— Ну, завод-то медоборудования вообще не приспособлен для производства таких систем… и я даже не знаю, где такие можно сейчас делать. Но так как, мне кажется, троллейбусов в стране будет только больше, то стоит новых завод выстроить, такие системы выпускающий. А если вам все равно, где, то я бы предложил завод такой выстроить в Клину, Волоколамске или в Можайске: на город нагрузки от дополнительных рабочих не возникнет, а возить оттуда агрегаты в Тушино… или даже в Саратов нетрудно. А вот изготавливать их непосредственно на троллейбусных заводов я бы не порекомендовал: специалисты совершенно непрофильные потребуются.
— А вы поможете производство наладить?
— Я? Нет, конечно, я вообще не знаю, как все это было сделано. Системы управления разработали товарищи из Энергетического института, механику — то есть соединительную платформу и двери новые — это в МАДИ вам обращаться нужно, я подскажу к кому, у меня где0то записано.
— А мне сказали, что это разработка вашего института…
— ИПП тут тоже не причем: я просто рассказал парням из МЭИ м МАДИ, что мне хочется от них получить, и сказал, что они получат, когда задачку выполнят. А все остальное они уже сами делали, и я даже не знаю как, где и когда. Ах да, я еще на заводе медоборудования попросил их заказы выполнить…
— Но ведь подобные работы стоят очень немало, вы их какого бюджета их оплачивали?
— Из семейного, мне страна наша постоянно старается за изобретения мои денег дать побольше, но нам-то столько не проесть! А на работу ездить, даже если у меня машина сломается, я хочу в комфорте и уюте. Ну а если и другим людям от этого лучше становится, то это уже не ко мне вопросы.
Новый завод Андрей Александрович решил строить в Можайске…
Алексей поручение, которое ему дал Пантелеймон Кондратьевич, «выполнил досрочно», вот только легче от этого никому не стало. Даже самый хороший учебник по программированию ни малейшей пользы ни принесет, если ученики не смогут полученные из книжки знания закреплять на практике — а вычислительные машинки пока еще миллионами не производились. И даже сотнями тысяч не производились, а все те десятки (очень скромные десятки) тысяч «настольных» машин, заводами все же выпускаемые, со свистом расходились по разным предприятиям. И в основном пока еще по предприятиям сугубо промышленным и еще более в основном по различным конструкторским бюро. Последнему сильно способствовало то, что в ИТМиВМ разработали «чертежный автомат», то есть планшетный графопостроитель. И хотя эти «автоматы» пока по всей стране насчитывались штуками, инженеры уже очень сильно «имели их в виду». Потому что пока чертеж на бумаге они и не могли «автоматически начертить», то посмотреть на него на экране монитора уже могли без проблем: на Московском телевизионном заводе группа энтузиастов разработала именно графический монитор. Векторый, и с довольно ограниченными возможностями по сложности изображаемого, но и он инженерам очень понравился. Тем более понравился, что в МЭИ успели разработать приличную библиотеку «графических» программ, так что результаты расчетов «чертить» стало уже несложно и простым инженерам.
Но вот изобилия вычислительных машин в школах в обозримом будущем даже не предвиделось: Николай Семенович, обсудив проблему со своими «республиканскими» специалистами, пришел к выводу, что завод, способный изготавливать хотя бы полста тысяч вычислительных машин в год, может заработать в лучшем случае года через два, да и то при условии, что туда нужные микросхемы будут в достатке поставляться.
Однако Сона видела другие перспективы, и она смогла мужа в первые же дни сентября сильно порадовать:
— У нас в университете парни с физфака, ну, из той группы, которая микросхемы разрабатывала, придумали новенькую, очень интересную.
— Так они же все в Крюково, в институт полупроводниковых приборов переехали.
— Переехали старые, а это новые уже парни. Преподаватели-то никуда не уехали, вот они студентов своих на подвиги и вдохновили. И подвиг у них хороший получился: они всю машину Лебедева смогли воткнуть в одну микросхему. То есть процессор смогли воткнуть, хотя и изрядно подрезанный. Шестнадцатиразрядный, и к нему памяти можно подключать только двести пятьдесят шесть килобайт. То есть сто двадцать восемь, они половину адресного пространства под ПЗУ, в которую операционную системы зашили, забрали.
— Это что же у них за операционная система такая большая получилась?
— Система получилась маленькая, обычная. Но так как процессор у них тоже маленький и многих операций не поддерживает, то они в ПЗУ еще понапихали маленьких программ, которые эти операции эмулируют. То есть у них машинка вроде как и порезанная, а любую программу с большой машины она выполнить может. Правда медленно она считать будет: у них базовая частота тридцать мегагерц, а средняя производительность получается в районе пары сотен операций в секунду.
— Действительно медленно.
— А еще они сделали такой же однокристальный контроллер гибких дисков, контроллер монитора у них на трех кристаллах поместился и еще на одном кристалле упрощенный контроллер печатного устройства. То есть к машинке можно подключать только электрическую пишмашку, причем не любую, а исключительно немецкую. А еще модно вроде и телетайп подключать, то есть они схему-то разработали, но пока ее даже делать не стали: машинки у них есть, причем три штуки, а телетайпа просто нет.
