Может ли парализованная женщина испытать оргазм? О да, еще какой!
И вновь – после всего – нахлынули нежность и желание заботиться.
Ним лежал неподвижно, блаженствующий, выбившийся из сил, думая о Карен. Что она чувствует? Вдруг она пожалеет о случившемся?
Казалось, сработала телепатия, потому что она пошевелилась и сказала сонным, счастливым голосом:
– Нимрод, сильный зверолов пред Господом… Это лучший день в моей жизни.
Глава 4
– Не самый удачный день. Я бы чего-нибудь выпила, – сказала Синтия. – Здесь обычно есть виски. Вы как?
– Поддержу, – ответил Ним.
Прошел час с тех пор, как он занимался любовью с Карен. Сама она уже уснула. Он чувствовал, что тоже не отказался бы от алкоголя.
Старшая сестра Карен вошла в квартиру минут двадцать назад, открыв дверь своим ключом. К тому времени Ним успел полностью одеться.
Она представилась:
– Синтия Вулворт.
– Позвольте предвосхитить ваш вопрос: нет, мой муж – к большому сожалению – никак не связан с Вулвортами, которым принадлежат магазины. Я полжизни отвечала на этот вопрос. Теперь говорю сразу. С фамилией Слоун мне было проще.
Синтия была одновременно и похожа, и непохожа на Карен. Карен была тоненькой блондинкой, Синтия – брюнеткой с более пышными формами. Она казалась более открытой и энергичной, хотя, возможно, дело было в постигшем Карен несчастье и в том, как по-разному сложилась жизнь сестер. Роднила их редкостная природная красота – одни и те же тонкие, правильные черты, полные губы, большие голубые глаза, безупречная кожа и – в большей степени у Синтии – изящные тонкие руки. Ниму пришло в голову, что сестры Слоун, вероятно, унаследовали внешность от матери Генриетты, в ком и теперь проглядывали следы былой привлекательности. Синтия, как помнил Ним, была на три года старше Карен, значит, ей сорок два; впрочем, выглядела она моложе.
Синтия нашла виски, лед, содовую и ловко смешала им обоим напитки. Выверенные, быстрые движения показывали, что она привыкла заботиться о себе сама. То же самое проявлялось во всем, что она делала с момента появления в квартире: сняла промокший насквозь плащ, повесила сушиться в ванной, затем, после того как они представились друг другу, сказала:
– Ладно, садитесь, отдохните, я принесла вечернюю газету, а я пока займусь сестрой.
Она прошла в спальню Карен и закрыла дверь. Ним слышал звук голосов, но не мог разобрать слов. Минут через пятнадцать, тихонько выйдя из комнаты, Синтия сообщила, что Карен снова уснула.
Сидя теперь напротив Нима, она поболтала стаканом с виски и льдом.
– Я знаю, что между вами произошло сегодня: Карен мне рассказала.
– Понял, – пробормотал он, застигнутый врасплох ее прямотой.
Синтия, запрокинув голову, расхохоталась.
– Вы испугались, – сказала она, обличающе наставив на него палец. – Думаете, я кинусь мстить за честь младшей сестры, того и гляди вызову полицию и закричу: «Изнасилование!»
– Не уверен, что я хочу и могу обсуждать с вами…
– Ой, хватит! – Синтия внезапно оборвала смех. Теперь ее лицо было серьезным. – Послушайте, Нимрод – да будет мне позволено так вас называть, простите, если я вас смутила. Вижу, что смутила. Скажу вам кое-что. Карен считает, что вы добрый, милый, заботливый, любящий и что знакомство с вами – лучшее, что случилось с ней в жизни. Если вам интересно, я с ней полностью согласна.
Ним уставился на нее – и понял, что второй раз за сегодняшний вечер видит, как женщина перед ним плачет.
– Черт! Я не хотела. – Синтия вытерла слезы крохотным носовым платком. – Наверное, я так же рада и довольна, как Карен. – Она посмотрела на Нима с откровенным одобрением. – Ну, почти.
Напряжение мгновенно рассеялось. Ним усмехнулся:
– Ну что я могу сказать… Кто бы мог подумать!
– Я могу сказать больше. И скажу, – ответила Синтия. – Выпьем еще?
Не дожидаясь ответа, она подхватила стакан Нима и налила им обоим. Усевшись на место, она отхлебнула виски и заговорила, тщательно подбирая слова:
– Поймите, Нимрод, не только ради Карен, но и ради самого себя: то, что произошло сегодня между вами и моей сестрой, – чудо. Вы, быть может, не знаете и не поймете, что для некоторых парализованные все равно что прокаженные. Поэтому в моих глазах вы – хороший человек. Вы все время видели в ней женщину – и обращались с ней соответственно. О господи!.. Ну вот, я снова расклеилась. – Крошечного платка Синтии явно было мало, и Ним передал ей свой. Она бросила на него благодарный взгляд. – Всякие мелочи, которые вы делаете… Карен сказала мне, что…
– Знаете, все началось случайно – я просто пришел взглянуть на Карен…
– Так обычно и бывает.
– И сегодня… я не планировал. Я даже не думал… – Ним замолчал. – Все произошло само собой.
– Знаю. И, раз уж мы об этом говорим, скажите мне… Вы чувствовали – чувствуете – вину?
– Да, – кивнул он.
