Но она не отказалась.
Статья Нэнси Молино появилась-таки на самом видном месте редакционной страницы.
Капитаны, короли и… мистер Голдман «ГСП энд Л»
Интересно было бы узнать, что значит иметь в своем распоряжении вертолет, который доставит вас, куда вам только заблагорассудится, пока вы наслаждаетесь полетом в мягком кресле.
Большинству из нас не суждено испытать столь экзотичное удовольствие. Избранниками судьбы оказываются президент Соединенных Штатов, британская королевская семья, покойный Говард Хьюз, иногда папа римский и, разумеется, некоторые высокопоставленные чиновники из широко известной компании «Голден стейт пауэр энд лайт». Например, мистер Нимрод Голдман.
«Почему Голдман?» — возможно, спросите вы.
Наверное, потому, что мистер, являющийся вице-президентом «ГСП энд Л», слишком важная персона, чтобы ездить на автобусе, хотя он и был специально заказан «Голден стейт пауэр энд лайт» и отправлялся по тому же маршруту на следующий день. К тому же в нем было много свободных мест. Он же предпочел вылететь вертолетом, который…
Она понаписала там еще кое-что, присовокупив фотографию принадлежащего «ГСП энд Л» вертолета и не самый удачный портрет Нима, который позаимствовала скорее всего из газетного архива.
Но особенно уничтожающим был абзац, в котором говорилось:
Потребители электроэнергии и газа, и без того озабоченные высокими счетами компании, которым уже объявили о новом повышении тарифов в скором времени, возможно, заинтересуются, как тратит их деньги полугосударственная компания «ГСП энд Л». Если бы руководители типа Нимрода Голдмана ездили, как все мы, не особенно роскошествуя, полученная экономия вместе с другими сбережениями помогла бы сдержать постоянный рост тарифов.
В середине второй половины дня Ним сложил газету и отметил эту статью, затем передал ее секретарше Эрика Хэмфри.
— Покажите президенту. Он все равно ее увидит, так пусть уж получит из моих рук.
Через несколько минут Хэмфри вошел в кабинет Нима и швырнул на стол газету. Он был зол, как никогда, и, к удивлению Нима, повысил голос:
— Ради Бога, о чем вы думали, когда втянули нас в эту пакостную историю? Неужели вам не известно, что комиссия по деятельности компаний по энергоснабжению как раз рассматривает наше предложение о повышении тарифов и уже в течение нескольких дней вынесет решение? Ведь это вызовет всеобщее возмущение. Они были бы рады перерезать нам глотки.
Ним тоже не скрывал своего раздражения.
— Конечно же, мне это известно. — Он жестом указал на газету. — Я вне себя, как и вы. Но эта чертовка журналистка выхватила нож для снятия скальпа. Если бы она не вцепилась в эту историю с вертолетом, нашлось бы что-нибудь еще.
— Совсем не обязательно. Она могла и ничего не найти. Пользуясь вертолетом столь опрометчиво, вы подкинули ей такой лакомый кусок.
Ним мог возразить, но решил проявить выдержку. Он усвоил, что соглашаться с несправедливыми упреками — составная часть его работы как заместителя. Всего две недели назад президент на неофициальной встрече сказал своим старшим помощникам: «Если вы можете сэкономить половину рабочего дня на разъезды, выполнив собственную работу быстрее и эффективнее, воспользуйтесь одним из вертолетов компании. В конечном счете это выйдет даже дешевле. Я понимаю, что эти вертолеты предназначены для инспектирования линий электропередачи и на случай аварии. Но когда они не используются в этих целях, применять их не по назначению не намного дороже, чем держать на земле».
Но Эрик Хэмфри, вероятно, забыл, что сам попросил Нима провести двухдневный брифинг для прессы, а также представлять его на важном совещании в торговой палате утром в первый день поездки журналистов. Не воспользовавшись вертолетом, Ним не успел бы выполнить оба поручения президента. Вообще-то Хэмфри был справедливым человеком, и, наверное, потом он еще вспомнит об этом, а если и не вспомнит, то, как полагал Ним, это уже не так важно.
Трехдневное наложение событий отозвалось опустошением и подавленным настроением. Поэтому, когда к нему в кабинет зашел Гарри Лондон, который был в курсе некоторых, хотя и не всех причин депрессии Нима, и предложил немного выпить после рабочего дня, то Ним с радостью согласился.
Сейчас в баре, когда постепенно сказывалось воздействие алкоголя (правда, без признака душевного подъема), Ним почувствовал по крайней мере притупление горечи на душе. Какими-то дальними, но все еще трезво функционирующими клетками мозга он презирал себя за слабость, определявшую его поступки. Затем он утешающе напомнил себе, что такое случалось с ним не часто. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз здорово напивался. А может, позволить себе еще разок в терапевтических целях, чтобы потом послать все к черту.
— Можно мне спросить тебя, Гарри? — запинаясь, проговорил Ним. — Ты человек религиозный? Ты веришь в Бога?
Лондон сделал еще один большой глоток, потом носовым платком вытер пивную пену с губ.
— На первый вопрос отвечу «нет». По второму вопросу скажу так: я никогда особо не практиковал неверие.
