19
Его разбудил сигнал домофона.
Нетвердым шагом Ребус вышел в прихожую и нажал клавишу переговорного устройства.
— В чем дело? — хрипло спросил он.
— Я думала, тут у нас штаб! — ответил искаженный, но все-таки узнаваемый голос Шивон.
— А сколько времени? — спросил Ребус, откашливаясь.
— Восемь.
— Восемь?
— Рабочий день начался.
— Мы же отстранены, не помнишь, что ли?
— Ты что, в белой горячке?
— Я вообще не в белом.
— На этом основании ты держишь меня на улице?
— Я оставлю дверь в квартиру открытой.
Ребус впустил ее в подъезд, подхватил со стоящего у кровати стула одежду и заперся в ванной. Он слышал, как она, постучав, вошла.
— Две минуты! — крикнул он, вставая под душ.
Когда он вышел из ванной, она уже сидела за обеденным столом и разбирала фотокопии, которые он сделал прошедшей ночью.
— Только не чувствуй себя как дома, — буркнул он, затягивая галстук, но тут же вспомнил, что на работу идти не нужно, и сорвал его. — Нам требуется подпитка.
— А мне требуется тайм-аут часа на два.
— Когда?
— Днем. Хочу сводить родителей в ресторан.
Он кивнул:
— Как мама?
— Вроде нормально. Решили забыть про «Глениглс».
— А домой они возвращаются завтра?
— Вероятнее всего, так.
— Ну а как вчерашний концерт? — Она медлила с ответом. — Я захватил самый конец по телевизору, и мне показалось, что ты мелькнула среди зрителей.
— В это время меня там уже не было.
— Да?
Она лишь пожала плечами:
— Так что ты говорил про подпитку?
— Я имел в виду завтрак.
— Я уже позавтракала.
— Тогда придется понаблюдать, как я буду расправляться с рулетом с беконом. Пойдем в кафе на Марчмонт-роуд, а пока я буду есть, ты можешь позвонить муниципальному советнику Тенчу и условиться с ним о встрече.
— Он вчера был на концерте.
— Ну и вездесущий!
Шивон подошла к стереосистеме. На полке над ней стоял ряд пластинок, она достала одну.
— Этот альбом вышел еще до твоего рождения, — сказал Ребус. — Леонард Коэн: «Песни любви и ненависти».
— Послушай-ка, что написано на конверте: «Они изолировали человека, который хотел править миром. Глупцы, не его надо было изолировать». Как ты это понимаешь?
— Ложное опознание? — предположил Ребус.
— По-моему, тут речь о борьбе амбиций, — возразила она. — Гарет Тенч сказал, что видел тебя…
— Да, видел.
— С Кафферти.
Ребус кивком подтвердил ее слова.
— Верзила Гор говорит, что муниципальный советник нацелился вывести его из игры.
Поставив пластинку на полку, Шивон снова повернулась к Ребусу:
— Так это же здорово, разве нет?
— Смотря что мы получим взамен. Кафферти считает, что Тенч хочет лишь занять его место.
— И ты этому веришь?
Ребус задумался:
— Ты знаешь, что мне нужно, чтобы ответить на этот вопрос?
— Доказательства?
Он покачал головой:
— Кофе.
Восемь сорок пять.
Ребус пил вторую чашку. Рулет он уже съел, и теперь о нем напоминала только пустая тарелка с пятнами жира. В кафе был хороший подбор газет, Шивон читала о «Последнем рывке», а Ребус, отвлекая ее, показывал фотографии, запечатлевшие сцены вчерашнего буйства у «Глениглса».
— Этот парнишка, — говорил он, тыча пальцем в газету, — по-моему, мы его видели?
Она утвердительно кивнула:
— Но только тогда голова у него не была разбита.
Ребус опустил газету:
— А знаешь, им это нравится. Кровь всегда притягивает репортеров.
— И делает из нас главных злодеев?
— Кстати… — Он вынул из кармана диск. — Прощальный подарок от Стейси Уэбстер — или Сантал.
Шивон взяла у него диск и, держа перед собой, слушала рассказ Ребуса о том, как он его получил. Закончив, он вынул из бумажника визитную карточку Стейси и набрал ее номер. Та не ответила. Засовывая мобильник в карман пиджака, он ощутил слабый запах духов Молли Кларк. Еще раньше он решил, что не стоит рассказывать Шивон о Молли, поскольку не знал, какой будет ее реакция. Ребус все еще пребывал в сомнениях, когда в кафе вошел Гарет Тенч. Они поздоровались за руку, Ребус поблагодарил его за согласие встретиться и жестом предложил сесть.
— Что заказать?
Тенч лишь мотнул головой. Посмотрев в окно, Ребус увидел припаркованную у входа машину, рядом с которой стояли уже известные ему охранники.
— Хорошая мысль, — обратился Ребус к муниципальному советнику, кивком указывая за окно. — Не понимаю, почему все жители Марчмонта не пользуются услугами телохранителей.
Тенч улыбнулся.
— А вы, как я понимаю, сегодня не работаете? — спросил он.
— Мы подумали, что в неформальной обстановке будет удобнее пообщаться, — объяснил Ребус. — Не можем же мы беседовать с народным избранником в комнате для допросов.
— Спасибо за чуткость. — Тенч удобно расположился на стуле, но не обнаружил желания хотя бы расстегнуть плащ. — Итак, чем могу быть полезен, инспектор?
Однако на этот вопрос ответила Шивон:
— Как вам известно, мистер Тенч, мы расследуем серию убийств. Некоторые вещественные доказательства мы обнаружили вблизи Охтерардера.
Глаза Тенча сузились. Он все еще смотрел на Ребуса, но по лицу его было видно, что он подготовился совсем к иному разговору — о Кафферти или, возможно, о событиях в Ниддри.
— Не вижу… — начал было он.
— Все три жертвы, — не дала ему досказать Шивон, — были в числе тех, чьи неприглядные поступки разоблачались на сайте «СкотНадзор». Вам это, конечно же, известно.
— Мне?
— Мы располагаем соответствующей информацией. — Она развернула листок и положила перед ним. — Озиман… это ведь вы, не так ли?
Тенч с ответом не торопился. Шивон, сложив лист, снова убрала его в карман. Ребус подмигнул Тенчу, как бы говоря: «Она у нас умница. Так что не пытайтесь увиливать…»
— Да, это я, — наконец согласился он. — И что из этого?
— Почему вас так заинтересовал сайт «СкотНадзор», мистер Тенч? — спросила Шивон.
— Вы хотите сказать, что я подозреваемый?
Ребус холодно усмехнулся:
— Тут дело за малым, сэр.
Взгляд Тенча стал злобным:
— Вот уж не думал, что Кафферти и с этой стороны начнет подкапываться. Пальцем пошевельнул, и друзья тут как тут!
— Кажется, мы отклоняемся от темы, — перебила его Шивон. — Мы должны побеседовать с каждым, кто заходил на этот сайт, сэр. Такова процедура расследования, только и всего.
— Интересно бы узнать, каким образом вы отождествили меня с моим ником.
