Ним уселся слева от Эрика Хамфри, напротив судьи Йеля, и положил на стол перед собой папку с пресловутой перепиской.
Как построить разговор, они с председателем договорились заранее, решив, в частности, не привлекать к нему Гарри Лондона.
– Пол, – начал Хамфри, – в предыдущую нашу встречу мы говорили об определенных проблемах с незаконным использованием электроэнергии и газа. А конкретно – о проблемах, касающихся трастового фонда семьи Йель. Полагаю, вы помните.
Судья Йель кивнул:
– Конечно.
– В тот раз вы утверждали, что до нашего разговора не подозревали о таком явлении, как хищение энергоресурсов.
– Стоп! – От гнева Пол Йель зарделся. – Мне не нравится ваш тон и ваши намеки, Эрик. И я не собираюсь терпеть допрос о том, что я предположительно говорил или не говорил.
– Никаких «предположительно», – ядовито перебил Хамфри. – Вы говорили ясно и недвусмысленно. И повторили несколько раз. Я прекрасно это помню, и Ним тоже.
Было ясно, что в голове у Пола Йеля с бешеной скоростью крутятся шестеренки.
– Что бы я ни говорил, – начал он сурово, – из этого не следует…
– Ним, покажи мистеру Йелю наш архив, – велел председатель.
Открыв папку, Ним подвинул через стол стопку вынутых оттуда писем и документов. Самое раннее письмо на бланке Верховного суда, с датой, лежало сверху.
Пол Йель взял его в руки, глянул – и тут же выронил, будто обжегшись. Остальные он не стал даже смотреть. Его лицо, еще до этого раскрасневшееся, теперь и вовсе побагровело.
Позднее, мысленно проигрывая эту сцену, Ним понял: Йель наверняка готовился к неприятному разговору, но даже мысли не допускал, что ему могут предъявить старую переписку.
Старик облизнул губы, не в силах подобрать слова, но в конце концов заговорил – неловко, словно оправдываясь:
– Иногда, особенно в Вашингтоне… столько всего происходит, так много бумаг, бесконечная переписка… легко забыть… – Он умолк, не закончив фразы, явно понимая не хуже собеседников, как фальшиво и неубедительно она звучит. – Забудьте, – сказал он вдруг и поднялся. Отодвинув стул, Пол Йель отошел от стола и, не глядя на Нима и Хамфри, произнес: – Дайте мне минутку собраться с мыслями.
Какое-то время старик расхаживал по ковру, затем, не садясь обратно за стол, повернулся к ним.
– Джентльмены, документы ясно показывают, что я виновен в обмане, который – совершенно заслуженно – сейчас раскрыт. – Голос Пола Йеля звучал ниже обычного, а на лице отражалась душевная боль. – Не буду усугублять свои прегрешения объяснениями и оправданиями, описывая глубокую встревоженность во время нашего предыдущего разговора или естественное желание защитить свое доброе имя.
«Однако ты именно это и делаешь, – подумал Ним, – и объясняешься, и оправдываешься, уверяя, будто не станешь этого делать».
– Тем не менее, – продолжал Йель, – я клянусь, что никогда не участвовал в хищениях электроэнергии трастовым фондом Йелей и не знал о нем до нашего первого разговора.
Эрик Хамфри, который, как прекрасно помнил Ним, в прошлый раз с готовностью принял заверения Пола Йеля, не проронил ни слова. Вероятно, председатель, как и сам Ним, думал, что тот, кто для защиты своей репутации солгал один раз, так же и по той же причине солжет вновь.
Ним не мог не вспоминать вопрос, заданный Гарри Лондоном: «А сколько еще раз достопочтенный судья Йель проворачивал подобное, и сколько раз ему это сходило с рук?»
Все продолжали молчать. Боль во взгляде Йеля усугубилась.
– Ним, – тихо сказал Эрик Хамфри, – думаю, твое присутствие больше не требуется.
Ним с облегчением собрал со стола бумаги и сложил их в папку. А затем, по-прежнему в тишине, вышел из кабинета.
Так закончилась его последняя встреча с судьей Йелем. Впрочем, сам Ним в тот момент этого не знал.
Не узнал он и о том, что происходило после его ухода в кабинете председателя. Ним не спрашивал, Эрик Хамфри тоже ничего не рассказывал, но результаты стали ясны на следующий день.
В одиннадцать утра Хамфри вызвал к себе Нима и Терезу Ван Бюрен. Встретил он их за столом с письмом в руках.
– Пол Шерман Йель подал в отставку с постов пресс-секретаря и члена совета директоров. Я с прискорбием принимаю его заявление об уходе. Прошу немедленно выпустить пресс-релиз.
– Нужно будет указать причину, Эрик, – сказала Тереза Ван Бюрен.
– По состоянию здоровья. – Хамфри заглянул в письмо, которое держал в руках. – Лечащие врачи мистера Йеля считают, что в его возрасте новая работа в ГСС представляет… слишком большую нагрузку. Они рекомендовали от нее отказаться.
– Никаких проблем, – кивнула пиар-директор. – Сегодня же разошлю всем информацию. Но у меня вопрос.
– Да?
– Получается, мы лишились пресс-секретаря. Кто займет пост?
Председатель улыбнулся – впервые с тех пор, как они вошли.
– Я слишком занят, чтобы кого-то искать, Тесс, так что выбора у нас нет. Заново взнуздаем Нима.
