Перед заседанием Совмина, на котором собирались обсудить ход посевной, Предсовмина поинтересовался, сугубо «неофициально»:
— Слава, вот ты мне скажи, а то Николай Алексеевич темнит что-то: почему в Белоруссии с подготовкой к посевной все просто прекрасно, а на Украине — просто задница какая-то.
— А можно я не буду отвечать?
— Не знаешь, стало быть…
— Знаю, и товарищ Вознесенский тоже знает. Но он-то помалкивает, так чего я-то поперед начальства полезу?
— Ясно… тогда попробую по-другому. Товарищ Струмилин, изложите мне свое личное неофициально мнение, по какой такой причине на Украине с подготовкой к посевной полная задница, а в Белоруссии мало что у себя подготовку на отлично провели, так еще и в десятке областей России оказали помощь более чем существенную.
— Потому что, Иосиф Виссарионович, товарищ Пономаренко, кроме исполнения планов, спускаемых Госпланом, из республиканского бюджета очень много тратит на развитие местной промышленности, на сельское хозяйство ориентированной. Госплан об этом не информируя и ничего из фондов Союза для этого не запрашивая. А в отмеченных вами областях РСФСР руководство подобные предприятия организует либо как филиалы белорусских местпромовских заводов, либо вообще как артельные — и там удовлетворяется в основном именно нужды области, но они как раз и удовлетворяются. Что же касается Украины, то я все же промолчу.
— Это почему?
— Потому что вы товарищу Хрущеву доверяете, а я полностью согласен с товарищем Кагановичем относительно этого… товарища.
— В чем именно?
— Да во всем. Сейчас уже совещание начинается, пойдемте в зал…
Алексей изо всех сил постигал науку медицину, но постижение шло у него с переменным успехом. Средненько так шло, ту же «нормальную физиологию человека» он смог сдать только с третьей попытки. Но все же сдал, хотя преподаватель его и предупредил:
— Если вы и в следующем семестре так же к учебе относиться будете, то как минимум без стипендии останетесь. «Удовлетворительно» вы сейчас все же вымучили, причем непонятно, кто из нас двоих здесь больше мучился, но в следующем семестре я вам рекомендую к занятиям относиться… более систематически. Вижу, что вы можете, но вы же в феврале шесть занятий подряд пропустили!
— Извините, я на другой предмет отвлекся… наверное, излишне отвлекся.
— И на какой же? У вас, я гляжу, в зачетке только одна оценка «отлично», по общей хирургии. Хотя я слышал, что в клинике вы себя еще в прошлом году неплохо показали, но учитесь-то вы в педиатрии! Или хотите сменить факультет?
— Нет, не хочу. Просто тогда так получилось, но я постараюсь исправиться.
— Очень на это надеюсь. Но даже если моя оценка вам помешает в следующем семестре получить стипендию, то предупреждаю сразу: я вам еще раз пересдать предмет не разрешу. Идите…
В конце мая на опытном фармзаводе заработала линия по производству нового полностью синтетического антибиотика, названного (Алексеем) «синтомицином». В описании к препарату он предупредил о возможности сильнейших осложнений, но его производство он наладил не потому, что «альтернатив не было», а потому что получившийся очень дешевый препарат можно было очень эффективно использовать в ветеринарии, и в частности, при выращивании кур. Тоже препарат не из лучших, но в нынешних условиях он явно был «лучше, чем ничего», поскольку куры при попытке разведения на больших фермах, насчитывающих сотни голов, как правило дохли в течение пары месяцев из-за «локальных эпидемий». А в стране ни яиц, ни курятины избытка уж точно не наблюдалось. Но так как «рекомендации» по части куроводства со стороны студента второго курса, к тому же вообще педиатра, никакого влияния на руководство сельских хозяйством страны оказать не могли (их бы никто и выслушивать не стал), то первые порции продукта он отправил в Приреченский, где председателем местного колхоза работала как раз Янина мать — а вот она, относясь к парню почти как к наместнику бога на земле, все его рекомендации и советы выполняла беспрекословно…
В конце июля на очередном совещании руководителей Спецкомитета после доклада товарища Курчатова о том, что в сентябре скорее всего необходимый для изготовления специзделия материал будет не просто получен, но и приобретет требуемую форму, и особо подчеркнувшего то, что все получилось так быстро сделать из-за наличие очень качественного графита, Иосиф Виссарионович в разговоре с Лаврентием Павловичем спросил:
— Как думаешь, парня за графит отблагодарить нужно? Он, конечно, не знает, для чего наши физики этот графит используют, но ведь придумал-то его он.
— Если намеченное испытание пройдет успешно, то орден ему точно нужно будет дать. И даже не «Знамя»: Игорь Васильевич сказал, что этот графит всем им минимум год сэкономил.
— Значит… раз награду он заслужил, то ее получит. Кстати, а сейчас этот… партизан чем занят?
