арень своими глазами видел, как латышские эсэсовцы в деревнях детишек убивали, и у него на этом пунктик образовался.
— Тогда понятно… но непонятно, почему у нас такого пунктика нет!
— У нас на такое в стране денег не хватит.
— Значит, надо изыскать. И не денег, а, как он начал, бутылочки изыскать, соски, пеленки, прочее все. Надо, и я подумаю, кто этим у нас лично займется.
— Товарищ Пономаренко?
— Нет, конечно. Сказал же: подумаю. Но если у тебя правильная мысль по этому поводу появится, то ты ее не таи…
Глава 17
Тридцатого августа в далекой (уже российской) степи что-то очень громко взорвалось, и по этому поводу было созвано специальное совещание в ЦК. На совещании было принято решение «пока информацию не публиковать», а большую группу товарищей — наградить. И группа была очень большой, да и награды были в основном высокие. Награждение высшими орденами было проведено в Георгиевском зале Кремля, и собравшиеся (в основном все же друг с другом знакомые) с некоторым недоумением поглядывали на очень молодого парня, которому орден Ленина вручили третьим, сразу после Курчатова и Харитона. Причем недоумение вызывал не сам факт присутствия незнакомого человека, а то, что на довольно выпендрежном темно-синем пиджаке парня уже висели два ордена Ленина и явно боевые «Знамя» и «Звезда». И уже не военные два «Трудовых Знамени» и «Знак почета».
Юлий Борисович, который знал в лицо практически всех награждаемых высшими орденами, с недоумением поинтересовался у Игоря Васильевича:
— А кто такой этот Воронов?
— Воронов — это тот, кто дал нам технологию высокоплотного сверхчистого графита… черт, да он совсем еще мальчишка! Но, похоже, он не одним нам существенно помог… Однако, думаю, расспрашивать об этом мальчике Лаврентия Павловича мы не станем. Если нам это будет нужно знать, он и сам нам про него расскажет…
Спустя неделю на очередном совещании Берия подошел к Сталину:
— Я вот думал, что мы все же напрасно партизана… этого так высоко наградили…
— Товарищ Курчатов сказал, что он им минимум год сэкономил.
— А я не о том: просто думал, что у него случайно нужные знания оказались. А теперь не думаю: он действительно знает, или придумывать успевает, столько, что любых наград ему мало будет.
— Что-то еще придумал?
— Да. Лекарство от малярии. Сейчас-то она на спад пошла, но еще людей довольно много… В Колхиде опять вспышка была, а поставки хинина сильно задержались. И врачи попробовали то, что он придумал. То есть то, что он из травы, которую в азербайджанском колхозе ему накосили. Так вот, полное излечение даже в довольно тяжелых случаях происходит за трое суток, еще два дня — в соответствии с инструкцией, которую он написал — больных его пилюлями докармливают. И человек уже здоров, причем никаких побочек врачи не наблюдали.
— То есть он просто попросил себе вырастить пару стогов какой-то травы и сразу получил из нее лекарство? Но малярия во всех странах, если бы это лекарство раньше было хоть где-то известно…
— А оно и было раньше известно, но вот где оно известно было, вызывает удивление. Не тем, что известно было, а тем, что он об этом узнал.
— А поподробнее можно?
Малярия была бичом большинства стран, в СССР в сорок седьмом ей болело около трех миллионов человек, и в сорок восьмом численность заболевших упала крайне ненамного, так что появление нового, причем довольно дешевого и, главное, отечественного препарата вызвало в медицинской среде огромный интерес. А то, что препарат предложил «партизан Воронов», вызвало интерес и у Лаврентия Павловича, так что он, как только получил предварительный отчет о «полевых испытаниях» лекарства, лично приехал на «опытный завод» мединститута и пообщался на эту тему с «автором»:
— Алексей, мне тут сказали, что это вы придумали лекарство от малярии.
— Наврали. То есть не совсем наврали, но я его не придумал, я просто его попробовал произвести с использованием современных технологий.
— Но мне говорили, что раньше никто…
— Снова наврали. Китайский врач Гэ Хун в своей книжке под названием, если на русский перевести, «Предписания по оказанию неотложной помощи», про это лекарство довольно подробно написал.
— А где этот врач находится? С ним можно нашим фармацевтам как-то связаться, уточнить…
— Это вряд ли. Товарищ Гэ помер тысячу шестьсот лет назад, а книжку свою написал в триста сороковом. Но за это время иероглифы практически не изменились, так что ее прочитать и сейчас несложно — ну, тем, кто китайский язык знает.
— А ты умеешь и по-китайски читать? — всерьез удивился Лаврентий Павлович.
— Я умею читать по-немецки, и этого мне хватило. А вот оборудования не хватило, я из травы лекарства извлек раза в три меньше, чем это технически возможно… очень жалко, потому что, по отчетам, присланным из Колхиды, там этим препаратом всего десяток человек вылечить смогли.
— А травой твоей было засажено два гектара… то есть в лучшем случае получается гектар полей для лечения пятнадцати человек. С хинином пожалуй подешевле выйдет.
— Нет, я только маленькую копну обработать успел. Говорю же: оборудования не хватает. А так на полный курс лечения одному человеку нужно два грамма, меньше даже, а из гектара полыни можно препарата извлечь килограмм пятьдесят. То есть тридцать-то наверняка, а пятьдесят — это если поля хорошо подготовить и за посадками правильно ухаживать…
— А оборудование тебе сильно дорогое нужно? На такое лекарство…
— Мне оно вообще не нужно, его в корпус опытной фабрики просто не втащить. Но на серьезную фабрику фармацевтическую… нет, не особо оно и дорогое, так и нужно-то… хорошо бы реактор высокого давления: там препарат из травы экстрактировать лучше всего углекислых газом под давлением в сотню атмосфер, да и дешевле других вариантов это будет раз в десять. Но пусть этим занимаются люди, которые на фармацевтов и учились, я этим точно заниматься не буду.
— Но ведь у нас миллионы малярией болеют, им же лекарства нужны — а ты уже его делать можешь!
— Я технологию экстракции в тетрадочке описал, там три странички всего — пусть специалисты прочитают и им этого вполне хватит. А я все равно пока оборудование не поступит много препарата сделать не смогу, так что смысла бросать учебу и заниматься ерундой я не вижу. Да, там много чистого углекислого газа потребуется, поэтому есть смысл фабрики по выпуску артемизинина ставить рядом с нынешними заводами азотных удобрений: там как раз из генераторного газа в электростанциях чистая углекислота получается и ее отдельно собирают, причем с большим запасом…
— Как ты назвал? Арти…
— Если препарат попросту вытаскивается из растения с названием «артемизия», то и название препарата как бы само образуется.
— Хорошо, сейчас зима скоро, малярия временно отступит… у тебя этого сена много?
— Думаю, еще килограмм шестьдесят-семьдесят экстракта извлечь получится.
— Мало, нужно будет поручить эту полынь… она же в диком виде много где растет?
— Не нужно ничего поручать, ее собирать нужно когда она цветет, а сейчас в соломе нужного вещества уже не осталось. А вот весной поля эй засеять огромные… если кому-то интересно мое мнение…
— Очень интересно, и не только мне. Говори!
— Вероятно лучше всего эти поля в степи в Нижнем Поволжье разбить. Правда, поливать придется, но там Волга рядом, можно и водопроводы от реки проложить…
— Ладно, ты прав: пусть этим занимаются люди, которые всему этому учились. А у тебя еще что-то интересное не придумано?
— Думаю пока: артемизинин в воде почти не растворяется. А если сделать водорастворимую форму, то в тяжелых случаях можно его и внутривенно использовать… но я пока именно думаю.
— Хорошо, думай дальше. Если тебе вдруг что-то потребуется, из оборудования или просто поесть чего-то вкусного и экзотического…
— Спасибо, буду иметь это в виду…
Иосиф Виссарионович, выслушав рассказ Лаврентия Павловича, заметил:
— Повезло нам, что у парня такая память… странная. Одно то, что он рассказал про углекислый газ… ведь теперь получать тот же кофеин в чистом виде обходится впятеро дешевле, а то, что из кок-сагыза каучук теперь выделяется более качественный и получается его процентов на десять больше, чем раньше…
— Это верно, но у него вроде мозги в норму уже приходят. И он это и сам, кстати, понимает: все, что где-то запомнил, записывает и, что особенно важно, записки свои передает тем, кто из них может что-то полезное извлечь. Недавно в ВИАМ принес написанный им справочник по сплавам, так там народ от счастья аж до потолка подпрыгивает! Только по материалам для реактивных двигателей он столько интересного в справочнике своем записал… товарищ Люлька, прочитав написанное, сказал, что если там не особо сильно наврали, то он через год мотор построит с тягой тонн в пять, если не больше. Правда, в ВИАМе так и не поняли, откуда дровишки… то есть никто и не слышал, что у немцев именно этими вопросами кто-то занимался. А если кто-то и занимался, то непонятно, почему сами они моторы реактивные такие… средненькие делали. Но если эта же информация ушла к американцам…
— У них пока вроде по бомбардировщикам заметных прорывов не замечено.
— Я о другом: товарищ Надирадзе в этом справочнике тоже очень много интересного нашел, а еще ему по почте другой документ кто-то прислал, там составы интересных порохов описаны были. Но того, кто это письмо ему отправил, товарищ Абакумов найти не смог…
— Думаешь…
— Практически убежден. Но доказательств-то ни малейших… впрочем, Абакумов руки не опускает, так что пока просто будем ждать результатов. И пользоваться тем, что получили.
Двадцатого октября было принято постановление Совмина СССР и ЦК партии, которое чуть позже, как помнил Алексей, назовут «Сталинским планом преобразования природы». И почему-то он, узнав об этом постановлении, сразу вспомнил о страшных засухах девяносто восьмого- девяносто девятого годов и «сельскохозяйственный кошмар» десятого, когда в довесок к засухе еще и нашествие саранчи произошло. И вместе с этим вспомнил и про тех, кто сталинский план сорвал. Причем первым на память пришло имя вовсе не Никиты Сергеевича…