Тем не менее последняя отчаянная попытка воспротивиться неминуемому концу произвела впечатление. Теперь, в своем логове в Норт-Касле, Йоргос ощущал, что сам сродни той крысе.
Он скрывался уже почти два месяца. Поразительно. Йоргос не ожидал, что проживет так долго: после взрывов в отеле «Христофор Колумб» и он сам, и «Друзья свободы» не сходили со страниц прессы. Ориентировка на него была разослана повсюду, а фотографии, найденные в доме на Крокер-стрит, печатали в газетах и транслировали по ТВ. Судя по новостям, в Норт-Касле – и не только там – устраивали масштабные облавы. С тех пор как перешел на подпольное положение, Йоргос каждый день ждал, что его найдут, а квартиру окружат и возьмут штурмом.
Сперва сменявшие друг друга часы и дни приносили облегчение. Затем, когда дни превратились в недели, Йоргос стал задаваться вопросом: а вдруг еще можно возродить «Друзей свободы»? Найти новых сторонников взамен погибших Уэйда, Юта и Феликса? Привлечь деньги, отыскать кого-то вроде Бердсона для внешних контактов? Быть может, еще удастся возобновить войну против ненавистной системы?
На несколько дней Йоргос погрузился в мечты о будущем, затем, взглянув в лицо фактам, неохотно признал, что будущего нет. Последние недели – неожиданная, но краткая передышка, отсрочка перед неизбежным, не более.
Ему осталось недолго.
За ним охотились все правоохранительные органы – и продолжат охотиться, пока он жив. Его имя и внешность известны; руки в пятнах от химических ожогов описаны – рано или поздно кто-нибудь где-нибудь его опознает. Не осталось ни ресурсов, ни союзников, идти некуда, а главное – подходили к концу деньги. Арест был неминуем – если только Йоргос не решит предвосхитить его, покончив с собой на своих условиях, назло системе.
Именно это он и намеревался сделать. Словно та крыса из детского воспоминания, он вступит в последнюю схватку и, если понадобится, умрет так же, как жил, – борясь с системой, которую всегда ненавидел. Йоргос решил взорвать ключевой узел на электростанции ГСС, причем рассчитав все так, чтобы нанести максимальный ущерб.
Задумка постепенно обретала форму. За основу он взял замысел, который разрабатывал вместе с другими борцами за свободу до того, как Дэйви Бердсон подал идею о диверсии на конференции НИЭ. Теперь Йоргос решил вернуться к первоначальному плану, хотя делать придется все в одиночку. Отчасти он продвинулся к цели, смело пойдя на риск в тот день, когда скрывался. Обдумывая тогда свое положение, Йоргос понял, что ему нужен транспорт. Автомобиль. Красный пикап с надписью «Служба пожарной безопасности» он бросил: тот был слишком узнаваем, – и требовалось найти что-то на замену. Купить машину не представлялось возможным: во‐первых, это было слишком рискованно, во‐вторых – не хватало денег, так как основной запас наличных, имевшийся у «Друзей свободы», остался на Крокер-стрит. Единственный выход – попробовать забрать «фольксваген», несмотря на вероятность, что его нашли копы и он под наблюдением.
Фургон находился в частном гараже неподалеку от Крокер-стрит. Понимая, что идет на риск, но надеясь опередить полицейских, Йоргос тем же утром отправился туда пешком – по возможности переулками. Он добрался без происшествий, расплатился с владельцем гаража и уехал. Никто не задавал ему никаких вопросов, никто не остановил его по дороге в Норт-Касл. Еще до полудня «фольксваген» оказался в закрытом гараже, примыкавшем к тайной квартире. Вдохновленный успехом, Йоргос решился на новую вылазку и вечером, когда стемнело, вышел купить продуктов и вечерний выпуск «Калифорния экземинер». Из газеты он узнал, что журналистка по имени Нэнси Молино дала полиции описание «фольксвагена» и его уже ищут. На следующий день в газете появилась новая информация: полицейские наведались на парковку через полчаса после того, как Йоргос ее покинул.
Выезжать на машине Йоргос опасался, понимая, что ее описание разошлось везде. Он воспользуется фургоном еще всего раз – для своего замысла, возможно последнего.
«Фолькскваген» был ценен и еще по ряду причин. Например, под дверью имелось секретное отделение, где, аккуратно обернутые в пенополиуретан, лежали двенадцать цилиндрических бомбочек с часовым механизмом. Также в фургоне находилась миниатюрная надувная лодка, плотно упакованная в небольшой сверток, и снаряжение для подводного плавания, купленные месяц назад в спортивном магазине.
Все эти предметы были необходимы для его смелой задумки.
После возвращения фургона Йоргос в основном сидел в квартире, только время от времени выходил за продуктами, причем из осторожности в разные магазины. Он также носил легкие перчатки, чтобы скрыть пятна на руках, и, желая хоть немного изменить внешность, сбрил усы. А еще он пристально следил за газетными материалами о «Друзьях свободы» и взрывах в отеле – во‐первых, ему нравилось читать о себе, а во‐вторых, нужно было черпать информацию о действиях полиции и ФБР. Брошенный в Норт-Касле пикап «Службы пожарной безопасности» упоминался несколько раз, но все чаще встречались предположения, что террористу удалось ускользнуть из города и теперь он уже на Восточном побережье. В одной из сводок говорилось, будто его видели в Цинциннати.
