Ним никак не прореагировал на это замечание и продолжил:
— В нашей компании мы должны взять за правило постоянно провозглашать то, что известно каждому сидящему за этим столом. На прошлой неделе наша предельная нагрузка составила двадцать два миллиона киловатт, а годовая потребность вырастает на один миллион киловатт. Значит, если так пойдет дальше, уже через три года наши резервы окажутся минимальными, а через четыре их не останется вовсе. Как же тогда справиться с надвигающейся проблемой? Да никак. Ведь даже дураку ясно, чего нам ждать. Через три года каждый жаркий день будет отмечен отключениями, а через шесть лет каждый летний день придется сидеть без электричества. Нам нужно построить еще несколько новых электростанций. Мы должны разъяснить общественности, с чем мы столкнемся, если их не построим.
Воцарившееся молчание нарушила ван Бэрен.
— Мы-то все знаем: каждое только что прозвучавшее слово — истинная правда. Так почему же тогда не донести ее до всех? Тем более что на следующей неделе представится такая возможность. Во вторник Ним приглашен участвовать в телевизионной шоу-программе «Добрый вечер», у которой высокий зрительский рейтинг.
— Как жалко, что на тот вечер у меня намечены другие дела, — пробурчал Паулсен.
— Я совсем не уверена, что нам надо действовать столь прямолинейно, — заметила Шарлет Андерхилл. — Вряд ли стоит напоминать присутствующим, что нами уже подана заявка на увеличение тарифа на электроэнергию и сейчас она рассматривается. И вообще, мы остро нуждаемся в дополнительных доходах! И я не хочу, чтобы наши шансы оказались под ударом.
— Откровенность лишь улучшит наши шансы, — заметила ван Бэрен.
— Вовсе в этом не уверена, — покачала головой вице-президент по финансам. — А еще я считаю, с заявлением, которое мы сейчас обсуждаем, должен выступать, если мы так решили, президент компании.
— Позвольте мне одну ремарку, — мягко вклинился в разговор Эрик Хэмфри. — Мне предложили выступить в шоу-программе «Добрый вечер», но я решил поручить это Ниму. Мне кажется, он весьма успешно справляется с такими поручениями.
— Ним проделает это куда успешнее, — заметила вице-президент по связям со СМИ, — если мы дадим ему карт-бланш, чтобы честно рассказать об ожидающих нас жутких аномалиях, вместо того чтобы настаивать на проведении умеренной линии, как мы это обычно делаем.
— И все же я сторонник умеренной линии. — Таково было мнение еще одного ветерана — Фрейзера Фентона, который носил титул президента, хотя основной сферой его деятельности было использование газа на предприятиях компании. Это был сухопарый, лысеющий, аскетичного вида человек. — Не все мы, Тесс, разделяем ваши мрачные прогнозы на будущее. Я вот уже тридцать четыре года тружусь в компании, за это время пришлось иметь дело с разными сложными проблемами, которые возникали, а потом разрешались. Думаю, мы так или иначе решим и эту проблему с нехваткой мощностей…
— Каким же образом? — перебил его Ним Голдман.
— Позвольте мне закончить, — сказал Фентон. — И еще пару слов насчет оппозиции. В данный момент мы действительно сталкиваемся с организованным противодействием всему тому, что мы стараемся реализовать, будь то строительство новых электростанций, увеличение тарифов на электроэнергию или скромное повышение дивидендов для наших акционеров. Но я убежден, что по большей части это — сопротивление нашим планам и охота за наживой — со временем пройдет. Это ведь мода, а мода недолговечна. Постепенно причастные к этому круги выдохнутся, и как только это случится, все вернется на круги своя, когда наша компания и ей подобные действовали, как им заблагорассудится. Вот почему я считаю, что нам следует придерживаться умеренной линии, чтобы без нужды не будоражить людей и не возбуждать антагонистических настроений.
— Я разделяю эти взгляды, — заметил Стюарт Айно.
— Я тоже, — добавил Рей Паулсен.
Ним встретился взглядом с Терезой ван Бэрен и понял, что их мысли совпадают. В таком бизнесе, как предоставление платных услуг населению, Фрейзер Фентон, Айно, Паулсен и многие другие принадлежали к иному поколению, которое сделало карьеру в не столь суровые времена и теперь никак не желало признать, что те времена ушли безвозвратно. Эти люди в большинстве своем ссылались исключительно на собственный возраст и, продвигаясь по служебной лестнице, так и не узнали, что такое жесткая, а временами и смертельная конкуренция, ставшая привычным делом в других отраслях промышленности. Личное благополучие Фрейзера Фентона и иже с ним стало для них священной коровой. Им совсем не надо было отправляться на поиски какой-то чаши Грааля, поэтому своим собственным бытием они противились тому, что, на их взгляд, могло нарушить их жизненные устои.