— А как начет твоей личной вины? К тебе ведь много чего прилипло? — Ниму вспомнилась Ардит, которая спросила его: «Разве твоя религия не учит верить в Божий гнев и кару?» Сегодня днем он не обратил внимания на ее слова. Потом они назойливо всплывали в его сознании.
— Я думаю, каждый несет в себе какую-то вину. — Казалось, Лондон хотел на этом закруглить свое высказывание, но потом передумал и добавил: — Иногда мне вспоминаются двое ребят в Корее, мои кореша. Мы были в разведывательном патруле у реки Ялу. Те двое находились впереди остальных, когда вражеским огнем нас прижало к земле. Обоим парням, чтобы вернуться, требовалась поддержка. Я оставался за главного и должен был именно тогда повести за собой остальных, чтобы попробовать спасти тех двоих. Но пока я, переполошенный, соображал, как поступить, их обнаружили — обоих гранатой разнесло на куски. Вот это и есть та самая вина, которую я ношу в себе, эту и кое-что еще. — Он снова отпил из бокала. — Знаешь, что ты делаешь, дружище? Ты нас обоих делаешь… как это только называется?
— Сентиментальными. — Ним не без труда выговорил это слово.
— Точно так!.. Сентиментальными. — Гарри Лондон одобрительно закивал головой, когда пианист стал играть мелодию «Пока время проходит».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Дейви Бердсонг, осматривая впечатляющие апартаменты клуба «Секвойя», развязно спросил:
— А где же личная сауна президента? И еще мне хотелось бы посмотреть на ваш унитаз из чистого золота.
— Да у нас его просто нет, — с напряжением в голосе ответила Лаура Бо Кармайкл. Бородатый дородный шутник, который, став американцем много лет назад, все еще выставлял напоказ несколько грубоватые провинциальные манеры своей родной Австралии, казался ей малосимпатичным. Лаура Бо, уже несколько раз встречавшаяся с Бердсонгом на всякого рода мероприятиях, решила для себя, что он напоминает ей весельчака из «Вальсирующей Матильды». Конечно, по сути, он был совсем другим человеком, и она это знала. Манерой говорить Дейви Бердсонг напоминал обыкновенного фермера и одевался соответственно. Так, сегодня на нем были неряшливые залатанные джинсы, а на ногах — туго зашнурованные кроссовки. Но президент клуба «Секвойя» знала, что, получив солидное образование, Бердсонг удостоился степени магистра социологии. Кроме того, он на полставки читал лекции в Калифорнийском университете в Беркли. А еще он создал организацию под названием ПЭЛФЛ, в которую вошли потребительские, церковные и левые политические группы. Аббревиатура означала «пауэр энд лайт фор пипл», то есть «энергия и свет для народа» (по мнению Бердсонга, отказ от заглавного обозначения титульных компонентов был призван подчеркнуть, «что они не капиталисты»).
Своей целью «Энергия и свет для народа» провозглашала «борьбу с разжиревшим от прибылей чудовищем „ГСП энд Л“ на всех фронтах». В частности, она выступала против увеличения платы за электричество и газ, боролась против выдачи лицензий на строительство АЭС, разоблачала связи «ГСП энд Л» с общественностью как «гнусную пропаганду, которую потребителям еще приходится оплачивать». А еще Бердсонг и «Энергия и свет для народа» призывали к полной передаче энергокомпании под контроль городских властей. Сейчас возглавляемое Бердсонгом движение вознамерилось объединить свои усилия с влиятельным клубом «Секвойя» по борьбе с экспансионистскими планами «ГСП энд Л». Это предложение Бердсонга предполагалось рассмотреть в ближайшее время на встрече с высшим руководством клуба.
— Ничего себе, детка, — заметил Бердсонг, окинув взглядом просторное, облицованное деревянными панелями помещение, в котором они разговаривали. — Я думаю, одно наслаждение работать в такой роскошной обстановке. Посмотрели бы вы на мою халупу. По сравнению с тем, что здесь есть у тебя, это же кошмар.
— Этот особняк достался нам согласно завещанию в виде дарения много лет назад, — объяснила Лаура. — Было поставлено обязательное условие, что мы въедем в это здание. В противном случае мы бы не получили связанных с ним немалых доходов.
Иногда, как, например, сейчас, особняк Кейбл-Хилл, в котором разместился клуб «Секвойя», казался Лауре Бо Кармайкл чересчур роскошным. Когда-то в нем жил какой-то миллионер, и многое напоминало о его богатстве. Поэтому лично она предпочла бы более скромные апартаменты. Однако по условиям завещания в случае переезда они потеряли бы особняк и вообще лишились бы всего.
— А еще я не хотела бы, чтобы ты называл меня «детка Лаура».
— Возьму на заметку. — Ухмыльнувшись, Бердсонг достал блокнот, отвернул колпачок шариковой ручки и что-то записал. Закрыв блокнот, он окинул взглядом строгие черты лица миссис Кармайкл и задумчиво произнес: — Завещание, значит? От благотворителей с того света. Те, которых уже нет, и ныне здравствующие воротилы — они-то и сделали клуб «Секвойя» таким богатым.