ЗЗЗЗЗЗЗУУУУУУУУССССС!
Махнул руками. Потянулся раз-другой. Присел-послушал. Вроде тихо, но что-то в окружающих звуках изменилось. Новый тембр закрался в «оркестр» Рытого. Какова природа его – неясно, но что новый – это точно.
Тут вдруг еще один звук возник и еще. Металл о камень ударил. Идут! Они! Начинающий темнеть воздух ожил какофонией звуков.
Несколько человек шагают. Уставшие. Груженые. Молчат.
Воздух и пространство изогнулись. Юрка начинал охоту «с подхода». Этот фокус охотничий – высший пилотаж. Суровое единоборство со зверем. Шаг на местности – пойди угадай – не медленный и не шумный. С ветром не ошибись. Зато интересней намного, хотя и опасней. Ни «загон», ни «рёв», ни «солонцы»[35] с ним не сравнятся.
На человека охотиться проще. Не одарил его Господь слухом звериным или чутьем, а позже он и то, что имел, растерял. Суровая плата за достижения цивилизации.
К любому можно вплотную подобраться, а тот и не заметит: слепая животина человек. Правда, взор чужой или присутствие чует иной раз, но тут уж сам не зевай. Подолгу не смотри – скользни взглядом и мыслям с эмоциями воли не давай.
Эти навыки Юрка еще с браконьерства имеет – не раз на него самого охотились в прошлой жизни.
Вспомнил, как с Ромахой-покойничком под нарами в зимовье сидели, дровами прикрываясь.
Тюкнуло тогда в лесу что-то, и старший в секунду оторвал две палки от лежака. Швырнул в сумрак полусонного Юрку, подал ружья, мясо убитой косули, бутор и сам нырнул. Снизу на жерди кинул огрызок веревки и закрепил.
Шаги приближались к зимовью. Прошептал Ромаха: «Лежи, Юрбан. Не думай ни о чем и не смотри никуда. Растворяйся…»
Просительные нотки жесткого учителя удивили Юрку, и старался он тогда изо всех сил. Лежал, растворялся, ничего ни слышать не хотел, ни видеть и не думал ни о чем.
Зашли охотоведы и стали по полкам шарить. Подергали палки на нарах, заглянули под низ, но увидели лишь запасенные дрова.
Один закурил, второй на пороге остался.
– Как будто пять минут назад здесь были. Воздух еще мясом пахнет, а нету, – басил незнакомый голос.
– Я г-говорил, собаку надо б-брать, – шипел, заикаясь, самый злобный егерь района по кличке Елец. – С-сейчас хоть сам нюхай. Пошли п-помалу. По крайней мере, не соврал Е-е-рофей: были они в-в этой стороне.
Ромаха и Юрка действительно растворились, стали частью зимовья.
Дневной свет, пробиваясь через щели лежака, неприятно щекотал пацану ноздри. В ухо впился острый сучок полена, к тому же сильно хотелось вытянуть ноги. Но Ромахин совет помогал.
Гнал от себя Юрка любые мысли. Глаза жмурил. Растворялся. Терпел.
Когда охотоведы ушли, Ромаха шевельнулся:
– Разомнись, пока нету их. Лежать еще час будем. Вдруг вернутся…
Прав оказался. Спустя минут сорок шаги снова приблизились. Скрипнула дверь.
– Ромаха, в-вылазь! – с хохотом крикнул в зимовье Елец. – Н-нашли тебя…
Ромаха сжал Юркино запястье.
«Растворяться», – вспомнил он и закрыл глаза.
Когда наконец-то выбрались из-под нар, Ромаха ничего не сказал, но видно было: учеником доволен.
Юрка слушал невнятный говор пришельцев, прочие звуки и понимал из него: разгрузились они возле розового камня, а кто-то один дальше пошел.
«Сейчас до „стрелки“ дошагает, – прикинул он, – и поймет, что второго этапа разом не взять. Значит, ночлег?»
Времени на всё положил тридцать минут и решил, как тот вернется, подобраться к ним поближе и разговоры послушать.
Медленно-медленно время тянется. Хоть на ломти его режь или ложкой ешь – таким густым и вязким оно стало.
Перекусил на скорую руку. Открыл банку сайры и умял за пять минут, приподняв накомарник. Срезанной веточкой отгонял атакующее комарье и пальцами выбирал из банки серебристые тушки.
Выпил оставшийся сок и протер хлебным мякишем банку внутри. Отвалил присмотренный камень и сунул в приямок жестянку. Теперь булыжник на место. Всё… Хотел было двигаться, но рано. Тьмы пока нет.
Раздались удары топора.
«На ночлег[36] становятся, – догадался Юрка, – ну и славно. Нам сон тоже не помешает. Вставать-то надо раньше их. Услышать бы только, когда идти соберутся?»
Потянуло дымком. Пространство метрах в тридцати от Юрки осветилось оранжевым светом первого огня.
Навалилась невольная зависть.
«Жрут, греются, – злился он, – потом в палаточку, а я на голой земле и в накомарнике. Утром всё сначала. Первым на маршрут, пробежка и снова прятки… Ладно, – утешил себя Юрка. – Зато ты о них знаешь, а они про тебя – нет. Игра-то наша! И зачем Ознорскому все это? – снова прорезался дух противоречия. – Неясно. Взяли бы их на мыске, а то игрища какие-то затеяли…
Ладно, потом поймем зачем, а сейчас по схеме! – поставил точку Юрка, успокаивая раздвоившееся сознание. – Костер – это хорошо, – продолжал рассуждать уже спокойно. – Ничего по темноте не увидят. Потрескивание костра или разговор – все на руку сейчас».
