Причем коты должны сами перевести через «стену» человека: проделать это, просто таща их с собой, нельзя. Но если коты захотят… Елену коты провести захотели, и она оказалась в нашей реальности примерно за полсотни лет до собственного рождения. И в ее дневнике появилась последняя запись: «в переходе человек всегда остается в том возрасте, в котором он вошел в него впервые».
То есть пройти теоретически можно… а Галя умерла в семьдесят втором. А лекарство от ее неизлечимой ранее болезни нашли в начале двухтысячных, и его нужно было дать один раз еще ребенку — то есть задолго до даты рождения Алексея. Простое лекарство, то есть теперь Алексей Павлович знал, что он его легко воспроизведет. Потому что, дочитав дневник Елены до конца, он понял, что он будет делать.
Никому при этом не причинив горя: Елена все же отметила, что если «копия» уйдет «за временной барьер», то «оригинал» просто проснется, причем не «до», а просто проснется, на следующее утро. Потеряв при этом на довольно длительный срок способность входа в переход. В нашей реальности Елена смогла снова войти только в девяносто семь — и именно тогда появилась последняя запись в ее дневнике. А Вирджиллу она позвонила и рассказала об этом на следующий день, за неделю до собственной смерти.
Алексей у этого британского финансиста спросил, а уж не ушла ли Елена снова «за временной барьер», но тот лишь хмыкнул:
— Ты же кормишь каждый раз эту рыжую кошку… кошки там откуда-то появляются когда путешественник по лимбу в реальности уходит насовсем. Елена даже старухой была очень красивой, такой же, как эта кошка. Да, если ты вдруг когда-то захочешь уйти за стену… Знаешь, чем человек старше, тем ему труднее зайти в лимб. А я уже совсем не мальчик, так что когда ты там встретишь толстого почти черного кота, ты ему скажи — и я тебя провожу. Вместе с Еленой и Йенсом: после ухода жены он, думаю, здесь уже не задержится, а там мы, надеюсь, друг друга найдем. И да, парень, я открыл для тебя отдельный счет, его, надеюсь, тебе хватит надолго. А мне больше не звони и в гости не прилетай: я все же немного боюсь и не хочу, чтобы твоя цветущая физиономия мне об этом напоминала…
Глава 2
Стрелять Алексей Павлович учился профессионально. Правда, когда Алексей Павлович учился, он имел ввиду совсем иные цели, но усердия в обучении проявил немало, а уж сколько патронов он пожег! И не только пожег, но и просто так попортил — но теперь Алексей и с патронами знал, как «правильно обращаться». А «специально обученные люди» никуда сильно не спешили, как они ему сказали потом, у них еще месяц «на репетиции» оставался. И, собственно, помогать они парню решили исключительно в качестве «еще одной репетиции», а помогать они решили ему потому, что Алексею своим рассказом удалось немного помочь их командиру — лейтенанту Акуличу — отомстить за родных. То есть ему кто-то давно уже рассказал, что произошло в его родном селе, но раньше у него «доказательств не было» — а теперь доказательства появились, хотя и «косвенные», но теперь-то Акуличу никто не запрещал собирать и доказательства прямые…
Доказательства того, о чем советским людям знать вообще-то не полагалось: что половина, если не больше, так называемых «белорусских партизан» были не партизанами, а бандами дезертиров, которые просто грабили деревни и села, причем жестокостью практически не отличаясь от фашистских карателей, а иногда и превосходя их. Лейтенант Плетнев прошлой ночью очень профессионально обработал молодого парня из так называемого «отряда Савчука» — и тот в деталях описал «боевой путь» этой банды. Рапорт Плетнева ушел наверх, а уже вечером вышел приказ о «дополнительной проверке» всех оказывающихся на советской территории «партизанских отрядов».
