сле в сфере коммунальных услуг». Вероятно, Сирил Рид, истинный политик, все это время радовался тому, как ловко водит их за нос, и продолжает радоваться сейчас.
– А пока вопрос был на рассмотрении, – продолжал настаивать председатель, – разве мы не вели приватные переговоры с аппаратом комиссии? Разве мы не достигли компромисса?
– Ответ на оба вопроса – «да», – сказала Шарлетт Андерхилл.
– Тогда что произошло?
Миссис Андерхилл пожала плечами:
– Никакие закулисные договоренности на самом деле ни к чему не обязывают. Трое из членов комиссии, включая Рида, проигнорировали рекомендации своего аппарата.
Подавляющее большинство людей, подумал Ним, не осознают, какой объем переговоров проходит за кулисами общественных слушаний. Такие предприятия, как ГСС, стремясь увеличить доходы путем повышения тарифов, зачастую запрашивали больше, чем было необходимо, и больше, чем ожидали получить. Следовал сложный ритуал торга. Члены комиссии снижали сумму, показывая, что бдительно служат обществу, компания вроде бы шла на уступки, но на деле получала столько, или почти столько, сколько ей было нужно изначально.
Детали компромисса прорабатывались в приватных переговорах – сотрудниками аппарата комиссии с одной стороны и представителями компании – с другой. Однажды Ниму довелось участвовать в таких переговорах, проходивших в небольшом закрытом кабинете. Представитель комиссии тогда спросил: «Так на сколько вам на самом деле нужно повысить тарифы? Я не про то, что вы болтаете на слушаниях. Просто скажите нам правду, а мы вам скажем, что можем сделать». Последовал разговор начистоту, и исход дела был решен – гораздо быстрее, чем на общественных слушаниях.
Система была достаточно разумной и в целом работала. К сожалению, не всегда.
– Мне кажется, что поиск причин не совсем то, что нужно прямо сейчас, – осторожно сказал Ним, видя, что председатель все еще кипит.
Хамфри вздохнул:
– Ты прав. Шарлетт, что у нас с финансами на будущий год?
– Вариантов немного, – ответила миссис Андерхилл. – Сейчас расскажу.
И расстелила на столе несколько листов со сложными финансовыми выкладками.
Обсуждение продолжалось весь день. Для консультаций вызвали еще несколько сотрудников. В конце концов стало ясно, что пути всего два: либо свернуть запланированные инфраструктурные проекты, урезать расходы на техобслуживание и сократить клиентскую поддержку, либо не выплачивать дивиденды акционерам. Все были согласны, что первое – немыслимо, а второе будет катастрофой, так как приведет к падению акций компании и ударит по ее перспективам. В то же время – с этим также были согласны все – никаких иных выходов не просматривалось.
Ближе к вечеру Эрик Хамфри, уставший и подавленный, вынес неизбежный, как с самого начала понимал узкий кружок топ-менеджеров, вердикт:
– Мы будем рекомендовать совету директоров немедленно и на неопределенный срок приостановить выплату дивидендов по простым акциям.
Решение было историческим. С тех пор как три четверти века назад несколько компаний-предшественников слились и образовали «Голден стейт системс», с финансовой точки зрения компания всегда работала как часы. Ни разу за прошедшие годы она не нарушала обязательств и не прекращала выплату дивидендов. Инвесторы, большие и малые, называли ее «старая добрая ГСС» и «опора вдов и сирот». Пенсионеры в Калифорнии и других штатах уверенно вкладывали накопления в акции компании, полагаясь на стабильный доход от регулярных выплат. То же делали и попечители разнообразных фондов и трастов. Невыплата дивидендов, таким образом, ударит по множеству людей не только в краткосрочной перспективе – лишая их доходов, но и в долгосрочной – съедая сбережения при неизбежном падении акций.
Незадолго до того, как председатель сокрушенно объявил о принятом решении, у него вновь собрались все четыре участника утреннего совещания: сам Эрик Хамфри, Оскар О’Брайен, Шарлетт Андерхилл, Ним – плюс Тереза Ван Бюрен. Последнюю подключили потому, что ожидался широкий резонанс.
Очередное заседание совета директоров было запланировано на десять утра в следующий понедельник, комитет по финансам встретится на полчаса раньше. Вероятно, на обоих заседаниях решение будет одобрено, после чего о нем сразу же объявят официально. А до тех пор нужно не допустить утечек информации, которые могут вызвать взрыв биржевых спекуляций.
– До официального заявления – ни слова за пределами этой комнаты, даже шепотом, – предупредила остальных Шарлетт Андерхилл. – Как финансовый директор я обязана вас предупредить: поскольку мы пятеро владеем инсайдерской информацией, любые частные сделки с акциями компании, совершенные до официального заявления в понедельник, будут считаться уголовным преступлением согласно законодательству о ценных бумагах и биржевой деятельности.
– О’кей, Шарлетт, мы не будем срочно распродавать акции, чтобы сберечь наши миллиарды, – сказал Ним в попытке разрядить обстановку.
Никто, однако, не засмеялся.
– Полагаю, все помнят, что ежегодное собрание акционеров через две недели, – заметила Тереза Ван Бюрен. – Нам придется иметь дело с толпой недовольных.
