— А схемы для вычислительных машин? В университете люди вообще понять поначалу не могли, зачем они нужны!
— И с ними та же картина: Воронов им принес именно схемы, электрические схемы, а всю разработку кристаллов проделали опять в университете. И да, зачем такие схемы могут быть нужны, там никто не понял, но лишь потому, что и понимать не захотели. Да если бы и захотели: по одной-то они на самом деле ни на что не пригодны, а тогда сообразить, что можно сделать электронный аппарат с сотнями тысяч тех же транзисторов и диодов… То есть соображает Воронов очень неплохо, вперед смотреть умеет — но он не пинки моральные ученым раздает, нет. Он руководству страны пинки раздает, причем совсем уже не моральные. Он нам, по сути, показывает, причем на живых изделиях показывает, куда нам срочно нужно вложить немерянные миллионы и как потом быстро получить их обратно. А то, что вкладываем мы эти миллионы в одно место, а обратно получаем из другого… хотел бы я такого экономиста-аналитика в Госплан заполучить.
— Слава, — поинтересовался Иосиф Виссарионович, некоторое время простоявший молча рядом со спорщиками, — ты за проектами товарища Воронова давно следишь внимательно…
— Приходится, он же уже на несколько миллиардов всякого напридумывал, а деньги-то Госплану на его выдумки выделять приходится!
— Я другое спросить хотел. А у товарища Воронова были проекты, про которые наши ученые сказали, что такого сделать невозможно?
— А я-то откуда знаю? Госплан занимается только теми, что уже в работе, а кто там чего выдумывал, я не знаю.
— Не было, — ответил на вопрос Сталина Лаврентий Павлович. — Он того, что сейчас сделать невозможно, не предлагает. А предлагает только то, что сделать можно, и даже говорит, кто это может сделать. Ну и тех, кто может что-то сделать, пинает… морально. А что?
— Да так, ничего. Просто спросил…
Четвертый семестр у Соны прошел довольно спокойно: она занималась только учебой и ни на что иное времени не тратила. Примерно с середины апреля она уже самостоятельно на новенькой машине (уже получившей название «Кумай», но на ее машине еще шильдика с названием не было) ездила на учебу, так что и у Алексея свободного времени стало заметно больше, ведь раньше он на доставку жены в университет и обратно почти два часа тратил. И в основном тратил вечером, поскольку утром туда ехать было недолго: на дорогах все же особого изобилия автомобилей не наблюдалось. Он как-то из чистого любопытства подсчитал (когда ждал Сону возле университета), что за полчаса мимо него проехало меньше полусотни машин, из которых легковых было всего штук двадцать. Но и среди легковушек преобладали «Победы»-такси.
Конечно, в центре Москвы движение было более плотное, но и там останавливаться приходилось только на светофорах (регулировщики-орудовцы с прошлой осени стали редкостью, их почти везде на светофоры заменили), и этому он тоже радовался: как-никак, но и к регулированию уличного движения он сумел руку приложить. Предложив Лаврентию Павловичу не регулировщикам в будках свет переключать, а простеньким автоматам с примитивным таймером. А на пешеходных переходах еще и кнопочки ставить, чтобы пешеходы сами могли свет переключать. Правда, тогда Лаврентий Павлович поинтересовался:
— А если мальчишки просто будут после перехода стоять и в кнопку тыкать, то что, машинам всегда красный свет будет?
— Нет. Там тоже таймер поставить надо, чтобы чаще, чем, скажем, раз в минуту светофор не переключался. Или раз в две минуты, зато если пешеходов на улице не будет, то машины без остановок поедут.
— А таймер этот дорогой получится?
— Можно совсем дешевый сделать, на конденсаторе, а если с новыми транзисторами, то рублей в тридцать обойдется.
— Недорого, регулировщик получается гораздо дороже. А если этот прибор сломается?
— А если бандиты регулировщика убьют? Можно, даже нужно все такие устройства еще и проводом телефонным с центральным пультом соединить, и если будет поломка, то оператор — один на весь район — это увидит. И сможет либо сам руками светофор переключать, или орудовца туда послать вместе с монтером.
— Еще и тут провода по всему городу тянуть…
— Зато позже, когда машины вычислительные у нас диковинкой не станут, можно будет все светофоры к машине подключить и уже машина сама будет движение регулировать. А если под дорогой еще и датчики положить, которые будут смотреть за тем, сколько и как часто на каждом участке автомобили ездят…
— Как это «смотреть»? Датчики с глазами, что ли, делать придется?
— Ну, следить. Машина-то железная, когда над проводом железяка проезжает, то емкость этого провода меняется…
— Ну и фантазии у тебя! Но автоматически движение регулировать — это, думаю, будет полезно. Мы еще подумаем… а светофорные автоматы где можно будет выпускать?
— Да на любом радиозаводе.
— А на твоем медицинском?
— Они все же медприборы делают.
— Ну да, и автомобили, и куроощипыватели… я про установочную партию говорю.
— То есть сколько? Сто, тысячу?