— Это уже интересно.
— Они посчитали, и получается, что если такую машинку в серию поставить на каком-нибудь заводе, то она обойдется всего в пару тысяч. То есть с гибким диском, но без монитора обойдется.
— А на фига она без монитора нужна?
— А этом-то и вся прелесть: они еще придумали плату, которая выход контроллера монитора превращает в обычный телевизионный сигнал, так что машинку можно просто к телевизору подключать! Монитор-то сколько стоит? А телевизор…
— Я думаю, что если мы эту игрушку покажем серьезным людям, то нас просто на месте убьют: телевизоры-то для населения делаются и продаются за наличные деньги, а если предприятиям разрешить телевизоры за безналичные покупать, то людям их уже вообще не достанется!
— Вот смотрю я на тебя и думаю: почему мужики, как начальниками становятся, сразу в идиотов превращаются? Машинку к телевизору подключать можно, но в телевизоре обычном очень много лишних для этой цели деталек. Динамики вместе со всеми усилителями звука, переключатели каналов, еще что-то, я просто не помню, хотя мне парни и говорили. Так вот, обычный телевизор сейчас стоит рублей шестьсот, ну, из тех, что попроще. А если его делать без всех этих ненужных вещей, да еще корпус делать не их красивого дерева, а из досок неструганных или вообще из крашеного железа, то получится… это не я считала, а физики эти, что такой упрошенный телемонитор обойдется стране рублей в триста всего.
— Так шестьсот-то стоит в маленьким экраном.
— И мониторы с таким делать нужно, у них всего шестнадцать строк текста на экране помещается. Но в результате под твою книжку модно будет ставить в школы машинки по две с половиной тысячи, а не по десять-пятнадцать.
— Остается вопрос: почему эти машинки еще не производятся?
— Причин всего три. Первая: никто еще не желает такие микросхемы. Вторая — избытка гибких дисков я тоже не заметила. И третья заключается в том, что они машинку свою собрали только позавчера. Но главная причина, конечно же, первая, а она самая важная потому, что парни не знают, где для этих микросхем кремний брать. Им и в Крюково-то отжалили четыре пластины исключительно из уважения к преподавателям…
— Да уж, причины уважительные… особенно третья. А вот остальные… я не думаю, что Пантелеймон Кондратьевич из меня учебники вымогал потому что думал, что мне заняться нечем. И я свою работу сделал, а теперь его черед. Ты не видела, куда я свой телефон положил?
Пантелеймон Кондратьевич хорошо знал, где взять много кремния, причем именно чистого кремния. Ему об этом успел рассказать Лаврентий Павлович, который именно чистым кремнием озаботился после рассказа Алексея о том, как лучше делать оптические кабели. И узнал, что в СССР уже образуется очень много исключительно чистого кварца, который из себя собственно окись этого кремния и представляет. А образуется его много потому, что в СССР делалось многое, но далеко не все, что может потребоваться советскому человеку, и кое-что приходилось закупать за границей. Например, те же бананы — но бананы-то банановые страны продавали исключительно за валюту! То есть и можно и в обмен на советские товары приобрести, но почему-то такой обмен получался менее выгодным, чем покупка бананов за, скажем, зеленые бумажки. И тем более менее выгодным, если бананы покупать просто за золото. Так что золото стране требовалось, и его требовалось немало.
В «прошлой жизни» Алексея со смертью товарища Сталина очень многие проекты были отменены, но в этой они продолжились — и одним из «неотмененных проектов» стала серьезная модернизация золотого рудника в далеком забайкальском городке под названием Балей. Там золото добывалось в карьерах, из которых поднимали золотоносный кварцит, затем эту руду размельчали и подвергали «кучному выщелачиванию» — то есть долго поливали разными растворами цианидов, вымывающими золото из породы. И добывали в бале золота десятки тонн в год — вот только в процессе этого самого «кучного» из руды выщелачивалось золото процентов семьдесят, много восемьдесят, а все остальное уходило в отвалы. И кто-то из химиков (или физиков, или вообще специалист из другой оперы) придумал, как кварц измельчать гораздо сильнее, а золото из полученной пыли извлекать практически полностью. Проводя выщелачивание уже в «реакторах», при повышенной температуре — а так как в отвалах там кварца с остатками золота валялось уже сотни тысяч тонн, то получать ежегодно по паре дополнительных тонн «желтого металла» становилось уже интересно.
Вот только для этого требовалось и много электричества, и тепла — но «в прежней реальности» нужную для модернизации золоторудного комбината ТЭЦ даже строить не начали. И в этой — и начали, и закончили, и даже проложили железнодорожную ветку от Транссиба, чтобы по ней на электростанцию уголь возить. Так что обновленный комбинат заработал, и уже в первый год дал стране дополнительно почти три тонны золота, добытого и старых отвалов. Вот только из кварца в реакторах вымывалось не только золото, а вообще все, кроме самого кварца — и оттуда в качестве «отхода производства» выходил (и снова отправлялся в отвалы большей частью) «самый чистый кварц на Земле».