– Недовольных! – проворчал О’Брайен, вновь поднося огонек к погасшей сигаре. – Да они будут в ярости! Придется вызывать спецназ для охраны.
– Разберемся, – сказал Эрик Хамфри и в первый раз за эти несколько часов улыбнулся. – Хотя… может, в самом деле надеть бронежилет?
Глава 4
Ним дважды говорил по телефону с Карен с тех пор, как ее письмо нагнало его в лагере у Дьявольских Врат. Он обещал заехать вновь, как только сможет. Но день, когда он получил письмо, оказался омрачен трагическим происшествием с Уолли Толботом, а с тех пор случилось столько, что визит пришлось отложить. Карен, однако, про него не забыла: от нее пришло новое письмо. Именно его Ним читал сейчас у себя в кабинете, пользуясь минутой затишья. Сверху листа все той же изысканной голубой бумаги она напечатала заглавными буквами: «МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО С ТВОИМ ДРУГОМ СЛУЧИЛОСЬ НЕСЧАСТЬЕ. Я ЧИТАЛА О ЕГО ТРАВМАХ».
Ниже шел текст, набранный без единой помарки палочкой, зажатой в зубах:
Передай ему – от той,
Кто знает, о чем говорит:
Как неверный,
Дрожащий,
Тусклый
Огонек свечи
Все же светлее, чем тьма, —
Так жизнь,
Любая,
Всегда,
Везде
Лучше, чем небытие.
И да – «ах если бы!» —
Несбыточные,
Призрачные,
Напрасные мечты
Всегда будут рядом, нашептывая на ухо:
Ах если бы – в тот день
Или в другой
Все пошло бы чуть-чуть иначе,
На час раньше,
На дюйм ближе,
Если бы я сделал так,
Или не сделал этак,
И тогда, быть может,
Исход был бы иным, а тот, в свою очередь,
Привел бы к иному исходу… и так до бесконечности.
«Если бы» и «быть может» – два побега вьюнка
из одного корня,
Опутывающие мозг, чтобы цвести в нем вечно.
Что же, прими и их.
А с ними – все остальное.
Ним долго сидел неподвижно, вновь и вновь перечитывая письмо Карен. В конце концов до сознания дошел звонок – и он понял, что телефон трезвонит уже третий раз.
– Я вас разбудила? – раздался в трубке бодрый голос секретаря.
– В каком-то смысле.
– Вас хотел видеть мистер Лондон, – сказала Вики. – Готов зайти сейчас, если вы не заняты.
– Пусть заходит.
Ним убрал голубой листок в ящик стола, где держал личные бумаги; когда придет время, он покажет его Уолли Толботу. Подумав об этом, Ним вспомнил, что ни разу не говорил с Ардит со времени их нескладной встречи в больнице, но эту проблему он решил пока не трогать.
Дверь кабинета отворилась.
– А вот и мистер Лондон, – объявила Вики.
– Заходи, Гарри.
В последнее время начальник отдела защиты собственности к нему зачастил. Ним, впрочем, не возражал. Он был рад, что они сошлись ближе, и ему нравились их разговоры.
– Только что прочитал о невыплате дивидендов, – сказал Гарри, устраиваясь в кресле. – Подумал, что тебе для разнообразия не помешают хорошие новости.
Решение об отмене выплаты дивидендов, которое был вынужден утвердить совет директоров, со вчерашнего дня оставалось главной новостью. Финансовый мир волновался, а акционеры уже начали протестовать. Паническая распродажа акций компании на Нью-Йоркской и Тихоокеанской биржах, начавшаяся после четырехчасовой приостановки торгов, понизила цену акции на целых девять долларов – то есть на треть исходной цены.
– Какие хорошие новости? – спросил Ним.
– Помнишь «день икс» в Бруксайде?
– А как же.
– Мы добились четырех обвинительных приговоров в суде.
Ним перебрал в уме все случаи жульничества, которые видел в тот день лично.
– Это какие?
– Во-первых, тот парень с заправкой и автомойкой. Может, ему бы и удалось отвертеться, но его адвокат дал маху и позволил ему давать показания в суде. Во время перекрестного допроса он с полдюжины раз выдал себя с головой. Потом еще тот токарь. Помнишь?
– Да. – Ним порылся в памяти: маленький типовой домишко, где никого не было дома и где Гарри установил наблюдение. Как они и надеялись, соседи рассказали хозяину о проверке ГСС, и он был застигнут при попытке убрать следы незаконного вмешательства в работу счетчика.
– По обоим делам – и еще по двум, которых ты не видел, – суд приговорил нарушителей выплатить пятьсот долларов штрафа.
– А что насчет врача – это там, где из счетчика были выведены провода с выключателем?
– Жена с понтами и собакой?
– Именно.
– Мы не стали подавать в суд. Она говорила, что у них влиятельные друзья, – так и оказалось. Они нажали на все рычаги, в том числе внутри компании. В результате юридический отдел усомнился, что сможет доказать виновность врача. Мол, он мог и не знать про выключатель и счетчик. По крайней мере, мне так сказали.