— Мистер Тенч, вы, наверное, забыли, что на этой неделе у нас тут собрались лучшие разведчики всего мира. Для них невыполнимых задач не существует, — издевательским тоном произнес Ребус.
Тенч, похоже, собрался что-то заметить, но Ребус лишил его этой возможности.
— Своеобразный выбор имени: Озимандиас, — продолжал он. — Вы позаимствовали его из стихотворения Шелли, верно? Некий царь, одержимый манией величия, воздвигает себе гигантский памятник. Но проходит время, и статуя начинает разрушаться, исчезая в песках пустыни. — Помолчав, он добавил: — Ну вот я и говорю: своеобразный выбор имени.
— Почему же?
Ребус сложил на груди руки:
— Ну, царь малость зазнался — в этом смысл стихотворения. Каким бы ты ни был большим и могучим, твое низвержение все равно неизбежно. А если ты еще и тиран, то рухнешь с особенным треском. — Ребус наклонился над столом. — Тот, кто выбрал себе такое имя, явно не дурак… он знал, что дело не во власти самой по себе…
— …а в разрушительном ее воздействии? — с улыбкой проговорил Тенч.
— Инспектор Ребус — способный ученик, — дополнила Шивон. — Вчера он гадал, уж не австралиец ли вы?
Улыбка Тенча стала еще шире. Взгляд по-прежнему сверлил Ребуса.
— Мы проходили это стихотворение в школе, — сказал он. — У нас был очень хороший учитель литературы. Он заставил нас выучить его наизусть. — Тенч пожал плечами. — Мне просто понравилось это имя, инспектор. Так что не мудрствуйте зря. — Он посмотрел на Шивон, затем его взгляд снова застыл на Ребусе. — Мне кажется, это профессиональная болезнь — всегда искать мотив. Скажите… а какой мотив у убийцы, которого вы ищете? Уже догадались?
— Мы думаем, это мститель, — отчеканила Шивон.
— И что, он по очереди расправляется со всеми, о чьих подвигах рассказывалось на этом сайте? — с явным сомнением произнес Тенч.
— Мы до сих пор так и не узнали от вас, — спокойно напомнил Ребус, — чем привлек вас сайт «СкотНадзор»?
Задав вопрос, Ребус положил ладони на стол по обе стороны от кофейной чашки.
— Позвольте напомнить вам, Ребус, что мой район — настоящая помойка. Только не вздумайте уверять, будто считаете иначе. Нам приходится иметь дело с бомжами, ворами, насильниками, наркоманами и всякими прочими отбросами общества. Такие сайты, как «СкотНадзор», позволяют мне держать удар. Благодаря им я заранее знаю, какие проблемы на меня могут свалиться, и своевременно принимаю меры.
— Например? — поинтересовалась Шивон.
— К нам заявился парень, сексуальный маньяк, три месяца как вышел из тюрьмы… я сделал так, чтобы он убрался подобру-поздорову.
— Пусть лучше у кого-то другого голова болит, — съязвила Шивон.
— А это мой принцип работы. Даже когда приходится сталкиваться с кем-то вроде Кафферти, я и тогда не меняю стиля.
— Кафферти уже давно вершит дела в вашем районе, — напомнил Ребус.
— Хотите сказать, несмотря на усилия ваших коллег или, наоборот, с их помощью? — Не услышав ответа, Тенч оскалился. — Без посторонней помощи ему бы не удалось так долго оставаться на плаву. — Он выпрямил спину и покрутил плечами. — Ну что, на этом закончим?
— Вы знакомы с Дженсенами? — спросила Шивон.
— С кем?
— С семьей Дженсенов, вернее, с супружеской парой, создавшей этот сайт.
— Никогда с ними не пересекался, — заявил Тенч.
— Серьезно? — удивленно воскликнула Шивон. — Они же отсюда, из Эдинбурга!
— И что, я должен, по-вашему, знать каждого из полумиллиона жителей? Я, конечно, рвусь изо всех сил, сержант Кларк, но я не резиновый.
— А из чего вы сделаны, господин муниципальный советник?
— Из злости, — ответил Тенч, — из решимости, из стремления к истине и справедливости. — Он сделал глубокий вдох и через секунду шумно выдохнул. — Можно бы просидеть тут весь день, — произнес он с извиняющейся улыбкой и, встав со стула, добавил: — Бобби чуть не рыдал, когда вы его вчера покинули, сержант Кларк. Следует быть осторожнее: некоторых мужчин страсть сводит с ума. — Едва заметно поклонившись, он направился к двери.
— Мы еще поговорим с вами, — предупредила Шивон.
Ребус наблюдал через окно, как один из телохранителей распахнул дверь автомобиля и как Тенч с трудом втискивался в салон.
— Муниципальные советники всегда очень упитанны, — отметил он. — Замечала?
— Нам следовало как-то получше провести эту встречу, — сказала Шивон, потирая лоб.
— Значит, ты ушла с «Последнего рывка»?
— Я как-то в него не вошла.
— Это связано с нашим уважаемым муниципальным советником? — Она отрицательно мотнула головой. — Творец и разрушитель, — пробормотал Ребус.
— Что-что?
— Да вот, тоже слова Шелли, из «Оды западному ветру».
— И кто же, по-твоему, Гарет Тенч?
Машина советника отъехала от тротуара.
— Возможно, и тот и другой, — широко зевая, предположил Ребус. — По-моему, мы заслужили сегодня передышку.
Несколько секунд Шивон смотрела на него.
— Давай устроим большой перерыв на обед. Поехали со мной, познакомишься с моими родителями.
— Статус парии на время отменяется? — поднимая брови, спросил он ехидно.
— Джон… — умоляюще сказала она.
— Может, тебе неохота ни с кем ими делиться?
— Я думаю, мне пора перестать быть жадиной.
Ребус снял со стены в гостиной пару репродукций, и теперь на их месте красовались описания трех жертв неизвестного убийцы. Сам он сидел за обеденным столом, Шивон удобно разлеглась на диване. Оба внимательно читали бумаги, лишь время от времени перебрасываясь вопросами и делая пометки в документах.
— Ты, наверно, еще не послушала запись моего разговора с Эллен Уайли? — оторвавшись от бумаг, вдруг спросил Ребус. — Правда, с ней и так все ясно…
— Нам бы вот опросить всех адресатов рассылки.
— Для начала неплохо бы узнать, кто они. Как ты думаешь, мог бы Моз это выяснить так, чтобы ни Корбин, ни Стилфорт ничего не заподозрили?
— Тенч говорил о мотиве… может, мы что-то просмотрели?
— Что-то связывающее эту троицу?
— Не странно ли, что он, убив троих, остановился?
— Ну, это как раз дело обычное: куда-то отъехал, или попался еще на чем-то, или узнал, что мы на него вышли.
— Но ведь мы на него не вышли.
— Газеты и ящик уверяют в обратном.
— И почему он выбрал Лоскутный родник? Потому что мы не могли там не побывать?
— Нельзя исключить, что он местный.
— А если это никак не связано с сайтом «СкотНадзор»?
— Тогда мы зря тратим драгоценное время.
