ладно, пусть идет, как идет. Если Ролдерт сумеет свергнуть дочь Додона, пусть… Правитель, который чтит законы, не опасен для Барбуссии. А мы должны думать прежде всего о своей маленькой стране и ее безопасности!
Мрак подумал, покачал головой.
– Он мне нравится. Но Светлану свергать не дам.
Хугилай сказал встревоженно:
– Ваше Величество!.. У него войско больше, чем всех жителей Барбуссии, считая тараканов в их домах.
– Все равно, – ответил Мрак упрямо. – Не дам – и все. Ты иди, строй козни и прочие непотребства, раз ты на такой должности. А я тут буду мед-пиво, хотя ни того, ни другого не вижу.
– Принести?
Мрак отмахнулся.
– Сам найду. Иди!
Он вздрогнул, наперерез ему чуть ли не бегом метнулась Мелигерда, лицо бледное, глаза расширены в тревоге.
– Мрак, – вскрикнула она. – Ты меня избегаешь?
Он пробормотал:
– Ну что ты… Просто здесь, ты же видишь… Все как-то и не знаешь, что надо…
– Мрак, – сказала она требовательно. – Я здесь. И я в долгу!.. Ты спас не только меня, помнишь?.. Так что я рядом, что бы ты ни задумал!
Он сказал с вялым протестом:
– Мелигерда, никто вроде бы не нападает. А я сижу тихо, малым нельзя затевать что-то среди таких чудищ.
Она сказала решительно:
– Я сняла комнату в купеческом доме на той же улице, что и дворец. Уже знаю, с тобой женщин нет, так что сегодня ночуешь у меня. Если вздумаешь ночью выйти… я пойду с тобой.
Он охнул:
– Мелигерда!.. Что с тобой?.. Я ночью сплю!
Она покачала головой, не сводя с него испытующего взгляда.
– А как же звездное небо?
– Ну-у, – протянул он, лихорадочно подыскивая ответ, – на небо буду дома, когда вернусь. А сейчас надо по сторонам да за карманы держаться.
Она покачала головой.
– Ночью спят только хорошие люди. А злодеям и прелюбодеям любая ночь краше дня.
– Ну так чего…
Она пояснила так уверенно, словно получила эту истину с молоком матери:
– Когда злодеи на тцарской службе, они уже не зовутся злодеями.
Мрак поморщился, но кивнул.
– В хорошее время живем, верно?
– Я буду ждать, – сказала она твердо.
Он попытался придумать что-то весомое, но не получалось, только и промямлил:
– До вечера еще дожить бы.
– Ты герой, – напомнила она. – С тобой и весь мир доживет.
И, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла так же быстро и решительно обратно.
Мрак проводил ее взглядом, что-то как-то не получается держаться, как хотелось бы. Да и непонятно, как хотелось бы, никогда с ним так не разговаривали, да и он никогда еще не терялся вот так, когда женщина смотрит на тебя прямо и ждет уверенного мужского ответа.
Затрещали кусты, выметнулась с выпученными глазами Хрюндя, счастливая и озорная – здесь можно грызть все и рыть норы везде, в длинном прыжке нацелилась на его колени.
– Ах ты ж моя лапочка, – сказал Мрак с нежностью, – да люблю я тебя, люблю…
Он присел и расставил руки, Хрюндя красиво и мощно прыгнула с разбегу, он подхватил на лету, Хрюндя счастливо запищала и прижалась к его груди.
Не поднимаясь, он перевернул ее на спину и начал почесывать толстое пузико, белое и нежное, а Хрюндя довольно засопела и раскинула лапки пошире.
Потом она сама подставила горбатую спинку, довольно захрюкала.
Он уже хотел подняться и вернуться с Хрюндей в терем, как на тропинке показался Громланд, возвращается с двумя контами, что-то жарко обсуждают.
Подняться и уйти, еще подумает, что боюсь с ним общаться, ладно уж, пусть пройдет мимо, однако Громланд, оставив контов, свернул к нему и остановился, глядя сверху довольными глазами, явно что-то получил в переговорах.
– Странная какая-то у вас жаба, – сказал он оценивающе. – У них хребта не нащупаешь, а у этой вон какой от головы до задницы… Уже почти гребень. Да и сама крупнее барсука!..
– Я сам крупный, – напомнил Мрак.
Громланд окинул его уважительным взглядом.
– Ну да, а жаба просто толстая…
– Где толстая? – спросил Мрак с неудовольствием. – Это не толстая!.. Просто крепенькая девочка. Широкие кости. Я тоже не худой.
Громланд сказал тем же благосклонным голосом человека, которому все удается:
– Да, чем-то похожи. Основательные такие. Что ухватите, то не отнимешь.
– Мы с Хрюндей добрые, – согласился Мрак. – На чужое не заримся, свое не отдадим.