Отлично! Все, что отвлекает внимание, – хорошо и полезно.
Читая в первый день «Калифорния экземинер», Йоргос с удивлением осознал, как много стало известно о его деятельности благодаря репортеру Нэнси Молино, а в последствии понял: Иветта каким-то образом прознала о его планах и предала. Иначе битва в отеле «Христофор Колумб» (про себя Йоргос называл произошедшее именно так) стала бы для «Друзей свободы» не позорным поражением, а славной победой.
Йоргосу следовало бы ненавидеть Иветту, но почему-то не удавалось: ни сразу, ни потом. Вместо этого он, сам стыдясь своей слабости, ощущал, что ему жаль ее, покончившую с собой на Одиноком холме (судя по статье в газете).
Как ни удивительно, он скучал по Иветте. Быть может, приближение конца туманило разум и навевало сентиментальность. Если так, то оставалось порадоваться, что соратники ничего об этом не узнают.
Газеты многое раскопали и про жизнь самого Йоргоса. Предприимчивый репортер разыскал в Нью-Йорке запись о его рождении и выяснил, что Йоргос – внебрачный сын греческой кинозвезды и богатого американского плейбоя Уинслоу, внука одного из пионеров автомобильной индустрии.
Постепенно, фрагмент за фрагментом, картина сложилась целиком. Кинозвезда не желала признавать, что родила ребенка, дабы не нарушать образ вечно юной девы. Плейбой заботился лишь о том, чтобы избежать любой ответственности. Йоргоса убрали с глаз подальше и все детство передавали от одних приемных родителей другим. Фамилия Аршамбо принадлежала одному из ответвлений материнской семьи. К девяти годам Йоргос видел отца всего раз, мать – три, а после – уже никого ни разу. Ребенком он отчаянно стремился узнать родителей поближе, они же – по разным, но одинаково эгоистичным причинам – так же отчаянно стремились этого избежать.
Пожалуй, можно было сказать, что мать Йоргоса все же вела себя порядочнее, чем отец: по крайней мере поддерживала Йоргоса материально, переводила ему значительные суммы через юридическую фирму в Афинах. Эти деньги позволили молодому человеку закончить Йельский университет и получить докторскую степень, а позднее – финансировать «Друзей свободы».
Теперь бывшая киноактриса, давно утратившая красоту и юность, отвечала на вопросы журналистов: мол, была шокирована, узнав, куда шли ее деньги. Впрочем, она явно наслаждалась тем, что вновь находится в центре внимания: в последнее время она жила в безвестности, в обшарпанной квартирке на окраине Афин, и пристрастилась к алкоголю. Здоровье ее также пошатнулось, хотя природу своих недугов престарелая актриса не раскрывала.
Услышав в подробностях, чем занимался Йоргос, она воскликнула: «Он мне не сын, он злобное чудовище!»
Однако когда женщина-репортер спросила, не считает ли она, что в случившемся во многом повинно ее собственное равнодушие к ребенку, бывшая кинозвезда плюнула журналистке в лицо.
Стареющий плейбой – отец Йоргоса – в течение нескольких дней избегал прессы. Затем, когда репортер обнаружил его в баре на 59-й улице Манхэттена, сперва вообще отрицал свою связь с греческой актрисой, а потом, когда ему предъявили документальные доказательства отцовства, пожал плечами и заявил: «Мой совет полицейским – стрелять в ублюдка на поражение».
Йоргосу довелось прочитать слова родителей. Они его не удивили, только еще больше разожгли ненависть ко всему сущему. Теперь, в последнюю неделю апреля, он решил, что настала пора действовать. С одной стороны, нельзя было надеяться, что ему долго удастся скрываться: всего два дня назад, покупая вечером продукты в небольшом супермаркете, он заметил, что другой покупатель как будто рассматривает его слишком пристально. Йоргос поспешно ушел. С другой стороны, наверное, к этому времени первоначальная шумиха немного поутихла, фотографии исчезли из СМИ, и люди могли о нем позабыть.
План Йоргоса состоял в том, чтобы взорвать насосы, качающие воду для охлаждения турбин «Ла Мисьон» – той самой станции, где почти год назад он, переодевшись офицером «Армии спасения», заложил бомбу, которая повредила Биг-Лил.
Про насосы он узнал, когда изучал учебники по энергетике, выявляя наиболее уязвимые точки ГСС. Он также посетил Инженерную школу в Калифорнийском университете в Беркли, где в открытом доступе имелись чертежи Ла Мисьон и других электростанций.
Йоргос, как всегда, трезво оценив обстановку, понимал, что шансов пробраться в главный корпус «Ла Мисьон», как в первый раз, у него мало: теперь станцию слишком тщательно охраняли, зато, при некоторой изобретательности и с долей удачи, могло получиться попасть на насосную станцию.
Одиннадцать громадных мощных насосов, находившихся там, работали на пять энергоустановок, включая Биг-Лил. Уничтожив насосы, он на несколько месяцев выведет электростанцию из строя. Это все равно что перерезать артерию.