После выяснения того факта, что молодой человек лично придумал, как быстро и дешево нарастить производство пенициллина (и стрептомицина, который теперь тоже на четырех заводах производился), Сталин и Берия решили «странного гения» по возможности не трогать и не трясти его на предмет выяснений «откуда он все это взял». Гении — они непредсказуемы, а если специалисты говорят, что от таких расспросов человек может окончательно спятить… А так он, возможно, и еще что-то полезное придумает.
— Всяким он занят. Весной отправил в свой колхоз какой-то новый препарат, на курях его проверять попросил. Получается вроде интересно: там ферму выстроили, на которой сейчас выращивают сразу две тысячи кур-несушек, и за три месяца на ферме ни одна курица не сдохла. То есть все же сдохла парочка, но остальные куры от них не заразились и скоро уже яйца нести начнут. А это в плане обеспечения яйцом советского народа очень интересно.
— Посмотрим, как оно там дальше пойдет. Он сейчас в колхозе?
— В колхозе, только не в Белорусском. Он — тоже весной еще — через сокурсника договорился с колхозом уже в Азербайджане… причем и с Гусаровым договорился, туда по партийной линии отправили четыре трактора Оршанских, еще кучу техники — и вот в колхозе поле довольно немаленькое засеяли полынью. Так что теперь партизан наш в этом колхозе сидит и, как наш товарищ сообщает, наблюдает за ростом этой полыни. С собой целую лабораторию приволок…
— А колхозники так радостно согласились для него полынь эту сеять?
— Очень радостно, он тамошнему председателю каждый месяц по двадцать тысяч наличными выдает. А за такие деньги они бы хоть все поля полынью этой засеяли…
— А… а зачем ему полынь?
— Думаю, что скоро узнаем. Вчера пришло сообщение, что колхозники начали полынь эту собирать, сушить ее и по ящикам складывать, а парень уже договорился, что ему железная дорога предоставит пять вагонов для перевозки этой травы в Москву.
— Тем же способом договорился?
— Ну наш человек свечку не держал. А куда он свои премиальные деньги тратит, дело вообще не наше.
— Куда он тратит — не наше, а вот кто и за что у него эти деньги берет… кстати, нужно бы узнать, сколько он эту затею потратил и еще потратит: если… когда он нам покажет что-то новенькое, то, возможно, имело бы смысл затраты его как-то скомпенсировать.
— Если честно, то я сильно подозреваю, что он тогда премий столько огребет, причем строго по закону, что все свои затраты сто раз окупит. Вот интересный все же нам партизан попался: может и дом купить, и автомобиль, и вообще что угодно — а живет в общежитии, питается в столовой студенческой… из личных вещей себе только парочку костюмов построил. Еще и обувь, конечно, очень себе интересную заказывает.
— Какую-то особо модную?
— Какую-то особо удобную. Мы того сапожника, который ему ботинки эти делал… уже несколько раз делал, попросили и нашим людям такие же стачать. Красота у них, конечно, неописуемая — то есть без мата описать ее невозможно, но парни говорят, что в таких ботинках можно целый день бегать, причем хоть в городе, хоть по лесам иди даже по горам: ноги не устают и не натираются, но главное — даже если постараться, то подвернуть в них ногу почти невозможно. Думаю, для армии они бы пригодились, ну, по крайней мере для осназа.
— И что мешает?
— Особо ничего, мы наших людей у сапожника этого обучили, сейчас для своих парней уже потихоньку тачать такие начали. Но получается все же дороговато, пара ботинок обходится рублей в триста.
— Действительно…
— Первую партию испытали у десантников-парашютистов: ни один человек из роты ногу не подвернул. Так что думаем к осени их выпуск на какую-нибудь фабрику передавать.
— Еще и сапоги… Интересно, есть хоть что-то, что этот партизан улучшить не может?
— Он все улучшить может, — заулыбался Лаврентий Павлович, — даже, подозреваю, человеческую породу. У нас, если ты еще не узнал, есть сейчас много колхозов, в которых мужиков вообще не осталось. То есть не мало мужиков осталось, а вообще ни одного нет. Так вот, наш партизан уже десяток таких… То есть он председательш таких колхозов к себе приглашал и с ними договаривался о том, что каждая баба в этом колхозе, как только забеременеет, получит новый дом и до того, как ребенку двенадцать лет исполнится, будет еще и денег получать по двести рублей в месяц. И ведь он не просто обещал, он для таких колхозов в сберкассе специальные счета открывал, с которых деньги можно только на детей получать, и денег на каждый счет положил… не на все, конечно, время, но лет на пять хватит.
— Думаешь, наши бабы за это к нему в койку прям толпой и помчатся? Некоторые конечно…
— Нет, он об этом вообще не говорил, ему плевать, от кого бабы понесут. Единственное, особо предупреждал насчет венерических болезней, но и на медицинскую проверку — как самих баб, так и… претендентов деньги отдельно оставлял.
— Очень интересно.
— А я об этом уже говорил, когда рассказывал что он всю премию за сентябрь на бутылки и соски потратил. Лично я думаю… Пантелеймон Кондратьевич вроде упомянул, что п