– А свое у вас везде, – подсказал Громланд, – где находите? Правильная вообще-то философия. Для тцаров. Хоть и не годится для вашей маленькой державы.
При слове «державы» усмехнулся и прошел дальше быстрыми упругими шагами полного сил воина.
Мрак вздохнул. Вообще-то и то, что у него есть, совсем без надобности. А что надобно, непонятно. Раньше все было ясно: уцелеть, а потом спасти мир. Но все удалось, а теперь вот, оказавшись без цели, все трое не то растерялись, не то как-то затормозили в поисках, потому что непонятно, что делать.
Он хмыкнул: а почему надо? Вон все вокруг не ломают головы над такими задачами. И вообще ни над какими. Просто живут, как говорят. Не-е-ет, старые люди не зря говорили, что человек создан Родом для какой-то особой сложной задачи… Но поди ж узнай его мысли!
Громланд скрылся из виду, Мрак подхватил Хрюндю на руки и поднялся. Главное стараются сказать напоследок, чтобы лучше запомнилось, а напоследок Громланд сказал, что у него маленькая держава, намек на то, что для выживания нужно к кому-то примкнуть, иначе затопчут.
День прошел в тягостных раздумьях, чувствовал себя не в своей тарелке, такое больше свойственно Олегу, тот всегда во всем сомневается, мямлит «с одной стороны… но вот с другой», а для него все и всегда было просто и ясно, как светлый день под чистым небом и сияющим солнцем.
А вот теперь да, он уже как настоящий тцар размышляет и взвешивает, как правильно, а как еще правильнее, но так, чтоб без членовредительства, тцар должон быть не только справедливым, но и милосердным.
Но быть милосердным себе в ущерб тоже как-то неправильно. Хотя, если дело касается женщин, то без ущерба не обойтись, надо как-то так, чтоб ущерба поменьше, но и чтоб их не обидеть…
Хугилай несколько раз являлся с донесениями и новостями, Мрак выслушивал, хмыкал, кивал, дескать, ты прав, паши дальше во славу нашей великой, хоть и мелкой державы, а я вот помыслю о высоком, о небе то есть, где звезды видят все, а кому-то и подсказывают.
Как ни долго тянулся день, но все-таки кончился, Мрак с облегчением спихнул с груди дремлющую Хрюндю, шлепнул по толстому заду.
– Беги играй, а то не вырастешь!
Хрюндя с обидой смотрела, как он слез с постели, выпрямился, распрямляя спину, огромный и сильный, вздохнула и потащилась в комнату, где Манмурт в свободное от нее время упражняется с мечом.
Глава 15
В флигеле тишина, Манмурт спит, укрыв Хрюндю одеялком и прижав к себе толстенькое разомлевшее тельце, Хугилай еще не вернулся, окно закрыто и заперто на крючок, воздух спертый, застоявшийся.
Мрак вышел, закрыл дверь, пусть спят, вернулся в свою комнату и сел на постель. Мелькнула простая человеческая мысль раздеться и лечь, как все люди, но он сейчас не людя, а государь, может проспать что-то важное, вон в первую ночь какой-то мохнатый гад тайком наблюдал за ними, но что сказать хотел, так и не сказал, дурак.
Весь день нарастало тягостное чувство близкой опасности, неприятное тем, что не знаешь, откуда ударят, а сейчас выросло так, что загораживает собой весь белый свет и лежит на душе тяжелым камнем.
Из открытого окна в его комнату вваливаются волны нагретого воздуха, к запахам сада примешиваются ароматы дорогих вин, чуткий слух иногда улавливает голоса, по освещенным факелами дорожкам прогуливаются гости, важные и степенные, плетут, плетут, плетут. Дипломаты если и заговорят о бабах, то и тогда что-то вызнают, просчитывают, ищут, на чем можно подловить собеседника и взять на крючок.
Ладно – мелькнула мысль, Мелигерда сказала, что ждет его этой ночью. Правда, в его душе все выгорело, даже былинки не найти, один пепел и чувство огромной потери. Пусть не та гора, вдавливающая его в землю, но все же тяжелый камень. Там, в Барбусе, мог не то чтобы забыть, но чем-то всегда был занят, а здесь, в Куябе да еще в самом дворце, где она рядом…
Он вздохнул, поднялся, тело как будто и не чувствует тяжести, у души свои заботы, а вот оно всегда готово бить и получать сдачу, чтобы ударить еще сильнее.
Он протянул руку за топором, но все стражи сбегутся, как только увидят, вздохнул и взял лук Ликии – это безобиднее, на ночных птичек решил поохотиться, у звездочетов свои причуды.
Небо темное, звезды спрятались за тучами, но дорожки из розового камня ярко освещены факелами, на перекрестках полыхает смола в бочках, багровый свет захватывает и ближайшие деревья, делая и без того осеннюю листву огненно-красной, словно забрызганной кровью.