На заводе рабочие в цеху электроприборов только хмыкнули — и меньше чем за месяц тысячу автоматов изготовили. С удовольствием изготовили и с удовольствием же для этого на час-полтора после работы задерживались: за сверхурочные-то платили в двойном размере! А уже орудовцы эти автоматы к светофорам и приделывали. Но это не сразу после разговора Алексея с Лаврентием Павловичем случилось: поговорили-то они еще летом, а автоматы изготовили уже в октябре — потому что Берия решил, что «нам дешевки не нужно» и автоматы ставились транзисторные, да еще с одной микросхемой-счетчиком импульсов генератора. А пока еще эту (хотя и очень простую) схемку сделали, время-то и прошло. Но и результат радовал, хотя пока еще светофоры работали «автономно», проводами их с диспетчерской собирались только следующим летом соединять.
Вообще-то Алексей, заказывая тысячу автоматов, сильно погорячился: во всей Москве светофоров было еще меньше пятисот, но в СССР имелись и другие города, так что продукция точно не пропала. И вторым городом с автоматическими светофорами стал не Ленинград, а Нижний Новгород, а третьим — вообще Чимкент. Потому что эти светофоры позволили уменьшить число орудовцев, которые переводили теперь в патрульно-постовую службу милиции, а там, где распространялся криминал, с кадрами было очень тяжело и это позволяло хоть как-то проблему решать.
Хоть как-то… В середине мая Алексей пригласил «поговорить» Виктор Семенович и сразу задал ему очень удививший парня вопрос:
— Алексей, говорят, что ты стреляешь очень даже неплохо. А как у твоей жены с этим делом?
— Понятия не имею, да и зачем бы ей это уметь?
— Есть мнение, что и ей стоит научиться. Есть подозрения, не особо, правда, обоснованные, что кто-то из… нехороших людей знает, что именно ты Иосифу Виссарионовичу индикатор дал. А люди там, сам знаешь… в общем, мы считаем, что тебе стоит все же с оружием ходить, и жене твоей тоже. То есть ты не думай, мы за вами все же…
— Среди нехороших людей идиотов все же немного, то есть идиоты там уже закончились. А против винтовки снайперской пистолет вряд ли поможет.
— Это тоже верно. Тогда давай вместе подумаем, как твою охрану обеспечить.
— Прямо сейчас думать будем?
— Нет, но если у тебя появятся дельные мысли, то телефон ты мой знаешь. В общем, думай…
Но долго думать парню не пришлось: настала зачетная сессия и времени на посторонние мысли у него уже не осталось. Он лишь обратил внимание на то, что в очередной раз существенно ужесточились наказания за насильственные преступления, о чем сообщили «Известия», да и Лена, встретив Алексея во дворе, тихо ему сообщила:
— Тут у меня парочка ухажеров появилось, я Сону уже с ними познакомила…
— Думаешь, за кого из них замуж выходить?
— Душу травишь? Нет, я думаю, что и тебе с ними познакомиться нужно. Товарищи не простые, из «Смерша», так что если они тебе или Соне что-то скажут срочно делать, то делать нужно будет не задумываясь. Скажут в лужу падать…
— Я-то знаю, а вот как Соне это объяснить…
— Придется тебе подумать, я для нее всего лишь участковый врач. Но Лаврентий Павлович сказал, что Виктор Семенович и людей лучших выделил, да и в городе преступность он сильно поприжал. Сам знаешь, он человек простой, ему сказали притоны в Болшево зачистить — и все, нет больше тех притонов.
— Ну, хоть это радует.
— Ну и радуйся. А еще я уже неделю на работу вернулась, теперь буду вас раз-два в неделю навещать. Так что если что-то у тебя новенькое будет…
— Из новенького только одно скажу: как только сессия у нас закончится, мы уезжаем жить в деревню.
— Да, неудобненько получается…
— Есть мнение… ты же машину водишь?
— Ну уж не хуже тебя!
— Это вопрос спорный, но у нас образовался лишний ЗиМ, а Соне в деревне будет скучновато, так что если ты согласишься с нами в деревню убыть… Тут же тебе до работы не очень далеко ехать будет, а детишки твои на природе отдохнут куда как лучше, чем в Москве.
— А тебя жена не убьет, если ты постороннюю бабу пригласишь с тобой лето в деревне провести?
— Ну вы же подруги, так что она тебя сама пригласит.
— Да уж, выдумывать ты всякое горазд. Я вопрос с начальством завтра согласую… но в любом случае спасибо!
В лаборатории точной механики одноименного института состоялся небольшой праздник. Два выпускника МАИ, срочно направленные в эту лабораторию на работу, всего за месяц сумели изготовить небольшую железячку, которая, вися на свободном подвесе и прижимаемая к пластине пружинкой с усилием в пятнадцать грамм, поверхности, к которой ее пружина прижимала, не касалась. Вообще не касалась, а парила над пластиной на расстоянии около одного микрона. Правда, для парения было необходимо, чтобы эта пластина пролетала под железячкой с огромной скоростью, но это как раз в условия задачи и входило, а то, что два вчерашних студента сумели так рассчитать аэродинамику пластины, что при изменении скорости пластины в два раза расстояние парения менялось хорошо если процентов на десять, было серьезным достижением. Первым на пути создания нового механизма, но если в электрической части проблем еще просматривалось много, то здесь проблемы уже должны были закончиться — и изначально, когда лаборатория только получила эту задачу, именно вопрос парения делал задачу на первый взгляд неразрешимой.