Алексею пришлось еще и для жены дома устроить «интенсивный курс повышения квалификации». Очень интенсивный, с применением способов, которым его в «прошлой жизни» обучила доктор психологии Наталья. То есть до Нового года курс был просто интенсивный, для использования принципов «погружения в предметную область» все же условий не было, ведь каждый день Соне всяко приходилось в университет ездить на занятия, да и Алексей старался институт не пропускать. Да и вечерами свободного времени у них было не особо и много, так как Таня (в соответствии с законом) еще и училась в вечерней школе в восьмом классе и поэтому и с Павлом Алексеевичем оба много времени проводили. Но когда Пашка ложился спать, Алексей и Сона еще пару часов «прихватывали» для «повышения квалификации», так что к Новому Году и у Соны накопилось знаний достаточно, чтобы сформулировать задачу для своей университетской группы сокурсников.
Однако такое «режим дня» свободного времени вообще им не оставлял, и Вороновы просто пропустили мимо сознания существенно изменение состава «социалистического лагеря». То есть формально Венгрия как бы продолжала «строить социализм», но уж больно формально она этим занималась…
Автобусный завод в Ельце приступил уже к массовому производству автобусов ЗиС-127, и первые четыре из серийных были отправлены в МИФИ. Потому что четвертого января пятьдесят седьмого года перед студентами распахнул двери новый корпус института (а старый в течение месяца должен был окончательно освободиться) и теперь в Подмосковье требовалось утром и вечером перевозить свыше двух сотен преподавателей. И товарищ Первухин позаботился о том, чтобы эти преподаватели особых неудобств при поездке на работу не испытывали. А Алексей неудобств давно уже не испытывал, в институт он ездил на машине — но раньше-то он ездил фактически в «собственный» Институт прикладных программ, а теперь… Место было хотя и совсем рядом с ИПП, но все же другим — и он несколько раз «по привычке» заезжал не туда. А в первый раз…
Как раз четвертого у него состоялся первый экзамен зимней сессии, и он с огромным волнением зашел в знакомый (но все же совершенно другой) корпус. И сначала он даже и различий особых не заметил, разве что мозаика в холле первого этажа была другой — а полуподвал с раздевалками ему показался «точно таким же». Но уже второй этаж выглядел совершенно иначе: и стены были отделаны деревянными панелями, и двери в аудитории были другими: кто-то не пожалел очевидно не очень маленьких денег и все двери в здании были изготовлены из дуба. Да и сами аудитории: в них стены были отделаны камнем (похожим на мрамор, разве что знаменитого «мраморного сияния» было не видно), и все полы были выложены каменными плитами. Причем — Алексей это уточнил позднее — плитами их карельского порфира, а такие их сделали из сугубо утилитарных соображений: порфир был гораздо прочнее даже гранита и его толпы студентов даже за многие десятилетия не стоптали бы. Правда, зачем делать полы в расчете на века топтания, Алексей так и не понял — но «обновленное» здание ему понравилось.
А вот что не понравилось, так это отсутствие (временное, как всем студентам сразу же объяснили преподаватели) столовой. Хотя голодными никто ни студентов, ни преподавателей оставлять не собирался: временную столовую пока устроили в актовом зале — но там, понятное дело, никто ничего не готовил, а просто продавали еду, привозимую из кафе, уже работающем в жилом городке. Недостатком этого было главным образом то, что еда довольно быстро заканчивалась, и большинство преподавателей предпочитали обедать ходить именно в само кафе — но ведь и оно не рассчитывалось на такой наплыв клиентов. Голодными-то никто не оставался, а вот опоздания на занятия (что студентов, что самих преподавателей) было практически гарантировано. Впрочем, столовая (и опять «на том же месте») уже тоже была достроена и ее обещали запустить уже в начале марта.
Но во время сессии эти мелкие неудобства вообще никого не волновали: экзаменаторы с утра принимали экзамены, а экзаменующиеся, экзамены сдав, дружно шли отмечать успех (или «заедать горе») в буфеты студгородка, благо в каждом корпусе общаги такой буфет имелся и там готовили вполне съедобную пищу. А то, что супа в буфетах не давали, студентов вообще не смущало. И Алексея тоже: он, сдав очередной экзамен, обедать шел в столовую ИПП — а там кормили не хуже, чем в каком-нибудь элитном ресторане. По той же причине, по какой на предприятиях, подчиняющихся товарищу Берии, людям устраивали «демонстрацию коммунизма» — а «вкусная и здоровая пища» является, по мнению многих высокопоставленных товарищей, неотъемлемым элементом этого коммунизма, так что поваров в столовые там набирали самых лучших.
Но если предоставлялась возможность, Алексей предпочитал кормиться дома. И, хотя обеды там готовила не Сона, хуже блюда не стали: жена все-таки научила «няню Таню» готовить хорошо, а та, вероятно, из-за не особо сытого детства, готовила всякое с огромным энтузиазмом и «проявляла фантазию», так что периодически (примерно пять раз в неделю) и Сона говорила, что «так вкусно я давно не ела». Говорила, а после трапезы устраивала Тане допрос с пристрастием, выуживая из девочки «отклонения от рецепта», сделавшие блюда еще вкуснее. Но выпытывала из Тани «важные детали» Сона исключительно впрок: сама она готовить вообще перестала. Просто потому, что некогда ей было готовкой заниматься.