– Не стоит. Я однажды искала информацию, как можно помочь Карен, и кое-что прочитала. Милтон Даймонд, профессор медицины на Гавайях, исследовал секс у людей с инвалидностью. Я уже не помню точной формулировки, но по сути он писал следующее: у этих людей и так достаточно проблем, не надо нагружать их еще и моральными догмами с обязательным чувством вины. Испытывать удовольствие от секса для человека важнее, чем пользоваться одобрением общества, поэтому долой угрызения совести. В сексуальном плане для людей с инвалидностью любые средства хороши. – Синтия добавила почти с яростью: – Так что и вам не нужно терзаться виной. Долой ее!
– По-моему, я уже устал удивляться за сегодняшний вечер, – сказал Ним. – Как бы то ни было, я рад, что мы поговорили.
– Всему приходится учиться – я тоже постепенно училась жить с Карен, как вы сейчас. – Отхлебнув виски, Синтия задумчиво добавила: – Вы поверите, что, когда Карен было восемнадцать, а мне двадцать один, я ее ненавидела?
– С трудом.
– Тем не менее это правда. Я ее ненавидела, потому что ей все уделяли внимание – наши родители, наши друзья. Иногда казалось, что меня просто не существует. Вечно: «Карен то, Карен се! Что нам еще сделать для бедняжки Карен?» Никогда: «Что нам сделать для здоровой, нормальной Синтии?» Мне исполнялся двадцать один. Я хотела большую вечеринку, но мама сказала, что это «не подобает» – из-за Карен. Так что мы обошлись маленьким семейным чаепитием – только родители и я, Карен была в больнице; какой-то паршивый чай и жалкий дешевый тортик. И в подарок я получила дешевые безделушки, потому что угадайте, куда уходили все деньги, каждый цент. Мне стыдно признаваться, но в тот вечер я молилась, чтобы Карен умерла.
Наступило молчание. Даже сквозь закрытые шторы Ним слышал, как под порывами ветра по стеклам хлещет дождь. Он понимал, что хочет сказать Синтия, и был тронут. Однако какой-то частью сознания одновременно радовался дождю: для энергетиков дождь или снег означали запас воды в водохранилищах на грядущий сухой сезон.
– И когда ваши чувства изменились?
– Годы спустя – и то постепенно. Сперва я тоже мучилась виной. Я чувствовала себя виноватой за то, что здорова, а Карен – нет. За то, что могла делать все, ей недоступное: играть в теннис, ходить на вечеринки, обжиматься с мальчиками… – Синтия вздохнула. – Плохая была из меня сестра.
– Зато теперь хорошая.
– Насколько могу – учитывая, что на мне еще муж, дом и дети. Я начала понимать и ценить сестру, когда у меня родился первый ребенок и мы сблизились. Теперь мы хорошие, любящие подруги, делимся мыслями и секретами. Я бы сделала для Карен все. И она мне все рассказывает.
– Это я уже понял, – сдержанно произнес Ним.
Беседа продолжалась. Синтия рассказала о себе. Она вышла замуж в двадцать два года – не в последнюю очередь для того, чтобы съехать от родителей. Муж много раз менял работу и сейчас торговал обувью. Как понял Ним, дела в браке шли не очень, и Синтия продолжала жить с мужем ради детей. До замужества она брала уроки пения и теперь четыре дня в неделю пела во второсортном ночном клубе, чтобы заработать денег в дополнение к скудному жалованью мужа. Сегодня у нее выдался свободный вечер, который она собиралась провести с Карен, пока муж сидит дома с тем из детей, кто еще жил с родителями.
Пока они разговаривали, Синтия дважды наливала себе виски. Ним отказался. Через какое-то время язык у собеседницы стал слегка заплетаться.
В конце концов Ним поднялся на ноги.
– Уже поздно. Мне нужно идти.
– Я подам вам плащ, – сказала Синтия. – Он понадобится – даже чтобы дойти до машины, – а можете оставаться: диван раскладывается.
– Спасибо. Лучше пойду.
Она помогла ему надеть плащ и в дверях квартиры поцеловала в губы.
– Это отчасти за Карен, а отчасти – за меня.
По пути домой Ним безуспешно пытался отделаться от мысли, казавшейся потребительской и бесчестной: сколько же в мире привлекательных, соблазнительных женщин – и как много среди них доступных и готовых разделить с ним постель. Его опыт, интуиция, явные сигналы, которые он считывал, подсказывали: одной из них была и Синтия.
Глава 5
Помимо всего прочего Ним Голдман был ценителем вина: обладал развитым обонянием и вкусом, – и ему особенно нравились сортовые вина из долины Напа – лучшие в Калифорнии, в удачные годы они не уступали марочным французским. Так что перспектива посетить долину с Эриком Хамфри его радовала, пусть даже ехать предстояло в конце ноября. Правда, он не совсем понимал, зачем председатель взял его с собой.
Поводом было празднование – пышное и трогательное: один из наиболее заслуженных сынов Калифорнии с честью и победами возвращался домой.
Речь шла про достопочтенного Пола Шермана Йеля, еще две недели назад занимавшего пост судьи в Верховном суде Соединенных Штатов.
Если представить человека, который наиболее полно олицетворял бы собой Калифорнию, то это, несомненно, был бы Пол Шерман Йель. В его блестящей карьере, теперь близившейся к завершению, воплотилось все, о чем мог мечтать и на что мог надеяться житель штата.