Ним поколебался пару секунд. Можно было отказаться, но он уже так основательно себя утопил, что интервью погоды не сделает: семь бед – один ответ. Почему бы и нет?..
– Хорошо. Сейчас повторю.
Едва включились камеры, он снова заговорил – горячо и уверенно.
Глава 14
– С настоящего момента, – сказал Эрик Хамфри ледяным тоном, – не мни себя пресс-секретарем компании. Никаких выступлений по радио и телевидению. Никаких интервью, никаких ответов на вопросы журналистов – даже если спросят, который час. Ясно?
– Вполне, – ответил Ним.
Он сидел перед председателем, по другую сторону стола. Обычно Хамфри предпочитал более неформальную обстановку и беседовал с ним в «гостиной» части кабинета.
Шла вторая половина рабочего дня. Меньше суток прошло с тех пор, как Ним вышел из себя на публичных слушаниях Калифорнийской комиссии по энергетике.
– Что касается слушаний, – продолжал Хамфри, – ты, естественно, в них больше участвовать не будешь. На этот счет сделаны распоряжения.
– Если хочешь, чтобы я уволился, Эрик, я уволюсь.
Ним обдумывал эту перспективу весь день: возможно, его уход пойдет на пользу репутации ГСС, – а он чувствовал, что в долгу у компании, от которой до сих пор видел только хорошее. Да и хочет ли он сам продолжать здесь работать, будучи черной овцой? Ведь именно на это намекали наложенные на него ограничения. Не лучше ли уйти, раз задета его гордость?
В одном Ним был уверен: он без труда устроится на руководящую должность в другую компанию. Множество предприятий из той же отрасли с радостью ухватятся за шанс нанять сотрудника с таким послужным списком и таким опытом. Ниму и прежде поступали предложения от конкурентов. Конечно, ему не хотелось покидать Калифорнию: как и многие другие, Ним считал ее самым комфортным и интересным местом для жизни и работы. Существовала даже поговорка: «И хорошее, и плохое – все начинается в Калифорнии». И не стоило забывать про Руфь, Лию и Бенджи. Захочет ли Руфь переезжать, например, в Иллинойс, учитывая, как обстоят дела между ними? Вряд ли.
– Про увольнение речи не было, – чопорно произнес Эрик Хамфри.
Ним удержался от неуместной улыбки. Несмотря ни на что, он – без ложной скромности – отлично понимал, что представляет для компании большую ценность, и отнюдь не в качестве пресс-секретаря. Он, например, руководит планированием. На самом деле функция пресс-секретаря вообще не входила в его обязанности, когда он пришел в ГСС. В каком-то смысле Ним был рад сложить с себя этот груз – так что, возможно, в конечном счете его карьера пострадала не так уж сильно. В любом случае принимать поспешные решения он не собирался.
– Пока все, – холодно сказал Хамфри, возвращаясь к бумагам, которые изучал, когда Ним явился на вызов.
В кабинете Нима ждала Тереза Ван Бюрен.
– Хочу, чтобы ты знал, – сказала она, – я сегодня утром битый час убеждала Эрика пересмотреть решение насчет твоих публичных выступлений. В какой-то момент он даже разозлился на меня не меньше, чем на тебя.
– Спасибо, Тесс. – Ним упал в кресло, вымотанный как физически, так и морально.
– Больше всего наш драгоценный председатель взбесился из-за того, что ты после слушаний стал общаться с телевизионщиками. Из-за этого он и уперся – потому что телевидение гарантировало максимальную огласку. – Тереза Ван Бюрен усмехнулась. – Если хочешь знать, я не вижу в этом криминала, хотя ты мог бы и потактичнее – и во время интервью, и на самих слушаниях. Но главное – думаю, жизнь покажет, что ты был прав.
– А пока мне заткнули рот.
– Тебя это смущает? – Не дожидаясь ответа, Тереза извлекла на свет «Калифорния экземинер». – Видел сегодняшний номер?
– Только утренний.
Во время обеда Ним успел прочитать статью Нэнси Молино на первой странице под заголовком:
РЕЧЬ ГОЛДМАНА, ПРЕДСТАВЛЯЮЩЕГО ГСС,
СОРВАЛА СЛУШАНИЯ ПО ЭНЕРГЕТИКЕ
Нимрод Голдман, вице-президент «Голден стейт системс», выйдя из себя, обрушился на свидетелей другой стороны и саму Калифорнийскую комиссию по энергетике, поставив вчера под угрозу ход публичных слушаний по проекту угольной ТЭС в Тунипе.
Хью Г. Форбс, председательствовавший на слушаниях, был шокирован и позднее назвал ремарки Голдмана оскорбительными и неприемлемыми, подчеркнув, что, возможно, подаст в суд.
В более позднем номере газеты, который принесла Тереза, текст и заголовок изменились:
ГСС НАКЛАДЫВАЕТ ВЗЫСКАНИЕ НА ГОЛДМАНА
И ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ ЕГО СЛОВ
Нимрод Голдман, который прежде был любимчиком «Голден стейт системс», теперь опозорен. Его будущее в энергетической корпорации под вопросом из-за вчерашней вспышки гнева. Тем временем руководство ГСС поспешило дистанцироваться от злобных нападок Голдмана на…
И так далее.
– Скрыть, что ты больше не лицо компании, было невозможно, – извиняющимся тоном объяснила Тереза Ван Бюрен. – Я просто отвечала на вопросы, и если бы этого не сказала я, обязательно сказал бы кто-то другой.