Алексей Павлович сам в свое время был в шоке, узнав, что прямых предателей в войну было чуть больше миллиона, а вот дезертиров — больше двух с половиной, и почти все дезертиры как-то быстро организовывались в серьезные такие банды, наводящие ужас на людей — в том числе и в советском тылу. Та же «черная кошка», про которую знаменитый фильм был снят, была именно бандой дезертиров, а уж что они творили в тылу немецком…
Поэтому к «походу за документами Алексея» партии их группы Акулича готовились очень тщательно — а после того, как парень показал свое искусство стрельбы, и ему разрешили «готовиться». И готовился он исключительно тщательно. Хотя бы потому, что успел за прошедшие с момента перехода три дня прикинуть, что до девяноста восьми лет дотянуть в принципе возможно — но для этого требуется раньше этого времени не помереть. А чтобы не помереть, да еще на войне, нужно просто не подставляться под вражеские пули. Конечно, если вдруг снаряд прилетит, тут уж хрен убережешься — но это означает, что просто не нужно ходить туда где снаряды эти летают. А чтобы ходить там, нужно, чтобы тот же лейтенант Плетнев выдал официальный документ о том, что товарищ Херов — именно такой товарищ и есть, семнадцати лет от роду и потому к службе в армии не годный. А еще — ну, на случай, чтобы совсем уже «вжиться в роль» — было бы неплохо и фамилию сменить на что-то более приличное и привычное. Но на фронте это легко проделать только тогда, когда хотя бы комполка тебя нежно любит и уважает — а в свете расследований, запущенных самим Алексеем, отношение ко всем партизанам стало исключительно настороженное. Так что вариантов не оставалось, нужно идти за документом. И идти самому: в свое время Алексей Павлович побывал в этом месте и местные пионеры (они еще были) показали ему обнаруженную в пятьдесят девятом «захоронку». А такую действительно хрен найдешь: ее обнаружили, когда кому-то из мужиков понадобился камень для какой-то постройки и он пошел разбирать развалины церквухи. Тогда — разборку прекратили и даже доску мемориальную на развалину повесили…
Когда Алексей Павлович первый раз приехал в эту деревню, какая-то древняя старушка, виляя его интерес к мемориалу, рассказала, что весной сорок второго какие-то пионеры встретили на дороге неподалеку немецкую пехотную роту. Двумя пулеметами встретили — но пионеры не рассчитали того, что за пехотинцами шли два фашистских броневика. Троих — двух девчонок и парня — пулеметчики немецкие положили на месте, а один вроде смог убежать в лес, но последовавшие за ним солдаты с довольными мордами рассказали, что загнали его в болото и там утопили. Кто были эти пионеры — до пятьдесят девятого никто и не знал, а когда нашли в развалинах церквухи коробку с документами, то имена их на мемориальной доске и поместили. Собственно, поэтому Алексей Павлович эту информацию и нашел — но теперь ему предстояло «взять на себя» подвиг тех пионеров. Не ради славы, а ради того, чтобы выжить. И тем принести стране очень много пользы в самом ближайшем будущем. Да, уже «в другой реальности», но все же…
И пользу он приносить начал сразу же. Для похода за документами он изготовил приличные такие маскировочные комбинезоны класса «леший’Ю винтовку под себя подогнал. Даже не винтовку, а карабин мосинский, к которому успел изготовить глушитель и переснарядить два десятка патронов. Когда лейтенант Акулич с сильным таким подозрением поинтересовался, 'что за диверсию Алексей затевает», тот ему показал, выстрелив из винтовки с глушителем доработанным (и теперь уже дозвуковым) патроном в мишень, расположенную в паре сотнях метров. Осназовец конструкцию оценил и поинтересовался, как быстро все оружие группы так же доработать получится.
— Долго, товарищ лейтенант, очень долго. У меня только на переделку одного патрона минут двадцать уходит, а словами я вам вряд ли все объяснить смогу. То есть быстро не смогу, а как вернемся, я вам все обязательно покажу, расскажу, научу обязательно. Когда выходим-то, завтра?
Первый раз Алексей попал в переход когда его «любовь» объявила, что выходит замуж за другого. То есть уже практически вышла, несмотря на свои семнадцать — и Алексея это известие вогнало у глубочайшую тоску и сильнейший стресс. Но услышав ту же новость во второй раз, он переживал куда как меньше: все же детская влюбленность проходит так же быстро, как и возникает. Но все равно было очень больно — и он оказался в переходе во второй раз. Так же, как и в первый: он проснулся в огромной комнате, очень напоминающей физкультурный зал в его родной школе, с такими же выкрашенными белой облупившейся уже местами краской решетками на окнах. Но дверей в торцах зала не было, под центральным окном стоял огромный письменный стол, над которым висела указывающая на этот стол большая золотая стрела. Кровать, на которой он проснулся, была тоже огромной, а его обычная одежда не валялась рядом на стуле, а была аккуратно сложена на каком-то вычурном кресле. Алексей тогда быстро оделся — и увидел, что над столом начала мигать надпись «Сначала прочитай это!» То есть надпись постоянно менялась, точнее, менялись языки, на которых эта фраза была написана. Но так как мигала она неспроста, он все же подошел к столу, на котором лежала толстая книга в вишневом кожаном переплете.
Когда он открыл книгу, то лишь рассмеялся: текст был на английском, который Алексей знал «со словарем». Но сбоку книги он заметил закладки, на которых были разные надписи — в том числе и надпись «русский». И под этой закладкой все было написано уже по-русски, хотя и не совсем правильно — но все же понятно. И самые первые прочитанные слова чтение немедленно прервали: «туалет за маленькой дверью слева».
А когда он снова вернулся к книге, он прочитал следующее:
«Выход на улицу через центральную дверь, код прочитаешь ниже. Возьми деньги в левом ящике стола и купи в магазинчике через улицу обед для рыжей кошки, которая сидит на лавке возле магазина. Обед стоит рубль — рубли тут серебряные, много их не трать. Золотые — это копейки, обед для человека стоит от трех до пяти копеек, сам хоть обожрись. Когда кошку накормишь, можешь сразу вернуться и снова лечь спать чтобы вернуться домой, а можешь погулять недолго — но спать обязательно возвращайся сюда же, иначе просто умрешь! Гулять можно только налево если стоять лицом к магазину на пороге этого дома, справа — тоже смерть, к тому же мучительная. Когда вернешься дом