— Существуют ли другие привилегии, положенные «большой шишке»… — Смех в зале. — Прошу прощения, президенту коммунальной службы? Ну, скажем, персональный лимузин.
— Да, это так.
— С шофером?
— Да.
— Плюс солидный счет на мелкие расходы.
— Я бы не назвал его солидным.
— А может, «огромным»?
В зале снова раздался смех. Раздражение Эрика Хэмфри становилось все более заметным. Крупный управленец, он не привык использовать нечистоплотные приемы, поэтому никак не вписывался в шоу, которое мастерски разыгрывал Бердсонг.
— Выполнение моих служебных обязанностей предполагает определенные расходы за счет компании, — холодно отреагировал Хэмфри.
— Могу себе представить!
О’Брайен порывался встать со своего места, но председательствующий жестом велел ему сесть.
— Может быть, достаточно вопросов, мистер Бердсонг?
Бородатый великан широко ухмыльнулся:
— Слушаюсь, сэр!
Ним, находившийся среди зрителей, с трудом сдерживал волнение. И почему Хэмфри не ответил решительно и агрессивно, как он умел и должен был отвечать? Например, так: «Сведения о моем жалованье, мистер Бердсонг, являются общедоступными. Поэтому ими располагают компрометирующие организации. Я уверен, что вы знали о его размерах еще до того, как задали этот вопрос. А свое удивление вы разыграли просто для обмана публики. Более того, размеры моего жалованья не являются необычными для президента одной из крупнейших американских корпораций. Между прочим, оно даже меньше, чем в большинстве подобных компаний. Такое высокое жалованье мне предоставляется потому, что промышленные компании вроде „ГСП энд Л“ сознают: чтобы нанять и сохранить талантливого управленца, необходимо выдержать конкуренцию с другими фирмами. Конкретно говоря, мой личный опыт и уровень моей квалификации, несомненно, позволили бы мне претендовать на такое же или даже большее жалованье в любом другом месте. В целом вас может и не устраивать эта система, мистер Бердсонг, но, пока мы остаемся обществом свободного предпринимательства, дело обстоит так, а не иначе. Что же касается машины с шофером, она была предоставлена мне при моем трудоустройстве на той же конкурсной основе, что и жалованье, исходя из того, что время и физические силы руководителя стоят дороже, чем машина с шофером. И еще одно замечание по поводу машины: как и другие, постоянно занятые руководители, я привык работать в автомобиле, переезжая с одного места на другое, и редко позволяю себе в нем отдохнуть. И наконец, если директора и акционеры компании будут недовольны тем, как я выполняю обязанности, за которые мне платят жалованье, в их власти заменить меня…»
«Но нет! — с досадой подумал Ним. — Действовать надо мягко, беречь свою репутацию, порой лучше сманеврировать, не идя напролом. Ни в коем случае нельзя поддаться на провокацию, отвечая на выходки Бердсонга собственной жесткостью, — такова заповедь на сегодня. На сегодня и на будущее».
Шел второй день слушаний по вопросу о предоставлении лицензии на строительство электростанции в Тунипе. Предыдущий день ушел на выполнение формальностей. В этой связи юрисконсульт «ГСП энд Л» представил гигантское пятисотстраничное «Изложение о намерениях» в трехстах пятидесяти экземплярах, предварявшее целый ряд аналогичных документов. О’Брайен среагировал саркастично:
— К тому времени, когда все это кончится, из-за нас вырубят целый лес; а вот если бы его пустили на бумагу, то напечатанных на ней книг хватило бы на целую библиотеку.
Сегодня Эрик Хэмфри был вызван на утреннее слушание как представляющий компанию первый свидетель. О’Брайен подготовил для президента компании резюме с обоснованием необходимости строительства в Тунипе и изложением всех преимуществ размещения электростанции именно в этом месте, пообещав ему «недолгое появление на публике». Далее более детальные расспросы устроил юрисконсульт комиссии. После него вопросы свидетелю стал задавать Родерик Притчетт, уполномоченный секретарь клуба «Секвойя». Оба перекрестных допроса, из которых каждый занял более часа, были конструктивны и прошли без излишних эксцессов. А вот Дейви Бердсонг, выступивший от организации «Энергия и свет для народа», к вящей радости кое-кого из публики, явно оживил атмосферу заседания.
— А ну-ка, мистер Хэмфри, — продолжил он свой допрос. — Я думаю, ты просыпаешься каждое утро с мыслью о том, что обязан сделать нечто для оправдания твоего огромного жалованья. Не так ли?
Реакция О’Брайена была незамедлительной:
— Я заявляю протест.
— Поддерживаю протест, — объявил председательствующий.
Бердсонг остался невозмутим.
— Сформулирую тот же вопрос по-другому. Считаешь ли ты, что главное в твоей работе — это придумывать планы, которые обеспечат твоей компании огромные прибыли, вроде проекта «Тунипа»?
— Я протестую!
Бердсонг повернулся к юрисконсульту компании «ГСП энд Л»:
— Почему у тебя нет магнитофона? Тогда ты мог бы нажимать на кнопку, вместо того чтобы попусту раскрывать рот.