Потому что как раз к началу зимней сессии Алексей объяснил жене детали концепции клиент-серверных приложений и Сона с энтузиазмом занялась разработкой сетевого драйвера для базы данных. И периодически ее муж просто пинками загонял спать: сетевые контроллеры в домашних машинах уже стояли, Алексей для них даже драйвера успел написать (плохонькие, «модельные», но они все же работали, хотя и до отвращения медленно), и Сона страстно возжелала реализовать серверную базу данных до начала следующего семестра: у нее родились очень интересные идеи относительно дальнейшего развития «медицинской» базы. И она так сильно этого возжелала, что мужу пришлось ее к каждому экзамену готовить с использованием методик «быстрого запоминания», что, понятно, и у него времени немало отнимало, да и «для здоровья было не особо полезно». А еще было неполезно с точки зрения освоения новых знаний, но тут уж им пришлось идти на компромисс: Сона Алексею пообещала, что «недоученное» она весной «уж точно наверстает». А так как руководство страны ждало «очередного прорыва в деле применения средств вычислительной техники», им очень хотелось этот «прорыв» людям показать…
На самом деле руководству было не до «прорывов», это руководство «текучка заедала». Но не обычна, скучная текучка, а весьма и весьма напряженная. В соответствии с решением ЦК партии все торговые контракты с Венгрией, обычно «автоматически продляющиеся» с нового года, были расторгнуты, и, хотя товарищ Струмилин и говорил, что Союзу это особых неприятностей не принесет, некоторые неудобства все же возникли. Например, полностью остановилось производство автобусов во Львове, так как задние мосты львовских автобусов делались как раз в Венгрии. И неудобства это было сугубо локальным: автобусов там выпускалось пока очень немного, буквально по паре в сутки, да и они оказались, мягко говоря, не очень-то и удобными: в качестве городских они не годились из-за единственной двери, очень сильно замедляющей посадку и высадку пассажиров, а в качестве междугороднего они были слишком уж медленными (максимальная скорость на шоссе у них была шестьдесят пять «по паспорту», но по факту быстрее шестидесяти их водители разгонять уже опасались. Так что автобусы в основном использовались как пригородные — но для таких целей он был чаще всего просто великоват, обычно и Павловские автобусы вполне с пассажиропотоком справлялись. А теперь и Елецкий завод, изначально строящийся втрое более модным, начал отличные автобусы выпускать — то есть для страны ущерб от остановки львовского завода получился крайне небольшим. Но вот «локально»… Никто же не собирался платить рабочим зарплату за то, что они просто на работу приходят и ничего не делают. Местные власти решением проблемы, конечно же, занялись, но быстро решить ее было просто невозможно.
Подобных проблем еще в разных местах некоторое количество возникло, но с ними в основном руководству предприятий получалось разобраться «своими силами». А вот в «братской стране» проблем возникло исключительно много. Насчет того, что «бензин подорожает», никто в Союзе и не сомневался, вот только никто и предположить не мог, насколько он станет дороже. Потому что австрийцы, быстро сообразив, что через их страну проходит теперь единственный пусть снабжения венгров нефтью, так сильно задрали цены на транзит, что топливо у венгров (к которым австрияки еще со временно Австро-Венгрии относились чуть лучше, чем к папуасам каким-нибудь) подорожало за несколько дней втрое. Зато продукты подешевели раза в полтора, и больше всего подешевели овощные консервы, которые Советский Союз покупать перестал и девать их стало просто некуда. Еще некуда стало девать те же автобусы, мотоциклы, лампочки электрические — да и вообще три четверти промышленной продукции. «Товарищ» Надь решил, что «заграница нам поможет» и предложил буржуям выкупить у государства некоторые предприятия. «Заграница» даже облизнуться успела, но информация об этом как-то просочилась наружу, чем не преминул воспользоваться уже товарищ Герё, которому «помогали по возможности» и Виктор Семенович, и Лаврентий Павлович. А так как возможностей у них было все-таки немало. Приехавшие в Будапешт с толстыми кошельками зарубежцы с грустью констатировали, что договора о приобретении заводов подписывать уже не с кем.
То есть буржуи даже в Будапешт и не поехали, им хватило того, что они из-за границы увидели? Ведь если только в столице отправить в «неоплачиваемые отпуска на неопределенный строк» больше сотни тысяч рабочих, то определенное веселье практически гарантируется. «Праздник непослушания» начался в самом начале марта, и прошел он с огоньком: Имре Надя рабочие привязали к грузовику и таскали его по улицам часа два. А большинство его соратников в венгерской «коммунистической партии» развесили, как ми предсказывал Виктор Семенович, по столбам. Причем чаще всего даже вешали уже изуродованные тушки: рабочие с тем же энтузиазмом, как почти полгода назад убивали сотрудников своей же госбезопасности, расправлялись и с «социалистами с человеческим лицом», внезапно оказавшимся мерзким рылом. По этому поводу слегка опечалился Ернё Герё, ставший теперь новым Генсеком и одновременно председателем правительства: он-то хотел врагов по суду повесить. Но не повезло, так что он немного порасстраивался и отправился в Москву «восстанавливать порушенные отношения».