— А может, это было своеобразное послание «Большой восьмерке»? Может, он и сейчас где-то здесь, стоит себе с лозунгом в руках или типа того.
— Может, его фото есть на этом диске…
— А мы так ничего и не узнаем.
— Если улики были подброшены нам намеренно, почему он не подманивает нас еще ближе? Ведь по идее он должен был бы продолжить игру.
— А может, ему и подманивать-то не надо.
— В смысле?
— Может, он ближе к нам, чем мы думаем…
— Твоими бы устами…
— Как насчет чайку?
— Пойди вскипяти.
— Нет, ты вскипяти — я платил за кофе.
— Должна существовать какая-то закономерность. Это мы что-то упускаем.
Мобильник Шивон вдруг засигналил: текстовое сообщение. Прочитав, она сказала:
— Включи телевизор.
— Какое-нибудь шоу?
Не ответив, она соскочила с дивана и ткнула кнопку на телевизоре, затем, схватив пульт, начала переключать каналы. «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ», — сообщала бегущая строка снизу экрана, — «ВЗРЫВЫ В ЛОНДОНЕ».
— Эрик прислал сообщение, — вполголоса пояснила она.
Ребус подошел и встал рядом. Информация была довольно скупая. Серия взрывов… лондонское метро… несколько десятков пострадавших.
— Считают, что причиной взрывов был сбой в системе электропитания, — объявил диктор, но прозвучало это как-то неубедительно.
— Сбой в системе электропитания, чушь какая! — взорвался Ребус.
Большинство станций закрыто. Больницы переведены на режим чрезвычайного положения. Граждан просят без необходимости не выходить в город. Шивон плюхнулась на диван, уткнула локти в колени, опустила голову на руки.
— Оголили столицу, — чуть слышно прошептала она.
— Возможно, взрывы не только в Лондоне, — проговорил Ребус, хотя наверняка знал, что только там. Утренние часы пик… толпы людей, спешащих из пригородов на работу, а вся транспортная полиция, как и другие подразделения столичной полиции, переброшена в Шотландию — обеспечивать безопасность «Большой восьмерки». Еще слава богу, что это случилось не вчера, когда тысячи лондонцев высыпали на Трафальгарскую площадь, и не в субботнюю ночь в Гайд-парке, где собралось двести тысяч человек…
«Нэшнл Грид»[20] сообщила, что в системе электроснабжения не отмечено явных сбоев.
Олдгет.
Кингз-Кросс.
Эджвер-роуд.
Новое сообщение. На этот раз о подрыве автобуса. Лицо диктора было мертвенно-бледным. Внизу экрана бежали цепочки цифр: номера телефонов горячей линии, по которым можно справиться о судьбе близких.
— Что нам-то делать? — полушепотом спросила Шивон, глядя на картинку прямого включения.
Мечущиеся врачи, клубы дыма, раненые на тротуаре. Осколки стекла, истошный вой сирен и противоугонной сигнализации припаркованных вблизи машин.
— Что делать? — эхом повторил Ребус.
От необходимости объяснять его избавил зазвонивший мобильник Шивон. Взглянув на дисплей, она поднесла его к уху.
— Мама? — закричала она. — Мы тоже смотрим. — Она замолчала, слушая мать. — Да я уверена, что с ними ничего не случилось… Ну конечно, ты же можешь позвонить по этому номеру. Возможно, дозвонишься не сразу. — Она снова замолчала. — Что? Сегодня? Они же могут закрыть Кингз-Кросс…
Говоря, Шивон отвернулась от Ребуса. Он посчитал за лучшее выйти из комнаты, чтобы не мешать ей сказать все нужные слова. На кухне он открыл кран и подставил под струю чайник. Прислушался к шуму текущей воды: такой обычный и знакомый звук, почему-то он почти никогда раньше не обращал на него внимания. А сейчас вот обратил.
Все нормально.
Все, как всегда.
Когда он закрыл воду, кран слабо забулькал. Странно, почему раньше он и на это внимания не обращал. Отойдя от раковины, Ребус увидел стоящую рядом Шивон.
— Мама хочет ехать домой, — сказала она, — беспокоится, как там соседи.
— Я ведь даже не знаю, где живут твои родители.
— В Форест-Хилл, — ответила она. — К югу от Темзы.
— Обед, стало быть, отменяется?
Шивон кивнула. Ребус протянул ей рулон бумажных полотенец, и она высморкалась.
— В сравнении с такой бедой все прочее кажется пустяками.
— Да нет, не скажи. Всю прошлую неделю беда буквально висела в воздухе. Временами я почти ощущал ее привкус.
— Пожалуй, это уже перебор, — сказала Шивон.
— Что перебор?
— Три пакетика в одной чашке. — Она подала ему заварной чайник. — Ты, наверное, хотел положить их сюда?
— Вероятно, — согласился он.
Ему вдруг представилась пустыня, а посреди нее рассыпающийся в прах памятник…
Шивон пошла домой помочь родителям и, может быть, проводить их на вокзал, если их планы не изменились. Ребус сидел перед включенным телевизором. Красный двухэтажный автобус был буквально разворочен, крыша валялась на проезжей части впереди корпуса. И все-таки кое-кто из пассажиров уцелел. Это казалось каким-то чудом. Его тянуло открыть бутылку и выпить, но, пока у него еще были силы, не поддавался этому желанию. Очевидцы рассказывали о том, что видели своими глазами. Премьер-министр уже вылетел в Лондон, оставив вместо себя в «Глениглсе» министра иностранных дел. Перед отбытием Блэр выступил с заявлением, стоя в окружении коллег по «Большой восьмерке». На пальцах президента Буша были отчетливо видны наклейки лейкопластыря. В новостных выпусках люди рассказывали, как ползли по телам к выходам из вагонов. Пробирались сквозь дым и кровь. Некоторые сумели заснять весь этот ужас на камеры мобильников. Ребус не мог понять, какой инстинкт ими руководил, превратив в военных корреспондентов.
Бутылка стояла на каминной полке. В руке он держал чашку остывшего чая. Трое мерзавцев были наказаны неизвестным мстителем или группой мстителей. Бен Уэбстер погиб, упав со стены. Верзила Гор Кафферти и Гарет Тенч готовы в остервенении броситься друг на друга. «В сравнении с такой бедой все прочее кажется пустяками», — сказала Шивон. В этом Ребус не был уверен. Потому что сейчас он более чем когда-либо жаждал получить ответы на вопросы, увидеть лица, узнать имена. Он не мог предотвратить ни лондонский кошмар, ни эдинбургское побоище. Единственное, что он мог, — это время от времени сажать в тюрьму негодяев. Но зла-то меньше не становилось. Ему вдруг вспомнилась такая картина: маленький Микки на пляже в Керколди, а может быть, в Сент-Эндрюсе или Блэкпуле. Малыш старательно воздвигает песчаную дамбу, защищая кусочек берега от наползающей на него приливной волны. Он трудится так самозабвенно, словно борется за жизнь. Старший брат Джон, орудуя маленькой пластмассовой лопаткой, помогает ему, подгребая песок, который Микки утрамбовывает. Двадцать, тридцать футов в длину, дюймов шесть в высоту. Но как только пенистый язычок воды касался их постройки, она начинала растворяться, постепенно сливаясь с окружающим пляжем. Что они тогда вытворяли! Дико вопили, топали ногами, грозили кулаками и морю, и предательскому песку, и недвижному небу.
