Похоже, путешественники привыкали к странной обстановке. Ощущение неловкости от чужого присутствия проявлялось теперь отдельными вспышками, но было по-прежнему неприятным и пронизывающим.
– А я пойду, – встал с земли Юрка.
– Одна под их взглядами не хочу оставаться… – заметила Анна Иосифовна, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
– Ну, как знаете, а я спать! – отрезал Петрович и полез в палатку, к которой они подошли за разговором.
Глава тридцать четвертаяПереход
Споры и жертвоприношение
Ночь понемногу приближалась. Через расстегнутый полог палатки виднелись первые звезды.
На душе у Мишки было почему-то спокойно – наверное, от принятого втайне решения.
«Будет, как будет, – решил парень. – Но на обряд я не пойду – пускай без меня шаманят!»
Звезды теперь не просто стучались в сереющий небосвод – они приказывали, торопили, издевались, насмешливо моргая издалека, – начинайте, мол, в преисподнюю пора…
– Когда колдовать-то пойдешь, дядь Вань? – хрипло спросил Мишка.
– Сейчас на лежку с Николаем уйдете – и тогда начну.
– Нерадостный вечер, – заметил парень. – Возьми меня с собой.
– Не дави, без тебя тошно. Если бы не Юрка, никуда бы и сам не пошел.
– А эти как же? Ну, конкуренты.
– А я им что, МЧС, или тянул туда кого? Мне они кто? Даже имен не знаем.
– Интересно, а как там Юрке в плену?
– Поубиваю, если что сделали с ним! – с надрывом выговорил дядька и достал из кармана пистолет. Осмотрел, сунул обратно и еще раз грозно добавил: – Поубиваю!
– Да ладно тебе, нормально все будет!
– Мишка, уходим, – неожиданно заговорил Николай. – Колдуй, Иван…
Николай и Мишка подхватили вещички и пошли в сторону упирающегося в далекий горизонт звездного купола.
Препятствий для обзора с плато не было, и Мишка неожиданно увидел себя и Николая глазами дядьки – две человеческие фигурки неторопливым шагом уходили к горизонту на фоне яркого звездного неба. Сказочно!
Иван пошарил в сидоре, вытащил початую фляжку и пошел к черной туше камня.
Птахин с егерем наконец добрались до места, и парень попытался разглядеть в бинокль, что там делает дядька. Николай готовил повязки.
– Завязывай глаза, – швырнул он Мишке кусок тряпки. – Хватит длины?
Рытый засыпал…
Ни мальчишки, ни взрослые не знали, что сейчас около рыбацкой избы Адыга молится за них у большого костра на перевернутом черном котле.
Успокоившийся Трифоныч мирно сопел в каюте после праведных трудов.
А вне долины конкуренты перетаскивали палатку, рассудив, что команда преследователей на переходе может свалиться им прямо на голову. Как закончили, принялись обдумывать, чем совершить обряд на жертвеннике в долине, хотя не особо надеялись на успех. Судьба Антонио Загиреса и прочих ясно указывала на возможный финал.
Сумерки в долине тоже сгустились. Наступала ночь.
Дядька Иван ждал, присев по-турецки на пороге палатки. Время текло тягучим киселем – не спешило.
Николай проследил за Мишкой, завязал глаза себе и обратился в слух, ожидая светопреставления.
Минут через сорок после дядькиных камланий Птахин ощутил вдруг странное изменение пространства. Сначала появилось жжение шаманкиных самородков на груди, потом в ушах раздался звон.
– Слышишь? – шепотом спросил Николай.
Не успел парень ответить, как раздался грохот. Наступало время действовать «под шумок», и он потянул с лица повязку.
Картина завораживала. Жертвенник плавно переливался лимонно-желтым светом. Потом цвета стали меняться чаще, и картина уже походила на азбуку Морзе, превратившись вскоре в сплошное дрожание-мерцание.
Ужас пронзил парня острой иглой, парализовал волю и заставил неотрывно смотреть на жуткие танцы света.
Белая стрела молнии с шипением и треском вылетела со стороны гор и скользнула к жертвеннику. На подлете к камню она образовала трезубец. Два луча воткнулись в лысое пространство около камня, а один ударил прямо в него.
Пронзительный грохот догнал полет молнии, ударил в уши, и бело-сиреневая вспышка почти ослепила Птахина. Понимая, что после очередного «залпа» он совсем лишится зрения, парень вскочил на ноги и понесся к дядькиной палатке.
– Куда, сучонок?! – Николай услышал топот ног и рванулся за ним.
В отчаянии он скинул повязку с глаз, но следующая вспышка заставила егеря прикрыть глаза рукой.
А Мишка летел стрелой, не чуя собственных ног. Когда до палатки оставались считаные метры, очередной всполох заставил его зажмуриться, и он не заметил камень, притаившийся в березовых кустиках.
– А-а-а-а-а! – падая, в отчаянии закричал Птахин. Он понял, что проиграл.
Но тут кто-то вцепился в него и куда-то поволок. Это оказался дядя Ваня. Он выскочил на крик и потащил обессиленного парня в палатку. Лицо Мишки онемело, изо рта текла струйка слюны.
Снаружи непрестанно грохотало и пыхало.
Глава тридцать пятаяСветопреставление
Черный котел и внезапная слепота
Адыга перестала молиться и направилась к рыбацкому дому, оставив котел на месте обряда. Но дойти не успела.
Первая вспышка километрах в десяти от Рытого застала ее на половине пути.
Началось!
Вторая световая атака последовала за первой почти сразу.
Секунд через тридцать – сорок послышались раскаты грома, словно артподготовка перед наступлением войск.
Обостренные чувства шаманки говорили: шансов на возвращение у парней очень мало, разве только Мишка что-нибудь придумает. Что там ему известно, да и вспомнит ли? Одна надежда была на него.
А на мысе Шарталай проснувшиеся от крика матроса капитан и Трифоныч наблюдали возмущения атмосферы.
– Ничего себе! – вопил старик во время особо ярких вспышек. – Ничего себе! Ну дают!
Он уже нисколько не жалел, что решился на безумное путешествие в румпельной. Беспокоила лишь обратная дорога, да не подвел бы свояк с коровой.
А так все было замечательно! Капитан и матрос с удовольствием слушали за ужином «шпионские» истории Трифоныча. Удивлялись-подыгрывали: мол, как это он решился! А тот иронии не замечал и сыпал новыми подробностями, придуманными тут же, по ходу рассказа.
Бело-сиреневая вспышка накрыла половину расстояния до корабля.
«Такую я намедни из Усть-Баргузина видел», – вспомнил старик и продолжал кричать и топать ногами.
– Ничего себе! Вот дают!
Последний всполох оказался самым красивым и раза в два больше первого. Он поднялся куполом с остроконечной верхушкой, повисел доли секунды, постепенно осыпаясь блестками и стекая струями света, как дождь по стеклу.
За минуту отзвучали далекие раскаты, и разом все стихло, погрузив пространство в вязкую тишину.
Палатки на плато уже не было, там лежал лишь ослепший и оглушенный Николай. В отчаянии он бил кулаками по земле, но видел перед глазами только вспышки. Уткнувшись лицом в подстеленный спальник, он кричал:
– Мишка, сучонок, чего наделал-то! Чего-о-о! На ощупь жить теперь буду! На ощупь!..
Глава тридцать шестаяВстреча
Голоса и бесполезные клады
Эта ночь отличалась от предыдущих прежде всего необычными звуками, ранее никогда не слышанными.
Сначала это было непонятное шипение, будто открыли рядом несколько баллонов с кислородом и тот под давлением рвался из кранов.
Потом раздался плеск прибоя, неспешно ворошащего гальку.
Как только появились первые звуки, сразу исчезли посторонние взгляды и другие неприятные ощущения – скорее всего, невидимый «народец» подался-таки «восвояси»…
Шипение и плеск продолжались около часа, а потом все затихло.
Затарившись золотом и совершив обряд на жертвеннике, уставшая четверка быстро уснула под «шум прибоя» и без назойливых взглядов. В обратную дорогу все было готово, и, засыпая, они очень надеялись, что переход – теперь уже в богатую и обеспеченную жизнь – случится во сне.
Однако утром их ждало разочарование.
Первым проснулся Петрович и толкнул Юрку:
– Глянь наружу, вдруг и сами не заметили, как перескочили…
Старый разведчик, умудренный опытом, первым из палатки выбираться не хотел и подначивал парня. «Что там за звуки были ночью? Кто появился? Может, только и ждут, когда первый голову высунет», – тревожные мысли роились в его голове.
Юрка, польщенный вниманием к собственной персоне, все же настороженно посмотрел на мужчину, вспоминая школу покойного Ромахи.
Петрович взгляд парня выдержал, а потом, не отводя глаз, испытующе наклонил голову: мол, боишься?
Отвернувшись, Юрка резко откинул полог и вышел наружу. То, что он там увидел, его обрадовало и огорчило одновременно. Парень надеялся все же, что не станет его начальник соваться сюда, но ошибся.
На вчерашнем месте палатки Петровича стоял сейчас до боли знакомый зеленый брезентовый домик Ознорского в камуфляжных пятнах…
Неожиданно начались «смотрины». Первый взгляд из ниоткуда, затем второй. По спине побежали мурашки. Еще. Надо же, в палатке ни малейшего намека на духов, а тут…
– Мать твою! – только и сказал в сердцах Юрка, присев от неожиданности. Смотри-ка, успел, оказывается, забыть ночью про дискомфорт.
– Ну что же ты? – выглянул из палатки Петрович. – Давай принимай гостей! Объясняй правила поведения и про нас не забудь сказать. А то очнутся сейчас да воевать начнут. Ё-моё, понабежали, твари! – зашипел он и съежился под взглядами обитателей долины. – Не было же вас ночью!
– Зацепило? – засмеялся, осваиваясь, Юрка. – Сейчас привыкнешь. Главное, не заори.
Состояние Мишки было никаким. «Отсутствовало» тело, отключилась какая-то часть мозга, так что думать не получалось. Голоса неподалеку – кто тут? Постепенно всплыли воспоминания, и сознание заработало. Разобранный по частям, он понемногу начал приходить в себя.
Дядька лежал на правом боку. Похоже, с ним происходило то же самое, что и с племянником. Веки задергались, и на лице проступил румянец.