– Понимаю, – мрачно кивнул Ним.
– Кстати, всю эту ерунду про то, что Комиссия якобы подаст иск, в голову не бери. Я разговаривала с юридическим отделом – это сотрясание воздуха, ничего сделать они не могут.
– Да, я уж догадался.
– Эрик все равно настоял на том, чтобы компания отказалась от твоих заявлений. И пишет в комиссию письмо с извинениями от своего имени.
Ним вздохнул: о том, что высказался, не жалел, это он тоже успел обдумать вчера, – но ему неприятно было становиться изгоем среди коллег. И была какая-то несправедливость в том, что пресса – взять хоть утренний выпуск «Хроникл-Уэст» или другие калифорнийские газеты – сосредоточилась на скандальном аспекте вчерашнего происшествия, предпочитая игнорировать серьезные факты, о которых говорил Ним. Журналисты ничего не написали и про поведение Дэйви Бердсона: оскорбления и провокации с его стороны, видимо, не заслуживали ни упоминания, ни – тем более – критики. Пресса и ее двойные стандарты – во всей красе. Ничего нового.
Тереза Ван Бюрен вновь бросила взгляд на «Калифорния экземинер»:
– Нэнси разошлась не на шутку и написала жестче всех. Она умеет быть беспощадной. Похоже, вы с ней друг друга невзлюбили.
– Я бы душу вытряс из этой стервы, – с чувством сказал Ним. – Если бы у нее была душа.
Тереза нахмурилась.
– Сильно сказано, Ним.
– Возможно. Но это то, что я чувствую.
Потом он подумал, что, пожалуй, строчка Нэнси Молино «Нимрод Голдман опозорен» задела его сильнее всего, и не в последнюю очередь потому, что так и было.
Часть III
Глава 1
– Папа, ты теперь чаще будешь дома по вечерам? – спросила во время ужина Лия, сидевшая по другую сторону стола.
На мгновение наступила тишина. Бенджи тоже, отложив нож с вилкой, внимательно смотрел на отца, безмолвно присоединяясь к вопросу сестры.
Руфь, которая потянулась было за мельницей для перца, казалось, передумала и вместе с детьми ждала его ответа.
– Возможно, – ответил Ним. Внезапный вопрос – и три пары устремленных на него глаз – выбили его из равновесия. – Ну, то есть, если меня не завалят другой работой.
Бенджи просиял.
– А в выходные? В выходные тоже чаще будешь с нами, да, папа?
– Не исключено.
– По-моему, эти вопросы неспроста, – вмешалась Руфь, улыбнувшись, – редкое зрелище после ее возвращения домой несколько дней назад.
Руфь стала серьезнее и временами словно была поглощена какими-то своими мыслями. Они так и не поговорили откровенно – Руфь явно этого избегала, и Ним, подавленный недавними событиями, не хотел делать первый шаг.
Ранее он задавался вопросом: как общаться супругам после возвращения жены, которая отсутствовала две недели – и, очевидно, провела это время с другим мужчиной? Как оказалось, в их случае ответ был прост: ровно так же, как всегда.
Руфь приехала тихо, забрала детей от родителей и продолжила как ни в чем не бывало заниматься обычными делами. Они с Нимом по-прежнему спали в одной спальне, – но не в одной кровати: с тех пор, как Ним в последний раз навещал постель жены, прошло уже много времени, – а в остальном в доме возобновилась нормальная жизнь.
Ним напоминал себе, что нечто подобное, только наоборот, случалось и в прошлом, когда он возвращался после интрижек на стороне, о которых Руфь не знала, как он думал тогда, или знала, как стал подозревать сейчас. Еще одна причина затишья заключалась в уязвленном – хоть и в другой сфере – самолюбии Нима: он пока не был готов к новым эмоциональным потрясениям.
Сейчас вся семья собралась дома, за ужином – в третий раз за последние три дня, что само по себе было необычно.
– Как вы знаете, – объявил Ним, – на работе произошли некоторые изменения. К чему все это приведет, я пока сказать не могу. – Заметив, что Бенджи выглядит как-то не так, Ним наклонился к сыну, всматриваясь в его лицо. – А это что такое?
Бенджи замялся, потянувшись прикрыть синяк на левой щеке и ссадину на подбородке.
– Да так, в школе кое-что…
– Что значит «кое-что»? Ты подрался?
Бенджи смутился.
– Да, подрался, – вмешалась Лия. – Тодд Торнтон сказал, что ты жулик, папа, потому что не заботишься об окружающей среде и хочешь ее загрязнять. И Бенджи его ударил. Но Тодд сильнее…
– Что бы и кто бы ни говорил, лезть в драку – неправильно и глупо, – строго сказал сыну Ним.
– Да, папа, – с убитым видом ответил тот.
– Мы уже поговорили, – заметила Руфь, – и Бенджи все понял.
В глубине души Ним был неприятно поражен: до сих пор ему не приходило в голову, что осуждение, которое он навлек на себя, может отразиться и на семье.
– Мне очень жаль, что я невольно причинил вам неприятности, – промолвил он.
– Все нормально, – заверила Лия. – Мама нам объяснила: ты поступил достойно.
– А еще мама сказала, что ты, папа, не сдрейфил в отличие от всех остальных! – с готовностью добавил Бенджи. По его мимике было видн