И Богу.
Прежде всего Богу.
Бутылка, казалось, увеличилась в размерах, а может быть, это он стал меньше. Ему вспомнились строки из песни Джеки Ливена:[21] «Челнок мой очень мал, твое ж безбрежно море». Безбрежно… это точно, и почему в нем столько кровожадных акул?
Зазвонил телефон, но он решил не подходить. И не брал трубку целых десять секунд, а потом все-таки взял. Звонила Эллен Уайли.
— Какие новости? — спросил он, затем коротко рассмеялся каким-то лающим смехом и, сжав пальцами переносицу, добавил: — Конечно, кроме тех, что уже всем известны.
— Здесь все в шоке, — ответила она. — Никто даже и не заметил, что ты скопировал и унес домой всю эту бодягу. Я собираюсь съездить на Торфихен-стрит, посмотреть, что там происходит.
— Хорошая мысль.
— Столичный контингент отсылается в Лондон. Теперь, наверно, всех нас припахают.
— Насчет себя сомневаюсь.
— Правда, даже анархисты, кажется, в шоке. Из «Глениглса» сообщают, что там все успокоилось. У большинства только одна мысль — скорей бы домой.
Ребус поднялся с кресла. Подойдя к каминной полке, остановился.
— В такое время, как сейчас, стремишься быть рядом с теми, кого любишь.
— Джон, ты сам-то там как?
— Да я в полном порядке, Эллен. — Он провел пальцами по бутылке. Это был «Дьюарз», напиток бледно-золотого цвета. — Езжай на Торфихен.
— Я тебе сегодня не понадоблюсь? А то я могла бы попозже заглянуть.
— Сегодня уж не до работы.
— А завтра?
— Это было бы неплохо. Тогда и поговорим.
Он повесил трубку, положил обе руки на каминную полку и пристально посмотрел на бутылку.
Он мог бы поклясться, что бутылка ответила ему таким же внимательным взглядом.
20
В южном направлении шло много автобусов, и родители Шивон рассчитывали отправиться с каким-нибудь из них.
— Мы ведь так и так завтра собирались ехать, — сказал отец, обнимая ее.
— Но вы ведь так и не добрались до «Глениглса», — заметила она.
Отец чмокнул ее в щеку чуть ниже скулы, и на какое-то мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой. Он всегда целовал ее в это место, будь то Рождество, день рождения, сообщение о полученной пятерке — или просто так, в приливе счастья.
Потом мать прижала ее к себе и шепнула на ухо: «Все это не важно». Все — это рана на лице и поиски нанесшего удар полисмена. Разжав объятия, но все еще не выпуская ее из рук, мать сказала:
— Теперь ты приезжай к нам — и поскорее.
— Конечно, — пообещала Шивон.
Без них квартира казалась опустевшей. Ей вдруг пришло в голову, что дома у нее почти всегда царит тишина. Нет, не тишина — ведь постоянно звучит музыка, работает радио или телевизор. А вот гости приходят нечасто, никто не свистит, входя в прихожую; никто не поет в ванной во время мытья.
Никто, кроме нее самой.
Она попыталась дозвониться Ребусу, но его телефон не отвечал. Телевизор работал; она не могла заставить себя выключить его. Тридцать погибших… сорок… а может быть, пятьдесят. Мэр Лондона выступил с проникновенной речью. Ответственность за теракт взяла на себя «Аль-Каида». Королева «глубоко потрясена». Жители пригородов, закончив работу, отправились в долгий пеший путь к своим домам.
Шивон подошла к холодильнику. Походы матери по местным магазинам оказались более чем результативными: утиное филе, бараньи отбивные, большой кусок сыра, натуральный фруктовый сок. Заглянув в морозилку, Шивон извлекла пластмассовый контейнер с ванильным мороженым. Взяла ложку и пошла назад в гостиную. Чтобы отвлечься, включила компьютер. Пришло пятьдесят три письма. Пробежав глазами по заголовкам, она поняла, что большую часть можно удалить не открывая. Затем, вспомнив что-то, сунула руку в карман. Компакт-диск. Она вставила его в дисковод. Несколько кликов мышкой, и перед ней пунктирный обзор событий. Стейси сосредоточила все свое внимание на демонстрантах, формируя своего рода досье для своего начальства в СО-12.
Просмотрев пятьдесят или шестьдесят фотографий, Шивон наконец увидела родителей: Тедди Кларк пытался оттащить жену подальше от переднего края. А вокруг кипели страсти. Поднятые дубинки, рты, разинутые в крике или в злобной гримасе. Опрокинутые урны, летящие по воздуху комья грязи, вырванные с корнями цветы.
А вот и палка, опустившаяся на лицо ее матери. Шивон в ужасе отпрянула от экрана, но усилием воли заставила себя смотреть. Палка выглядела так, словно ее только что подняли с земли, и держал ее не полицейский, а кто-то из протестующих. От удара мать пошатнулась, лицо ее исказилось от боли. Шивон провела большим пальцем по экрану, словно пытаясь прогнать боль. Сжимавшая палку рука была видна по плечо. Голова в кадр не вошла. Шивон вернулась на несколько кадров назад, затем стала смотреть дальше.
Вот!
Он завел руку за спину, чтобы спрятать палку, но она все равно была видна. Стейси сняла его анфас — в глазах веселье, улыбка гнусная. Бейсболка надвинута на лоб, но это несомненно он.
Парень из Ниддри, главарь шайки, затесавшийся в толпу демонстрантов на Принсез-стрит лишь для того, чтобы безнаказанно безобразничать.
В последний раз Шивон видела его выходящим из шерифского суда, возле которого его ждал муниципальный советник Гарет Тенч. Она вспомнила слова Тенча: «Несколько моих избирателей попали вчера в передрягу»… Пальцы у Шивон слегка дрожали, когда она снова попыталась дозвониться до Ребуса. И снова он не ответил. Она встала и принялась бродить по квартире. Полотенца в ванной были аккуратно сложены в стопку. В мусорном контейнере на кухне лежала пустая картонная упаковка из-под супа, причем вымытая, чтобы не было запаха. Мелочи, напоминающие о матери… Шивон остановилась перед большим зеркалом в спальне и стала внимательно рассматривать себя, ища сходства с матерью. Ей казалось, что она больше похожа на отца. Она не открыла им правду о Сантал, да, видимо, никогда и не откроет. Снова сев за компьютер, она досмотрела оставшиеся снимки, а потом начала повторный просмотр, но на этот раз искала на фотографиях только одну фигуру — этой мерзкой мелюзги в бейсболке, футболке, джинсах и кроссовках. Она попробовала распечатать некоторые снимки, но увидела, что в картридже почти кончился тонер. Ближайший компьютерный магазин находился на Лит-Уок. Поднявшись, Шивон сунула в карман ключи и кошелек.