– Аллилуйя! – сказала Тереза. – Вы знаете, что я думаю по этому поводу. Его не надо было смещать.
Когда они вышли из кабинета председателя, она вполголоса спросила:
– Ним, давай про Йеля начистоту. Что случилось? Ты же знаешь, я все равно рано или поздно выясню.
Ним покачал головой:
– Ты слышала, что сказал председатель. Проблемы со здоровьем.
– Вот ты гад! – бросила она. – Раз ты так, не дам тебе на этой неделе выступать по телевизору.
Гарри Лондон, прочитав официальное заявление об отставке Пола Йеля, на следующий день пришел к Ниму.
– Не будь я таким слюнтяем, уволился бы в знак протеста против всего этого вранья про слабое здоровье и «с прискорбием» принятую отставку, – заявил он. – Получается, мы постоянно лжем – так же как он.
– Ну так вперед, увольняйся, – с раздражением ответил Ним, не выспавшийся ночью.
– Мне это не по карману.
– Тогда нечего делать вид, что ты святее папы римского, Гарри. Ты сам сказал: мы никак не можем доказать виновность Йеля в хищениях электроэнергии.
– Но он виновен, – кисло произнес Гарри. – Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь.
– Не забывай: Иэн Норрис, который управлял их трастовым фондом, поклялся, что Йель ни при чем, – заметил Ним.
– Да, и это чертовски похоже на сделку. С Норрисом так или иначе рассчитаются: наверное, даже оставят попечителем фонда. И потом, Норрис ничего не выиграл бы, впутывая в дело большого человека.
– Мы можем думать что угодно. Вопрос закрыт. Иди работай, лови новых расхитителей электричества.
– Уже. У меня куча свежих дел и новые эпизоды из расследования «Куэйл». Но знаешь, Ним, я тебе одно скажу на будущее.
– Давай, – вздохнул тот.
– Мы с тобой – соучастники в сокрытии преступления. Все ради того, чтобы защитить важную шишку – могущественного мистера Йеля. Как всегда: для людей влиятельных и со связями свои законы и правила.
– Слушай, Гарри…
– Нет уж, позволь договорить. Я официально заявляю: в следующий раз, если будут явные доказательства, кто бы ни был замешан, меня не остановят.
– Ладно, ладно. Если будут явные доказательства, я сам тебя поддержу. А теперь, если с этим разобрались, иди, пожалуйста, и дай мне поработать.
Оставшись один, Ним пожалел, что излил на Гарри Лондона свое раздражение. Большая часть из того, что тот говорил – про лживое заявление об уходе и про сокрытие преступления, – уже приходило в голову самому Ниму. Именно поэтому он не мог уснуть прошлой ночью. Существует ли большая и маленькая ложь? В его глазах ложь была ложью – и точка. А раз так, то разве ГСС – в лице Эрика Хамфри, который одобрил публичное вранье, и Нима, который не протестовал, – не несет такую же ответственность, как Пол Шерман Йель?
Ответ был один: да, несет.
Ним все еще размышлял об этом, когда ему позвонила секретарь Вики Дэвис:
– Председатель хочет немедленно вас видеть.
Эрик Хамфри, как сразу отметил Ним, был необычайно возбужден и – что случалось с ним редко – нервно расхаживал по кабинету. Не присаживаясь, Хамфри заговорил:
– К тебе есть разговор, Ним. Сейчас объясню. В последнее время ряд происшествий у нас в компании вызвали у меня стыд и отвращение. А мне не нравится стыдиться организации, которая платит мне зарплату и которую я возглавляю. – Хамфри помолчал. Ним тоже не говорил ни слова, задаваясь вопросом, что за этим последует. – С одной постыдной ситуацией мы за последние сутки разобрались. Но другая, более масштабная проблема никуда не уходит – чудовищные нападения на сотрудников и собственность компании.
– ФБР и полиция… – начал было Ним.
– Ничего не добились, – резко оборвал Хамфри. – Абсолютно ничего!
– Бердсон арестован, – заметил Ним.
– Да, но благодаря чему? Умная и решительная журналистка действовала эффективнее, чем целая армия профессиональных правоохранителей. И не забывай: она же добыла информацию, которая помогла уничтожить негодяев с Крокер-стрит. Слава богу, их настигло возмездие.
Ним никогда не видел, чтобы председатель столь открыто проявлял эмоции: «негодяи», «возмездие»… Вероятно, эти эмоции долгое время копились у Хамфри в душе.
– Ты только подумай, – продолжал тот. – Уже целый год мы страдаем от того, что какие-то подонки-террористы смеют устраивать взрывы на наших объектах – и даже здесь, в головном офисе! Хуже того, теракты стоили жизни девяти нашим достойным сотрудникам – и это не считая мистера Ромео, который погиб в отеле «Христофор Колумб». Ужасно! Мне стыдно за то, что мы не смогли ничего сделать, чтобы предотвратить это безумие – в нашем городе, на конференции НИЭ, которую мы организовывали.
– Эрик, вряд ли кто-то будет винить ГСС за то, что произошло в «Христофоре Колумбе», – сказал Ним.
– Я сам виню и нас, и себя за то, что не проявил больше настойчивости и не добился конкретных действий от правоохранительных органов. Даже сейчас эта мразь, их главарь Аршамбо, до сих пор на свободе. – Хамфри повысил голос. – Прошла целая неделя. Где он? Почему его до сих пор не нашли?