ановилась. Она не видела лица мага, но этого ей и не требовалось. Его еще секунду назад гордо расправленные плечи ссутулились, словно на них лег невидимый, но тяжкий груз, а по харчевне будто пронеся ледяной сквозняк.
Стряпуха замерла, раздираемая противоречивыми желаниями. С одной стороны, хотелось уйти с гордо поднятой головой и не мешать этим двоим (которые так замечательно смотрелись рядом и так друг другу подходили) выяснять отношения. С другой стороны, голос совести кричал, даже вопил, что ее мага сейчас ну ни в коем случае нельзя бросать на растерзание этой… этой… в общем, этой звезде, рядом с которой сама Васька казалась в лучшем случае бледно подмигивающим болотным огоньком.
«Иди к нему. Посмотри на его лицо. Иди! Да что ж ты дура какая!»
«Сама дура», – ответила Василиса своей упрямой внутренней собеседнице и сердито выдохнула. Вот с детства ей всех убогих жалко – то кошку трехногую домой притащит всю в лишаях, то собаку блохастую с бельмом на глазу… теперь вот, смотри-ка, выросла – людей ущербных собирает. Начала с Зарии, потом вот на этого, господи прости, жениха переключилась. Ой, дура-а-а…
И, осознавая собственную глупость, как и то, что об этой глупости она в ближайшем будущем обязательно пожалеет, кухарка направилась к Грехобору, ловко лавируя между посетителями. Зеваки не торопились расходиться, с любопытством посматривали на двух магов и перешептывались. Тьфу, сплетники проклятые.
Мимолетный взгляд на лицо жениха подтвердил, что Василиса поступила верно, – выглядел он так же, как тогда, когда впервые переступил порог Багоевой харчевни: растерянный, обескураженный. Вот ведь вертихвостка ослепительная – чего пришла, все испортила? Васька встала рядом с Грехобором, решительно взяла его ладонь в свою (сильные пальцы мгновенно переплелись с пальцами невесты), после чего обратилась к сопернице:
– Ты кто?
Та открыла рот, но не нашлась, что сказать, – так и застыла, глядя на их руки. Васька и сама не ожидала, что нареченный так в нее вцепится – едва суставы не захрустели. Но удивления своего девушка не показала, лишь улыбнулась в тридцать два зуба, источая во все стороны убийственное обаяние, и спросила:
– Я таки осмеливаюсь узнать ваше имя. Как звать?
Незнакомка тотчас отступила на шаг, вскидывая руки и показывая отсутствие мизинцев:
– Я Повитуха. У вас роженица.
– Да. БАГОЙ, ПРОВОДИ! – проорала Василиса так, что вся харчевня вздрогнула от фундамента до крыши, а магесса и вовсе побледнела. – Милости просим.
Последнее девушка сказала сварливым голосом Бабы-яги, оставшейся без ступы и метлы.
– Понимаешь ли ты, с кем стоишь рядом? – осмелилась поинтересоваться Повитуха. – Он же маг!
– И?
– Он – Грехобор!
– И?
– Но он же проклят! Ты можешь потерять душу…
– Он мой жених. – И Васька подняла их сцепленные руки, показывая заблудшей красавице венчальное кольцо. – Имею право трогать, где хочу.
Почему-то от этих вполне невинных слов рука мага дрогнула, а Повитуха залилась краской, отчего стала просто убийственно хороша. Интере-э-эсно, они сейчас о чем подумали? Васька озадачилась. Вообще-то она имела в виду место, так сказать территорию, а не… место. Тьфу! Короче, не то, что они тут все себе решили.
Немую сцену оживил скатившийся с лестницы спутник роженицы – бледный, с вытянувшимся лицом и отчаянными глазами. Повитуха мгновенно взяла себя в руки, повернулась и пошла следом за ним, оставляя позади жениха с невестой.
– Руку верни. Мне готовить надо, – буркнула неизвестно на что злящаяся Васька, безуспешно пытаясь вытащить свою ладонь из железной хватки мага.
Грехобор обернулся, глядя на нее так, словно она говорила с ним на иностранном языке.
– Василиса, ты…
И тишина. Да она, она, уже четверть века – она. Васька снова попыталась освободить свою конечность. Не отдает. Не отдает!
– Ты чудачка… – выдохнул он.
Стряпуха хлопала глазами. Вот тебе и комплимент. Она помолчала. Нахмурилась. А потом с удвоенной энергией стала высвобождать ладонь.
– То ты на меня и не смотришь, на кухне прячешься, а то вдруг во всеуслышание говоришь, что моя невеста. – Мужчина не то сердился, не то недоумевал.
– Меня к тебе Багой не пускал. – Васька наконец вырвала руку. Свобода! – А если недоволен, что сам не подошел?
– Я не навязываюсь.
– А-а-а. Гордый. Ну, молодец.
Ужасно хотелось ему врезать.
Но маг, не подозревая, что рискует схлопотать по физии, спросил:
– Почему не пускал? Думал, я обижу?
– Нет. Боится, что замуж пойду, – призналась девушка.
Грехобор замолчал. Казалось, даже дышать перестал. Испугался?
– А ты пойдешь?
– Куда?
– Замуж. За меня.
Василиса возвела очи горе. Вот ведь мужики! Только что с отвалившейся челюстью созерцал прелести мимо проходящей красотки и вот уже снова зовет замуж. Везде они одинаковые. Везде!
– Даже и не знаю… Я не решила еще. К тому же тебя трогать нельзя, – выкрутилась девушка, надеясь свести все к шутке, но забыв при этом, что шутки и Грехобор – два взаимоисключающих понятия.