Бутылку Ребус опустошил, и в доме больше ничего не было. Он обнаружил в холодильнике поллитровку польской водки, но там оставалось едва на донышке. Идти в магазин не хотелось, и, вскипятив чайник, Ребус сел с чашкой чая за обеденный стол и принялся просматривать бумаги. Эллен Уайли поразил послужной список Бена Уэбстера, на Ребуса он тоже произвел впечатление. Он прочел его. Потом еще раз перечитал. Горячие точки всего мира: они просто притягивают к себе некоторых — искателей приключений, журналистов, наемников. Ребусу говорили, что бойфренд Мейри Хендерсон в качестве фоторепортера побывал в Сьерра-Леоне, Афганистане, Ираке… Но Бен Уэбстер явно ездил в эти места не за острыми ощущениями и не за большими деньгами. Он ездил туда по долгу службы.
— Мы, как цивилизованные люди, обязаны, — говорил он в одном из выступлений в парламенте, — всегда, везде и при любой возможности помогать развитию самых бедных и необустроенных регионов мира.
Это было его кредо.
Мой брат был порядочным человеком…
В этом Ребус не сомневался. Но он никак не мог взять в толк, кому и зачем потребовалось сталкивать Уэбстера со стены. Бен Уэбстер, хотя и был неутомимым трудягой, пока не представлял серьезной угрозы компании «Пеннен Индастриз». Ребус стал снова обдумывать возможные причины самоубийства. Ведь мог же Уэбстер впасть в депрессию, насмотревшись на все эти кровавые конфликты, голод, катастрофы. А может, он знал наперед, что саммит «Большой восьмерки» практически никак не поспособствует решению этих проблем и надежды на улучшение положения в мире в очередной раз рухнут. Может, его прыжок в небытие рассчитан на то, чтобы привлечь внимание к сложившейся ситуации? Оснований для этого Ребус тоже не видел. Уэбстер сидел за одним столом с могущественными и влиятельными людьми, дипломатами и политиками из разных стран. Он мог поделиться с ними своей обеспокоенностью. Он мог выразить протест. Он мог кричать, орать во весь голос…
Он и кричал, но этот крик был обращен к ночному небу, когда Уэбстер бросился в темноту.
— Нет, — произнес Ребус, качая головой.
У него было такое чувство, словно он наконец сложил из фрагментов картину, но сложил неправильно.
— Нет, — повторил он и снова углубился в чтение.
Просидев над бумагами еще минут двадцать, он натолкнулся на интервью примерно годичной давности, опубликованное в одном из воскресных приложений. Бена Уэбстера спросили, как начиналась его карьера в парламенте. Оказывается, у него был своего рода наставник — тоже депутат от Шотландии, видный лейборист по имени Колин Андерсон.
Он представлял округ, в котором жил Ребус.
— Что-то я не видел вас, Колин, на похоронах, — негромко проговорил Ребус, подчеркивая несколько предложений.
Уэбстер не устает благодарить Андерсона за ту помощь, которую тот оказал ему как начинающему парламентарию: «Он помогал мне избегать провалов в работе, и я бесконечно признателен ему за это». Однако давно оперившийся Уэбстер отказывается комментировать слух, что именно Андерсон обеспечил ему нынешнюю должность парламентского личного секретаря в расчете на то, что он будет поддерживать министра торговли в любой борьбе интересов…
— Ну-ну, — сказал Ребус и принялся дуть на чай, хотя он и так уже остыл.
— У меня совершенно вылетело из головы, — сказал Ребус, придвигая к столику еще один стул, — что депутат парламента по моему округу был министром торговли. Вы, как я знаю, очень заняты, поэтому постараюсь быть предельно кратким.
Они сидели в ресторане в южной части Эдинбурга. Только начало вечереть, но в зале было многолюдно. Официант принес Ребусу прибор и протянул ему меню: достопочтенный Колин Андерсон, депутат парламента, сидел напротив своей супруги за столиком для двоих.
— А кто вы такой, черт возьми? — поинтересовался он.
Ребус протянул меню официанту.
— Я не буду ничего заказывать, — объявил он, а затем обратился к депутату: — Меня зовут Джон Ребус, я инспектор уголовной полиции. Разве ваша секретарша вам не докладывала?
— Могу я посмотреть ваши документы? — спросил Андерсон.
— Не вините ее, — продолжал Ребус. — Я немного сгустил краски, сказав, что у меня к вам дело чрезвычайной важности.
Ребус протянул члену парламента раскрытое удостоверение и с улыбкой посмотрел на его супругу.
— Может быть, мне… — Она приподнялась, намереваясь выйти из-за стола.
— Никаких особых секретов, — заверил ее Ребус.
Андерсон вернул Ребусу удостоверение:
— Простите, инспектор, но сейчас не совсем удобно…
— Я был уверен, что секретарша предупредит вас.
Андерсон взял в руку мобильник.
— Нет сигнала, — объяснил он.
— Надо с этим что-то делать, — покачал головой Ребус. — В городе очень много мест, где связь отсутствует…
— Вы много выпили, инспектор?
— Находясь не при исполнении, сэр.
Пошарив рукой в кармане, Ребус вытащил пачку сигарет.
— Здесь не курят. — предупредил Андерсон.
Ребус посмотрел на пачку сигарет с таким недоумением, словно не понимал, каким образом она оказалась у него в руке. Извинился и снова сунул ее в карман.
— Я не видел вас на похоронах, сэр, — сказал он депутату.
— На каких похоронах?
— Бена Уэбстера. Вы же ему покровительствовали в начале его парламентской карьеры.
— У меня были другие дела.
Депутат демонстративно взглянул на часы.
— Сестра Бена сказала мне, что теперь, когда брат мертв, лейбористы очень скоро его забудут.
— Это не очень обоснованное заявление. Бен мой друг, инспектор, и я хотел пойти на его похороны.
— Но были очень заняты, — с понимающей миной подсказал Ребус. — И даже сейчас, когда вы хотели спокойно пообедать с женой, неожиданно врываюсь я.
— Дело в том, что сегодня у моей жены день рождения. Мы чудом ухитрились выкроить время, чтобы посидеть здесь.
— И тут явился я и все испортил. — Ребус повернулся к даме. — Поздравляю.
Официант поставил перед Ребусом бокал вина.
— Может быть, лучше принести вам воды? — спросил Андерсон.
Ребус кивнул.
— Вы, наверное, очень загружены из-за саммита «Большой восьмерки»? — спросила жена депутата, наклоняясь над столом.
— Да, очень, но несмотря на саммит «Большой восьмерки», — поправил Ребус.
Заметив, как супруги переглянулись, он сразу понял, о чем они подумали. Пьяный коп, обалдевший от всех этих демонстраций, хаоса, а теперь еще и от взрывов бомб. С поврежденным товаром нужно обращаться осторожно.
— А это не может подождать до утра, инспектор? — спокойно спросил Андерсон.
— Я расследую смерть Бена Уэбстера, — объяснил Ребус. Голос почему-то стал гнусавым — он слышал это собственными ушами, — а на периферии зрения возникла туманная дымка. — Мне кажется, у него не было причин лишать себя жизни.
— Вернее всего, это был просто несчастный случай, — предположила жена парламентария.
— Или ему помогли, — решительно возразил Ребус.
— Что? — Андерсон перестал перекладывать с места на место свой столовый прибор.
— Ричард Пеннен хочет связать помощь развивающимся странам с продажей оружия, так ведь? Он готов отстегнуть некую сумму, чтобы на его делишки смотрели сквозь пальцы?
— Не говорите глупостей! — В голосе депутата послышалось явное раздражение, скрыть которое он не сумел.
— Вы были в замке в тот вечер?
— У меня были дела в Вестминстере.
— Может быть, между Уэбстером и Пенненом произошел какой-то разговор? Может быть, вы дали соответствующие указания?
— О каком разговоре вы говорите?
— О сокращении торговли оружием… если говорить образно, о смене мечей на орала.
— Послушайте, вы не можете голословно обвинять Пеннена. Если имеются какие-то доказательства, я бы очень хотел с ними ознакомиться.
— Я тоже, — кивнул Ребус.
— Так, значит, у вас их нет? Какие же у вас основания, инспектор, для этой затеянной вами охоты на ведьм?
— Тот факт, что особое подразделение хочет отстранить меня от дела и строго следит за тем, чтобы я не совал в него нос.
— А вы настроены свой нос туда все-таки сунуть?
— Только так и можно чего-то добиться.
— Бен Уэбстер был незаурядным политиком и восходящей звездой своей партии…
— И всегда принимал вашу сторону в любой борьбе интересов, — добавил Ребус, будучи уже не в силах сдерживаться.
— Что вы себе позволяете, черт возьми! — взревел Андерсон.
— Он был из тех, кто не боится вмешиваться в дела большого бизнеса? Из тех, кто не продается и не берет взяток? — продолжал Ребус, борясь с накатывающей дурнотой.
— Вы выглядите совершенно измотанным, офицер, — сочувственно произнесла жена депутата. — Вы и правда уверены, что этот разговор нельзя отложить?
Ребус помотал головой, поразившись тому, какая она тяжелая. У него было такое чувство, что, упади он сейчас со стула, пол под ним провалится, настолько грузным казалось ему его тело.
— Дорогой, — обратилась к депутату жена, — а вот и Рози.
К ним торопливо шла молодая женщина с встревоженным лицом, лавируя между тесно стоящими столиками. Официанты растерянно смотрели на всю компанию, опасаясь, как бы их не попросили накрыть на четыре персоны стол, рассчитанный на двоих.
— Я все время посылала вам сообщения, — начала Рози, — а потом меня вдруг осенило, что они до вас не доходят.
— Связь отсутствует, — раздраженно сказал Андерсон, постучав пальцами по дисплею телефона. — Вот инспектор.
Ребус встал из-за стола и предложил стул секретарше. Она отрицательно мотнула головой, отворачиваясь и отводя глаза.
— Этот инспектор, — сказала она, обращаясь к члену парламента, — в настоящее время отстранен от расследования дела, находившегося у него в разработке. — После этих слов она посмотрела в глаза Ребусу. — Я звонила вам два раза, чтобы сообщить об этом.
Одна из кустистых бровей Андерсона поползла вверх.
— Я же говорил, что не при исполнении, — напомнил ему Ребус.
— Мне ваша выходка не кажется ни остроумной, ни оригинальной. О… принесли закуски. — Два официанта склонились над столом: один держал в руках блюдо с копченым лососем, второй — супницу с супом рыжего цвета. — Так вы уходите, инспектор? — Это прозвучало скорее как указание.
— Бен Уэбстер достоин того, чтобы ему уделили немного внимания, вы не согласны?
Депутат разворачивал салфетку и, казалось, не слышал вопроса Ребуса. Но секретарша оказалась не столь сдержанной.
— Вон отсюда! — закричала она.
Медленно кивая головой, Ребус повернулся, чтобы уйти, но, словно вспомнив о чем-то важном, сказал, обращаясь к Андерсону:
— Тротуары вокруг моего дома в ужасающем состоянии. Может, у вас найдется время, чтобы хоть раз побывать в своем округе…
— Залезай! — услышал он повелительный голос.
Обернувшись, Ребус увидел машину Шивон, припаркованную у его дома.
— Машина смотрится неплохо, — сказал он.
— Твой дружок автомеханик содрал с меня за ремонт тоже неплохие деньги.
— А я как раз иду домой…
— Меняй свои планы. Мне надо, чтобы ты поехал со мной. — Секунду помолчав, она спросила: — Ты как, в порядке?
— Немного перебрал. И сделал кое-что, чего делать не следовало.
— Ну, тебе это не впервой, — фыркнула Шивон, но когда он рассказал ей, что произошло в ресторане, на ее лице застыло выражение ужаса.
— Нам предстоит очередной разнос, как пить дать, — заключил он свой рассказ.
— Ясное дело.
Ребус сел на пассажирское сиденье, и Шивон захлопнула свою дверь.
— Ну, что там у тебя? — спросил он.
Рассказав о родителях и о снимках, сделанных Стейси Уэбстер, она достала с заднего сиденья пакет с распечатанными фотографиями и протянула Ребусу.
— Значит, сейчас мы едем на встречу с муниципальным советником? — предположил Ребус.
— Да, я собиралась. А чего ты улыбаешься?
Он сделал вид, будто изучает фотографии.
— Твоей маме безразлично, кто ее ударил. Всем, похоже, наплевать на смерть Бена Уэбстера. Только мы с тобой трепыхаемся.
Повернувшись к ней, он устало улыбнулся.
— А как же иначе? — негромко произнесла она.
— У меня уж свойство такое — трепыхаться вопреки всему. Плохо, что ты попала под мое дурное влияние.
— Не держи меня за идиотку, — отмахнулась она, заводя мотор.
Муниципальный советник Тенч жил в большом викторианском особняке в Даддингстон-Парке, находившемся в пяти минутах езды от Ниддри, но представлявшем собой совсем другой мир: респектабельный, населенный средним сословием, спокойный. Шивон решила проехать мимо лагеря в Ниддри, от которого уже почти ничего не осталось.
— Хочешь навестить своего бойфренда? — насмешливо спросил Ребус.
— Может, тебе лучше посидеть в машине? — раздраженно ответила Шивон. — Я сама поговорю с Тенчем.
— Да я трезв как стеклышко, — возразил Ребус. — Впрочем… заверни-ка сюда.
Они остановились возле автомастерской на Рэтклиф-террас, где он купил банку «Айрн-брю» и упаковку парацетамола.
— Тот, кто это придумал, достоин Нобелевской премии, — объявил Ребус, правда, не уточнив, какой из купленных товаров имеет в виду.
Перед домом Тенча на вымощенной площадке стояли два автомобиля. В окнах гостиной горел свет.
— Хороший коп, плохой коп? — уточнил Ребус, глядя, как Шивон жмет на кнопку звонка.
Она взглянула на него с еле заметной усмешкой. Дверь открыла женщина.
— Миссис Тенч? — обратилась к ней Шивон, показывая удостоверение. — Как бы нам побеседовать с вашим супругом?
Из глубины дома донесся голос Тенча:
— Кто там, Луиза?
— Гарет, это полиция, — полуобернувшись, ответила та и чуть отступила назад, приглашая пройти в дом.
Ей не пришлось повторять приглашение, и они вошли в гостиную одновременно со спустившимся сверху Тенчем. Интерьер комнаты Ребусу не понравился: кричащей расцветки бархатные шторы, массивные бронзовые бра по обе стороны камина, два слоноподобных дивана, занимающих большую часть пространства. Слоноподобность и бронзовость отличали и Луизу Тенч. В ушах у нее висели громадные серьги, запястья были унизаны гремящими при любом движении браслетами. Ее загар был явно искусственным — из тюбика или из салона красоты, — равно как и красновато-коричневый цвет волос. Синие тени на веках и розовая губная помада выделялись яркими пятнами. Насчитав в комнате пять антикварных хронографов, Ребус пришел к заключению, что муниципальный советник не в ответе за ее внутреннее убранство.
— Добрый вечер, сэр, — приветствовала Шивон входящего Тенча.
Он возвел очи горе и произнес:
— Господи, да успокоятся они, наконец? Может, мне надо предъявить иск за причинение беспокойства?
— Сначала посмотрите вот это, мистер Тенч, — бесстрастно посоветовала Шивон, протягивая ему пачку фотографий. — Вы, конечно же, узнаете своего избирателя?
— Это тот самый парень, которого вы приветствовали у здания суда, — любезно подсказал Ребус. — И кстати… привет вам от Дениз.
Тенч метнул испуганный взгляд на жену, уже сидевшую в своем кресле перед телевизором, звук которого был сильно приглушен.
— Ну, и что я должен увидеть на этих фотографиях? — спросил он нарочито громким голосом.
— Вы увидите, как он бьет палкой ни в чем не повинную женщину, — продолжала Шивон.
Тенч со скептической миной переводил взгляд с одного снимка на другой.
— Это цифровые фотографии, так ведь? — спросил он. — С ними очень легко мухлевать.
— Мухлеж имеет место, мистер Тенч, но не с фотографиями, — заявил Ребус, чувствуя, что пора вмешаться.
— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?
— Нам нужно его имя, — сказала Шивон. — Мы можем узнать его завтра в суде, но хотим узнать сейчас и от вас.
— А зачем вам это?
— Да потому, что мы… — Шивон секунду помедлила. — Потому что я хочу уловить связь. Два раза вы приезжали в лагерь, чтобы остановить заваруху… — она ткнула пальцем в фотографию, — то есть остановить его. Потом вы ожидали его освобождения из-под стражи. А теперь вот это, — она снова указала на фотографии.
— Да он простой подросток из неблагополучной части города, — сказал Тенч, не повышая голоса, но подчеркивая каждое слово. — Неблагополучная семья, неблагополучная школа, неправильный выбор пути. Но он живет на моей территории, а это значит, что я должен следить за ним, так же как и за каждым несчастным ребенком, оказавшимся в одинаковом с ним положении. Если это преступление, сержант Кларк, я готов сесть вместе с ним на скамью подсудимых.
Капля слюны, вылетевшая из его рта, попала на щеку Шивон, и ей пришлось стереть ее пальцем.
— Его имя, — повторила она.
— Ему уже предъявлено обвинение.
Луиза Тенч продолжала сидеть в кресле, положив ногу на ногу и уперев взор в экран телевизора.
— Гарет, — обратилась она к мужу. — «Эммер-дейл».
— Вы же не хотите, мистер Тенч, чтобы ваша супруга пропустила серию любимой мыльной оперы? — вмешался Ребус.
Титры уже бежали по экрану. Миссис Тенч, взяв в руки пульт, поставила палец на клавишу регулятора громкости. Три пары глаз буквально сверлили Гарета Тенча, а Ребус произнес одними губами имя Дениз.
— Карберри, — сказал Тенч. — Кейт Карберри.
Динамики внезапно взревели музыкой. Сунув руки в карманы, Тенч поспешно пошел прочь из комнаты. Ребус и Шивон, постояв некоторое время молча, распрощались с дамой, забравшейся с ногами в кресло. Та, уже успевшая погрузиться в свой иллюзорный мир, не ответила. Входная дверь была полуоткрыта, и Тенч, расставив ноги, стоял снаружи, поджидая их.
— Клеветой никто ничего хорошего не добивался, — объявил он.
— Мы просто делаем свою работу, сэр.
— Я вырос вблизи фермы, сержант Кларк, — сказал он. — Мне хорошо знаком запах навоза, я узнаю его сразу, чуть только потянет ветерком.
— А я, как увижу клоуна, сразу и безошибочно его узнаю, даже если на нем нет шутовского колпака, — глядя на него снизу вверх, ответила Шивон.
Она зашагала к машине, а Ребус, задержавшись рядом с Тенчем, склонился к его уху:
— Женщина, которую ударил по голове ваш мальчик, ее мать. А это значит, что дело никогда не закончится, понимаете, о чем я говорю? Не закончится, пока мы не добьемся того, чего хотим. — Снова склонившись к Тенчу, он для большей доходчивости добавил: — Ваша супруга пока не подозревает о Дениз?
— Так вот как вы узнали, что я Озиман, — догадался Тенч. — Вам рассказала Эллен Уайли.
— Не слишком умно с вашей стороны, господин муниципальный советник, шалить на стороне. Тут скорее деревня, чем город, и все выплывает рано или…
— Господи, Ребус, да ничего такого не было! — зашипел Тенч.
— Это вы не мне объясняйте, сэр.
— Теперь, как я понимаю, вы проинформируете своего нанимателя? Ну что ж, пусть делает что хочет — я не пасую перед ему подобными… и перед подобными вам тоже.
Тенч бросил на Ребуса вызывающий взгляд, но тот, постояв еще секунду, улыбнулся и пошел вслед за Шивон к машине.
— Может, все-таки позволишь? — спросил он, застегивая ремень безопасности.
Повернувшись к нему, она увидела у него в руке пачку сигарет.
— Только не закрывай окно, — велела она.
Ребус курил, выпуская дым в вечернее небо. Они не проехали и сорока ярдов, как вдруг их обогнала машина и, взвизгнув тормозами, преградила дорогу.
— Что это, черт возьми? — процедил сквозь зубы Ребус.
— Да это же «бентли», — усмехнулась Шивон.
И точно, при свете тормозных огней они увидели, как Кафферти, выбравшись из машины, направился к ним. Подойдя, он нагнулся к открытому окну пассажирской двери.
— Остынь, ты не у себя дома, — предостерег его Ребус.
— Да и вы тоже. Побывали в гостях у Тенча, да? Надеюсь, он не пытался вас купить?
— Он уверен, что ты платишь нам пять сотен в неделю, — ответил Ребус. — И сделал нам контрпредложение: по штуке каждому.
Он выпустил струю дыма в лицо Кафферти.
— Я купил паб в Портобелло, — сообщил Кафферти, махая рукой перед носом, чтобы отогнать дым. — Пойдем выпьем?