В зале послышался смех и одиночные хлопки. Молодой председательствующий наклонился к своему соседу, чтобы посоветоваться. Это был уже пожилой судья по административному праву, государственный служащий с огромным опытом в проведении подобных слушаний. Председательствующий что-то тихо сказал судье, тот покачал головой.
— Протест отклоняется, — объявил председательствующий и добавил: — На этих слушаниях мы предоставляем ораторам значительную свободу, мистер Бердсонг, но не могли бы вы обращаться ко всем свидетелям уважительно, называя их правильно по имени. — Он попытался подавить улыбку, но у него ничего не получилось. — Не «приятель» или «Эрик-детка». И еще одно: нам хотелось бы, чтобы вопросы, которые вы задаете, имели конкретное отношение к делу.
— О, разумеется, самое конкретное! — Ответ Бердсонга прозвучал весьма экспансивно. Но затем, словно сбросив обороты, он превратился из обвинителя в смиренного просителя. — Учтите, пожалуйста, господин председательствующий, что я всего лишь простой человек, представляющий скромных людей, а не модный адвокат, как вон тот старина Оскар. — Он указал рукой на О’Брайена. — Так что если я допускаю какие-нибудь неловкости, делаю ошибки…
Председательствующий вздохнул:
— Прошу вас, продолжайте.
— Слушаюсь, сэр! Конечно, сэр. — Бердсонг повернулся к Хэмфри: — Ты слышал, что он сказал? Ты заставляешь председательствующего попусту тратить время. Поэтому нечего вилять и отвечай на мой вопрос.
— Какой вопрос? — вмешался О’Брайен. — Будь я проклят, если его помню. Думаю, что и свидетель не сможет его вспомнить.
— Пусть протоколист еще раз зачитает вопрос, — распорядился председательствующий.
Слушание приостановилось. Все, кто сидел на жестких стульях и скамейках, старались устроиться поудобнее, пока стенографист, который вел протокол заседания, разбирался в своих записях. Из дальнего конца комнаты кто-то ушел, на их места незаметно подсели другие люди. Участники заседания знали, что за те месяцы и даже годы, которые должны пройти до принятия какого-либо решения, такая сцена будет повторяться еще бесчисленное число раз. Зал заседаний, стены которого были отделаны дубовыми панелями, располагался в двенадцатиэтажном здании неподалеку от центра города. Здание принадлежало комиссии по энергоснабжению штата Калифорния, которая и проводила данную серию слушаний. Через дорогу напротив находилось здание комиссии по коммунальному хозяйству, которой еще предстояло проведение слушаний по «Тунипе», во многом повторяющих первые. Между обеими автономными комиссиями существовала непримиримая конкуренция, поэтому ходатаи порой ощущали себя как Алиса в Зазеркалье. Кроме первых двух структур, существовали еще два государственных учреждения, которые также напомнят о себе проведением собственных слушаний, — это комиссия по охране водных ресурсов Калифорнии и комиссия по контролю за состоянием воздушной среды. Каждая из четырех правительственных структур получит все отчеты и прочие документы, выработанные тремя остальными, причем большую их часть они просто проигнорируют. На более низком уровне требовалось получение разрешения от окружной комиссии по контролю за загрязнением воздуха, которая могла наложить еще более жесткие ограничения, нежели государственные структуры. О’Брайен как-то сказал своим друзьям: «Ни один человек, не имеющий непосредственного отношения к данной процедуре, никогда не поверит, до какой степени все дублируется и сколько усилий растрачивается впустую. И нас, участников этого процесса, и тех, кто породил такую безумную систему, следует признать сумасшедшими и засадить в психушку — это сберегло бы народные деньги и более эффективно служило бы интересам дела».
Стенографист дошел до последней части вопроса:
— …планы, которые обеспечат твоей компании огромные прибыли, вроде проекта «Тунипа»?
— Цель проекта «Тунипа», — ответил Хэмфри, — заключается в том, чтобы предоставить услуги нашим клиентам и обществу в целом, к чему мы всегда стремились, в связи с ростом потребности в электроэнергии. Прибыль здесь на втором месте.
— И все же прибыль будет? — упорствовал Бердсонг.
— Разумеется. Мы акционерное общество, у нас есть обязательства перед вкладчиками…
— Большая прибыль? Многомиллионная?
— Из-за огромных масштабов намеченного строительства и весьма значительных капиталовложений будут выпущены акции и облигации, которые нельзя будет продать вкладчикам, если…
— Прошу ответить «да» или «нет», — резко проговорил Бердсонг. — Будут миллионные прибыли?
Хэмфри покраснел.
— Может, и будут.
Его мучитель снова качнулся с пятки на носок.
— Итак, в разговоре о том, что для вас важнее, прибыли или услуги, мы должны полагаться только на ваше слово, мистер Хэмфри, — слово человека, который, если чудовищное надувательство с «Тунипой» навяжут народу, получит от этого всякие выгоды.
— Я протестую, — произнес О’Брайен усталым голосом. — Это уже не вопрос, а утверждение — бездоказательное, предвзятое и провокационное.