Сказать, что в ответ на невинную поддевку мужчина опешил, – значит ничего не сказать. Он шагнул к невесте, замер в двух шагах, а потом…
– Трогай. Где хочешь. Тебе можно.
И вот в этот миг пришла пора краснеть Василисе. Она залилась таким качественным, таким кумачовым румянцем, что ее можно было тащить впереди наступающих войск вместо знамени. Девушка придушенно откашлялась и, пытаясь не провалиться сквозь землю, поспешила на кухню. А пока мчалась к заветной плите и сковородкам, всячески старалась отогнать от себя видения тех мест, которые она была бы совсем не прочь потрогать…
Роженица счастливо разрешилась от бремени, впустив в мир дочку. Гордый отец лично огласил это на всю харчевню и, выложив на стол кошель с золотыми, угощал выпивкой каждого и радовался тому, что девочка родилась самой обычной, без малейшей склонности к магии.
В общем, пир в «Кабаньем пятаке» стоял горой, а народу собралось столько, что яблоку было негде упасть. Василиса и Зария с ног сбились, кружась у плиты и печи, а Багой все не торопился закрываться. Стояла уже глубокая ночь, когда последние, изрядно поддавшие гуляки, повисая друг на друге, покинули заведение.
Определив Повитуху в соседнюю с роженицей комнату, Багой сурово обвел взглядом пустой зал, о чем-то там подумал, закатив глаза к потолку, и пошел на кухню. Зария домывала последние тарелки, Василиса оттирала от нагара жаровню. Хозяин заведения окинул трудяг благостным взором и спросил:
– Ну что, девки, устали поди? Вот вам, отдыхайте. – Он ухмыльнулся и широким жестом водрузил на стол глиняную бутыль, после чего, крайне довольный своей немыслимой щедростью, отбыл.
– Чего это он? – удивилась Зария.
– Выручку подсчитал, – авторитетно угадала Васька, откупоривая бутыль. – Давай стаканы.
Что такое твердое «нет», Зария пока не знала, но и пить не хотела, поэтому воспользовалась отводом глаз, игнорируя слабые укоры совести. Зато Лиска с огромным удовольствием пила вишневую настойку, смакуя каждый глоток.
В трактире царила тишина. А на тружениц наконец навалилась усталость. Говорить не хотелось, но молчание было уютным – Зария чувствовала себя удивительно спокойно. Может быть, оттого, что рядом с Василисой все казалось простым и легким? Эту диковинную девушку словно окружал ореол добра и веселья.
– Ты хорошая, – вдруг тихо сказала чернушка. – Очень. Я не заслужила такой доброты.
Стряпуха вместо ответных слов порывисто обняла помощницу.
– Дуреха ты, – беззлобно сказала она, потрепала девушку по плечу и поднялась на ноги. – Все, спать. Еле ноги волочу.
Зария про себя улыбнулась, думая, что еле ноги волочит Василиса не только из-за усталости, но и из-за Багоева подношения. Однако в ответ промолчала.
Лиска кое-как вскарабкалась по лестнице, держась за перила. Так, где тут у нас право? Где лево? В темноте ни черта не видать! Она попыталась разглядеть татуировки, но в потемках это было попросту невозможно, поэтому Выська пошла строго по азимуту, то есть туда, куда повела интуиция.
– Тьфу, оказия. Право… лево… вот! Туда! – И девушка, ввалившись в темную комнатушку, побрела к кровати, на ходу раздеваясь. Чертово платье! Юбки, завязки, замаешься, пока распутаешь! Исподнюю рубаху уморившаяся стряпуха решила не снимать. Сил уже не было с ней возиться.
Уф… Ну вот и все.
После раскаленной кухни ночная прохлада приласкала тело, и уставшая Василиса вытянулась на кровати, счастливо застонав. Уткнулась носом во что-то теплое и погрузилась в сон. Хо-ро-шо!
Грехобор и чудо
Он проснулся в тот же миг, когда дверь в комнату распахнулась.
Маг не имел права закрываться на засов, прятаться от людей, поэтому войти в его покой мог любой, когда пожелает. Интересно, кто это. Опять колдун? После их разговора, в конце которого Глен в ярости растворился в воздухе, Грехобор все время ждал повторного появления.
Этот малый явно не был из числа тех, кто легко прощает обиду и пренебрежение. Ведь именно высокомерие он по ошибке услышал в словах собеседника. А тот не стал объяснять, что всего-навсего говорил правду. Ему – разрешенному магу – было глубоко и искренне плевать на судьбу колдунов, ведь именно из-за таких, как Глен, люди ненавидели таких, как Грехобор.
Пока мужчина вспоминал своего призрачного собеседника, незнакомец, проникший в комнату, приблизился к ложу, чем-то шурша в темноте. Обитатель покоя подобрался, приготовился… и окаменел, уловив запах сдобы и корицы. Умопомрачительный запах, который сегодня жадно вдыхали посетители «Кабаньего пятака». Нет, не может… теплая мягкая рука легла магу на грудь. Стряпуха прижалась к жениху, уткнувшись носом в плечо, и затихла. А он лежал, боясь даже дышать, боясь, что его неистово бьющееся под этой ладонью сердце разбудит спящую.
Женщина. Рядом с ним.
Давно забытые чувства взметнулись, будто пламя. Неужели она… нет, неправда. Ошибка. С ним такое просто не может… мужчина подавил стон, когда Василиса прижалась теснее, что-то бормоча. Кровь грохотала в ушах, но даже сквозь этот грохот маг разобрал: