— Папа! — Сона вскочила, яростно сверкая глазами. — Или ты сейчас замолчишь…
— Или что?
— Или я справку честно такую получу. Хочешь?
— Нет… извини, дочка, что-то на меня нашло… Алексей, ты меня извини, глупостей я наговорил… Пойду просплюсь, что ли.
— И я тогда, пожалуй, пойду…
— Лёш, а давай вместе пойдем? Просто погулять, смотри, какая погода хорошая!
— С удовольствием! Ну что, пошли? Всех остающихся с Новым годом!
— Леш, — тихо произнесла девушка, когда они уже неторопливо шагали по тихой улице, — ты отца не слушай. И не обижайся на него, он же думал, как мне… как нам лучше сделать. Потому что у нас… ну ты сам видел… но я с тобой и в общежитии готова, или просто комнату где-то снимем. На комнату-то я денег заработаю, а на еду… мы как-нибудь выкрутимся.
— То есть ты принимаешь мое предложение? Тогда четырнадцатого идем в ЗАГС.
— Да, договорились. Четырнадцатого. Во сколько ЗАГС открывается, ты не знаешь?
Глава 26
Запуск программы массового жилищного строительства в СССР на пару лет раньше того, чем это случилось в «прежней реальности», стал — по мнению Алексея — следствием главным образом победы армии товарища Кима в Корее. Быстрой и относительно бескровной: хотя в той войне погибло больше пятидесяти тысяч корейцев, это было несравнимо меньше, чем миллион с лишний «раньше». А вот разрушений в Корее было, скорее всего, сильно больше, поскольку теперь в войне уж точно снарядов не жалели — и товарищу Киму требовалось максимально быстро хотя бы жилье для нескольких миллионов человек восстановить. Причем и люди у него для этого были — но вот заводов по производству стройматериалов уже не было совсем, и он — пока с помощью советских специалистов строились эти самые заводы — предложил товарищу Сталину отправить некоторое количество «потенциальных строителей социализма» для «повышения квалификации» на стройки Советского Союза. А в СССР много чего надо было строить, поэтому уже к началу весны пятьдесят первого здесь работало более полумиллиона корейцев.
Конечно, в основном корейцы трудились на стройках Дальнего Востока и Сибири, в европейскую часть страны они почти и не попадали — но это дало возможность часть своих людских ресурсов перенаправить сюда, а еще сам факт наличия бесплатной рабочей силы заметно стимулировал «изобретательскую мысль» на предмет наиболее эффективного использования этой самой «силы». Советскому Союзу это было выгодно: корейские рабочие трудились буквально «за еду», вся их зарплата шла в погашение предоставленных Корее кредитов, Корее это тоже было выгодно, так как у них довольно быстро поднимались новые заводы, которые заранее обеспечивались специалистами, обучающимися в СССР. И в обеих странах таким образом «росло благосостояние трудящихся», причем даже не столько из-за появления большого количества хорошего жилья, а потому что в этом новом жилье селились очень заинтересованные в качественной работе специалисты, шло освоение новых земель и новых сырьевых производств.
И новых технологий: советские строители «вспомнили», а корейские — быстро осваивали технологии строительства зданий и сооружений в суровую зимнюю пору. Хотя Алексей, например, не очень понимал, как вообще возможно строить дома и даже фундаменты домов закладывать в тридцатиградусные морозы. Но ему это и понимать было не нужно — а вот смотреть, как на окраинах Москвы той же довольно быстро поднимались новые кварталы, ему было приятно.
И особенно ему это было приятно потому, что он лично (хотя и очень «косвенно») смог поспособствовать приличному удешевлению такого строительства: вымогнув у химиков запуск производства трубок из силиконовой резины для нужд фармацевтических производств, он «нечаянно» в запросе «поставил лишний нолик» в графе «ожидаемые потребности» — а теперь в новых домах внутриквартирную разводку воды к кранам и унитазам делали как раз из таких труб. Что экономило стране многие тонны дефицитной и дорогой латуни, да и трудозатраты на такую работу сильно сократились. Однако он и не догадывался пока, что это и ему принесет существенные «личные блага».
Однако вся радость по поводу явного улучшения уровня жизни (хотя пока что очень малой части) трудящихся для Алексея была скорее всего «фоновой», просто добавляя немного новых красок в палитру новой жизни. Совсем новой: парень окончательно осознал, что он больше не Алексей Павлович — брюзгливый старик из двадцать первого века, а молодой Лёха из середины века двадцатого, полный сил и, что было особенно приятно, знаний, причем тех, которых больше ни у кого пока нет. А если этими знаниями правильно поделиться с правильными людьми, то можно будет уже такого понатворить!
А еще он очень хорошо понимал, что кипящая внутри него «энергия созидания» и вскипела оттого, что он встретил эту славную девчонку. И он почти каждый вечер после занятий мчался к ней навстречу, чтобы хотя бы проводить ее от работы до дома. Мчался, не обращая внимание на некоторые странности в окружающем мире, а воспринимая их как «дополнительную награду» которую ему давала новая жизнь. Например, когда таксист, которого он поймал возле Киевского вокзала, внимательно на него посмотрел и поинтересовался:
— Молодой человек, я вас уже третий раз по этому маршруту везу. Вы что, каждый день так на такси кататься собираетесь?
— А вам-то какое до этого дело?
— Да больно маршрут у вас для нас выгодный… а вы к вокзалу явно откуда-то бегом прибегаете. Если скажете откуда, то я — или сменщик мой — будем вам машину прямо к вашему подъезду подавать, по расписанию. И вам хорошо, и нам план проще выполнить будет. А то у вокзала нам, таксистам, иной раз по часу в очереди стоять приходится — а волка ноги кормят. Да и на Таганке пассажиров ждать обычно не приходится…
И Алексею даже в голову не пришло, что этот парень под пиджаком, а его сменщик (точнее сменщица — суровая тетка под сорок) под жакетом носят не самые простые погоны. Он об этом вообще не думал, не думал даже после того, как женщина вроде мимоходом поинтересовалась:
— Это я не вас позавчера с девушкой на Таганке заметила? Просто если вас… если по дороге сюда небольшой крюк дать, то там на рынке в павильоне неплохие цветы продают.
— Какие зимой цветы? В горшках разве что. Или к восьмому марта уже мимозы завозят?
— Там в павильоне цветы продают, которые в совхозе «Белая дача» в теплице выращивают. Хризантемы. Не сильно дешевые… но вам же на такси каждый день ездить денег хватает? А цветы вряд ли раскупили совхозные и привезли их, чтобы узнать, будет ли тут хоть кто-то по такой цене цветы брать. А откуда знаю-то: в совхозе у нас в парке машину для перевозки цветов заказали, я их и отвозила утром.
Идея Алексею понравилась, а вот Сона… её букет тоже в восторг привел, но почти тут же девушка его отругала:
— Мне очень понравилось, но если ты будешь все деньги на букеты тратить… Я тебе, конечно, с голоду умереть не дам, но тогда ведь получится что это я сама себе цветы покупаю, а это неправильно. Так что лучше… знаешь что, ты мне можешь цветы на какие-нибудь праздники дарить, но только на праздники… на большие праздники! — добавила она, глядя на хитрую мордочку воздыхателя, — не на день работников сельских библиотек заполярья. А этот букет будем считать подарком на восьмое марта. Ты же сказал, что они недели две в вазе стоять могут?
Алексей согласился, но восьмого марта встретив Сону у дверей ветлаборатории, вручил ей букет роз. Голубых роз: парень знал, что это всего лишь «подделка», уникальный цвет лепестков получен путем шприцевания бутонов какой-то краской — но других найти не получилось, а эти он добыл у знакомого парня, работающего в Главном Ботаническом саду и увлекающегося подобными экспериментами. Но эти розы хотя бы пахли натурально…
Однако каждый день ему с девушкой встречаться не получалось, других занятий было довольно много, и очень не все они были связаны с медициной. Два аспиранта товарища Несмеянова-младшего в феврале еще получили на установке, изготовленной за счет выделенных Алексеем из премии средств, чистый и вроде бы монокристаллический кремний и даже успели его в атомном котле насытит фосфором до нужных пропорций. Сам Алексей правда думал, что выделенных им денег хватило разве что на разработку проекта этой установки, но он сильно недооценивал мощь советской науки: этих денег едва хватило на оплату чертежникам работы по подготовке чистовых чертежей установки. Но установка была изготовлена и работала, а теперь ему приходилось по возможности подробно рассказывать университетским ученым, как вообще из этого кремния можно сделать работающие, причем в промышленности работающие, а не в лаборатории, полупроводниковые приборы. Хорошо еще, что аспиранты попались не только грамотные, но и очень проблематикой заинтересовавшиеся — так что работа продвигалась достаточно быстро. Но и работать приходилось очень много, и снова пришлось вспомнить навыки «волчьего сна» — а так же и парней этому обучить. Но даже это было лишь малой частью дел, которые занимали Алексея…
В середине апреля на очередной встрече с Лаврентием Павловичем Иосиф Виссарионович поинтересовался:
— Ну и как, какая-то польза от тех средств, что мы в МГУ потратили на эти камни, проглядывается?
— Не проглядывается, а уже получается. Да так, что затраты эти уже окупились: на тех кристаллах, которые выращиваются в экспериментальной установке, на МЭЛЗе наладили выпуск полупроводниковых выпрямительных диодов для радиотехники. Получается пока немного, ведь и производство тоже экспериментальное, но радиоинженеры говорят, что с таким диодом любой радиоприемник в стране станет рубля на два-три дешевле. И это только приемников касается, а Исаак Семенович Брук, когда о новых приборах узнал, вообще к товарищу Абакумову прибежал с просьбой им для изготовления их вычислительной машины этих приборов несколько тысяч предоставить.
— Почему к Абакумову?
— Вероятно подумал, что это очень секретные приборы, — усмехнулся Лаврентий Павлович. — Но приборы сами по себе совершенно несекретные, мы их академику Бруку дадим, конечно. А от технология их производства… я думаю, если хоть кто-то узнает, что мы кристаллы эти еще и в атомном котле обрабатываем… но я все же понять не могу: откуда Воронов знает о том, как себя в котле разные вещества поведут? Но это и неважно, главное, что результат есть.