Между прочим, такой подход не был безосновательным. Ним часто дискутировал на эту тему с некоторыми более молодыми руководителями компании. Во-первых, крупные предприятия по обслуживанию населения по своей сути были монополистами, их обходило стороной повседневное соперничество на рынке. Вот почему такого рода компании иногда напоминали государственные бюрократические структуры. Во-вторых, такие компании, как «Голден стейт пауэр энд лайт», на протяжении почти всей истории существования обладали весьма благоприятным рынком сбыта продукции, они могли диктовать потребителям свои условия, продавая продукции столько, сколько позволяли их мощности, чему способствовали богатые источники дешевой энергии. Лишь в последние годы стала ощущаться нехватка сырья, из-за чего цены на него подскочили. Тогда встал вопрос о жестких непопулярных решениях, связанных с повышением тарифов на электроэнергию. Правда, и прежде им не приходилось вступать в ожесточенные схватки с непримиримыми, умело руководимыми группами оппозиции в защиту интересов потребителей и окружающей среды.
Именно с такими глубокими переменами отказывались согласиться или по крайней мере отнестись к ним с определенной долей реализма большинство высших руководителей компании, что постоянно подчеркивали Ним Голдман и его единомышленники. (Уолтер Тэлбот, с грустью вспомнил Ним, представлял собой редкое исключение.) Что касается старожилов компании, они считали Нима и ему подобных нетерпеливыми выскочками и даже смутьянами, но поскольку в количественном отношении представители старшего поколения были в большинстве, их точка зрения обычно брала верх.
— Признаться, меня мучают сомнения, — обратился Эрик Хэмфри к собравшимся. — Я и сам не уверен, надо ли добавлять остроты в наши заявления, адресованные общественности. Лично я против такого подхода, однако иногда начинаю понимать, чем руководствуется противная сторона. — Тут президент, слегка улыбнувшись, посмотрел на Нима: — Мне кажется, у вас иной взгляд на вещи. Есть что-нибудь добавить?
Ним замешкался. Потом проговорил:
— Пожалуй, разве только вот что. Когда начнутся серьезные отключения электроэнергии — я имею в виду долговременные и часто повторяющиеся неполадки, а этого не избежать через несколько лет, — нас похоронят под обвинениями, и тут уж никого не будет интересовать, что было и чего не было за минувший период времени. Пресса станет нас распинать, равно как и политики, им не привыкать к роли Понтия Пилата. А потом посыплются обвинения и со стороны общественности, и наверняка люди станут задавать вопрос: «Почему вы нас не предупредили об этом заранее?» Я согласен с Терезой — сейчас для этого самый подходящий момент.
— Думаю, надо поставить этот вопрос на голосование, — объявил Эрик Хэмфри. — Прошу голосовать поднятием руки. Пожалуйста, кто за более жесткую линию?
Таковых оказалось только трое — Тереза ван Бэрен, Ним и главный консультант компании Оскар О’Брайен.
— Кто против?
На этот раз руки подняли восемь человек. Эрик Хэмфри удовлетворенно кивнул.
— Я присоединяюсь к большинству, а это означает, что мы будем продолжать следовать линии, которую кто-то из вас назвал «умеренной».
— А вы уж, черт возьми, постарайтесь выступать в этом духе на ток-шоу по телевидению, — предостерег Нима Рей Паулсен.
Ним окинул Паулсена злобным взглядом, но промолчал.
На этом совещание закончилось, и его участники разбились на маленькие группы — по двое, по трое, чтобы обсудить свои, более узкие проблемы.
— Всем нам время от времени полезно ощутить горечь поражения, — весело заметил Эрик Хэмфри, когда они с Нимом выходили из конференц-зала. — Немного смирения порой не повредит.
Ним никак не отреагировал. Накануне сегодняшнего совещания он размышлял о том, способен ли старожил компании изменить свой закоснелый взгляд на средства массовой информации после событий на прошлой неделе. Теперь он знал ответ. Ниму тоже хотелось, чтобы его поддержал президент. Ним знал, что если бы речь шла о вопросе, по которому у Эрика Хэмфри были твердые убеждения, никакое голосование не заставило бы его от них отказаться.
— Зайдите ко мне, — сказал президент Ниму, когда они приблизились к своим кабинетам, расположенным по соседству, через холл от конференц-зала. — Хочу попросить вас подключиться к одному делу.
Хотя кабинет президента, представлявший собой анфиладу комнат, был более просторным, чем расположенные на этом этаже кабинеты других руководителей, в общем и целом он соответствовал относительно спартанскому стилю, принятому в компании «ГСП энд Л». Таким образом, у посетителей должно было складываться впечатление, что деньги акционеров и потребителей расходуются на серьезные вещи, а не на всякую ерунду.
По обыкновению, Ним направился в ту часть кабинета, которая была уставлена удобными креслами для отдыха. Направившись к своему рабочему столу, Эрик Хэмфри взял какую-то папку и подошел к Ниму.
Хотя было еще светло и из окон открывался чудесный вид на город, шторы почему-то были опущены и в помещении горел свет. Президент всегда уходил от вопросов, почему он предпочитает работать при искусственном свете. Правда, кое-кто предполагал, что, несмотря на тридцатилетнюю разлуку с Бостоном, он продолжал тосковать по родному городу, а примириться с чем-либо было не в его правилах.