Осторожно пригибая ветки и выискивая точку опоры перед каждым шагом, Юрка двинулся к набирающему силу огню. Дважды под ноги попадался сушняк, но, нашарив готовые хрустнуть ветки, он их обходил.
Так прошло почти полчаса.
Около костра шевелились трое.
«Значит, разведчик вернулся», – понял Юрка, стараясь не глядеть на фигурки.
А в лагере каждый занимался своим делом. Женщина что-то ворошила около котелка. Мальчишка ловко втыкал распорки в палатку, придавая ей живой объемный вид. Третий участник внешне напоминал медведя. Он тащил сушину немалой величины и двигался при этом очень легко. Чувствовалась незаурядная физическая сила и подготовка.
«Серьезный дядя! – думалось Юрке. – С таким врукопашную сложно».
Отогнав тревожные мысли, он прикинул, с каких позиций лучше подбираться. Слушать мешала речка, а ближе четырех метров к огню не подойдешь.
«На разведку пойду, когда спать улягутся, – решил Юрка. – Послушаю, о чем перед сном говорить будут. Сейчас задачи другие: не прозевать троицу и не попасться, если кто „до ветру“ пойдет».
«Вражеский» костер догорал. Юркино тело, лежащее на камнях без подстилки, остывало.
Паренек же с женщиной раскатали спальники. Сунули их внутрь оранжевого домика. Мужчине досталось местечко на веранде палатки. Он не торопился. Сидел глядел на огонь и устало шевелил босыми ступнями возле костра. Вздохнул, поднялся, прихватил котелок, зашагал к речке. Набрал свежей воды, с чувством попил и выплеснул остатки. Зачерпнул еще раз и двинулся обратно.
Дамочка уже забралась внутрь. Мальчишка взял предложенный котелок, попил и ловко нырнул в оранжевую пещерку.
Мужчина на маленьком пространстве веранды стал особенно неловким. Он поставил котелок, расстелил внутри спальник и взгромоздился с кряхтением поверх.
Вжикнул замок молнии, закрывая домик от надоедливого комарья.
Юрка перевел дух – похоже, всё, угомонились. Аккуратно встал, стараясь не шуметь. Потянулся, насколько возможно. Хрустнули застоявшиеся суставы. Сидор оставил на месте и осторожно двинулся к палатке.
«Аккуратней с тенями», – сказал он себе. Угасающий костер еще мог выдать его.
Луна не лучше – полная коварства, мелькает-ухмыляется в разрывах облаков…
Может, в другой раз все иначе сложилось бы, но сегодня «щербатая» хитрила, издеваясь и играя на руку врагу…
Юрка замер на подходе и чуть не завалился на качнувшемся булыжнике. Но обошлось.
Услышал тихий говор.
Еще метр. Еще. Ага, есть!
– На правом рукаве тропа звериная вдоль ручья идет. По стенке стланик кедровый, – разобрал Юрка слова мужчины.
– Правильно! – ответил женский голос. – Верно! А что камней здесь не три, так сто лет прошло, как экспедиция была…
– Куда ж они делись? – грубо «каркнул» мужчина с веранды.
– Может, потоком унесло. Видели же кору ободранную.
– А скорее, что-то третье, – заговорил мальчишка. – Нечисто здесь. Мне постоянно тени мерещатся. Мы когда на Иссык-Куль прошлый год ходили, так же было. Там территория есть, где люди пропадают. Говорили про «человека – нечеловека», что в горах живет, – так люди для него вроде скота, он ест их запросто. Но такого, как здесь, не ощущал: перекошено тут всё.
– Ладно, спать пора, – зевнула женщина. – Что будем делать, если долины вблизи не окажется?
– Тогда обряд на жертвеннике, – прогудел с веранды мужчина. – Что еще остается?
– Запретили же! – возразил паренек. – Дважды прописали!
– У нас столько техники, чего бояться?
– Ну не знаю. Не нравится мне это! – настаивал мальчишка.
– Давайте спать, завтра определимся, – подытожила женщина. – Дойти еще надо… Во сколько встанем?
– Я на восемь тридцать часы поставил, позже не стоит… – ответил мужчина.
– Ну, тем более спим. Всё! – прикрикнула на них женщина.
Неожиданно вжикнула молния палатки.
Юрка замер, затаив дыхание, но снаружи появилась лишь рука и забрала внутрь котелок с водой. Раздались хлюпающие звуки.
«Во шумный-то! – удивился Юрка, разворачиваясь. Большего сегодня не услышать.
Покачиваясь на камнях и подминая мох, он двинулся к оставленному сидору.
Глава двадцать втораяВ пьяном стиле
Остров Ольхон, ночлег и мыс Рытый
Мишку все-таки опять укачало.
Единственным средством против тошноты оставалась твердая земля, и неплохо отвлекала какая-нибудь вкуснятина.
Обследование остатков на столе кают-компании показало – еда есть!
Четверть кастрюли сагудая могла порадовать ароматом даже вегетарианца.
Посолил засохший кусок черного хлеба и придвинул к себе кастрюлю с рыбой.
Получилось! Минут через десять тошнота прошла, и мир снова засиял голубым небом и водной гладью!
Ольхон встретил путешественников сумерками, которые один из современных авторов назвал «часом собаки» – солнце уже зашло, а темнота еще не спустилась на землю. В такой хмари придорожные камни кажутся собаками, а кусты – людьми.