— Ну уж нет, лучше помру от жажды, — ответил Ребус.
— Может, просто посидим?
— Что вам нужно? — спросила Шивон, не снимая рук с руля.
— Это я ее так раздражаю, — спросил Кафферти Ребуса, — или у нее крепнет характер?
Вдруг он сунул руку в окно и схватил одну фотографию из пачки, лежавшей на коленях у Ребуса. Затем, отойдя на пару шагов от машины, поднес к глазам. Шивон, в одно мгновение выскочив из машины, бросилась к нему:
— Я сейчас не в настроении шутить, Кафферти.
— Ага, — протянул он. — А ведь я кое-что слышал о вашей матери… И узнал этого ублюдка.
Шивон остолбенела, рука, протянутая к фотографии, замерла в воздухе.
— Его зовут Кевин или Кейт, — продолжал Кафферти.
— Кейт Карберри, — уточнила Шивон.
Поняв, что она попалась на удочку, Ребус стал выбираться из машины.
— Тебя это не касается, — предупредил он Кафферти.
— Конечно нет, — согласился тот. — Я понимаю, что это дело личное. Просто поинтересовался, не могу ли чем-либо помочь, только и всего.
— Как помочь? — спросила Шивон.
— Не слушай его, — внушительно проговорил Ребус, но Кафферти своим взглядом буквально загипнотизировал Шивон.
— Всеми способами, какими смогу, — спокойно пояснил Кафферти. — Ведь этот Кейт работает на Тенча, верно? Так не лучше ли взять обоих, чем одного исполнителя?
— Тенча не было на Принсез-стрит.
— Потому что у него есть мозги, которых нет у сопляка Кейта, — заметил Кафферти. — А безмозглые парни легко внушаемы.
— Господи, Шивон, — взмолился Ребус, хватая ее за руку. — Да он же хочет любой ценой свалить Тенча. — Ткнув пальцем в сторону Кафферти, он злобно крикнул: — Не смей ее впутывать!
Не обращая внимания на Ребуса, Кафферти протянул фотографию Шивон:
— Ставлю фунт против пенни, что Кейт сейчас играет в пул в Ресталриге. Есть только один способ узнать…
Взгляд Шивон застыл на фотографии. Когда Кафферти окликнул ее, она подняла голову, несколько раз моргнула и посмотрела на него изучающим взглядом.
— Не сейчас, — решительно сказала она.
Он пожал плечами:
— Когда хотите.
— Вас при этом не будет, — объявила она.
Он состроил обиженную мину:
— Какая несправедливость, особенно после того, как я столько вам рассказал!
— Вас при этом не будет, — повторила она.
Кафферти повернулся к Ребусу:
— Я сказал, что у нее крепнет характер? Я мягко выразился.
— Похоже на то, — согласился Ребус.
21
Ребус нежился в ванне минут двадцать, когда вдруг раздалось треньканье домофона. Он решил не отвечать, но тут затрезвонил мобильник. Звонивший оставил сообщение — об этом телефон известил его соответствующим сигналом. Расставаясь с Шивон, он велел ей ехать прямо домой и отдохнуть.
— Вот дерьмо, — выругался он, предположив, что она вляпалась в очередную неприятность.
Инспектор вылез из ванны, обмотался полотенцем и, оставляя на полу влажные следы, прошлепал в гостиную. Сообщение, однако, пришло не от Шивон, а от Эллен Уайли, которая сидела в машине, припаркованной у его дома.
— Никогда еще не пользовался таким успехом у дам, — пробурчал он, соединяясь с последним звонившим.
— Заходи через пять минут, — сказал он Эллен и пошел в ванную одеваться.
Вновь затренькал домофон. Он открыл дверь подъезда и, оставаясь у входной двери в квартиру, стал прислушиваться к шарканью ее подошв по ступенькам двух лестничных пролетов, ведущих к его квартире.
— Эллен, всегда рад тебя видеть, — приветствовал он ее.
— Прости, Джон. Мы были в пабе, но я все время думаю только об этом.
— О взрывах?
Она покачала головой:
— О деле, которое ты расследуешь.
Оказавшись в гостиной, Эллен сразу подошла к столу, заваленному бумагами, увидела прикнопленные к стене картинки и принялась их разглядывать.
— Я провела полдня, — снова заговорила она, — читая об этих чудовищах… читая то, что говорили о них родственники пострадавших, а потом пыталась предостеречь их от тех, кто, может быть, вздумает им отомстить.
— И это правильно, Эллен. В такое время, как сейчас, мы должны чувствовать, что не стоим в стороне.
— А если бы речь шла о террористах вместо насильников?…
— Если бы шла, тогда бы мы и решали. Что-нибудь выпьешь? — спросил он.
— Если только чаю… — Повернувшись к нему и посмотрев в глаза, она спросила: — Ничего, что я пришла… нагрянула без приглашения?
— Да брось ты! Я тут с тоски подыхаю, — соврал он и пошел на кухню.
Вернувшись в гостиную с двумя чашками чая, он застал ее сидящей за столом перед первой пачкой скопированных документов.
— Как Дениз? — поинтересовался он.
— Нормально.
— Скажи мне, Эллен… — Он замолчал, чтобы удостовериться в том, что она слушает его внимательно. — Тебе известно, что у Тенча есть жена?
— Была, — поправила она. — Они разошлись.
— Если разошлись, то недалеко, — возразил он. — Проживают в одном доме.
Эллен вытаращила глаза:
— Джон, почему мужчины такие скоты? К присутствующим это, естественно, не относится.
— Любопытно бы узнать, — продолжал Ребус, — зачем ему понадобилась Дениз?
— Она, знаешь ли, совсем не обсевок в поле.
— И все-таки возникает подозрение, что муниципальный советник испытывает какой-то интерес к жертвам насилия. У некоторых мужчин такое бывает, согласна?
— К чему ты клонишь?
— Пока еще сам не знаю… просто пытаюсь выяснить, что он за штука.
— И что это даст?
— Еще один каверзный вопрос, — хмыкнув, сказал Ребус.
— Ты относишь его к подозреваемым?
— А что, у нас уже есть подозреваемые?
Вместо ответа она пожала плечами.
— Эрик Моз сумел вытащить несколько имен и сопутствующих данных из списка подписчиков. Я предполагаю, все они либо члены семей жертв, либо профессионалы-психологи.
— И к какой категории ты относишь Тенча?
— Ни к какой. Но разве это повод его подозревать?
Ребус стоял рядом с ней, пристально вглядываясь в разложенные бумаги.
— Нам необходимо понять, что представляет собой убийца. Пока же нам известно лишь то, что он оглушал жертвы ударом сзади.
— И все же Тревора Геста он здорово изувечил. А еще подбросил нам его кредитную карточку.
— Ты считаешь, что этот случай не укладывается в схему?
Она кивнула.
— Но тогда можно считать, что и случай Сирила Коллера в нее не укладывается — ведь он единственный из всех шотландец.
Ребус впился взглядом в фотографию Тревора Геста.
— Гест некоторое время провел здесь, — сказал он. — Так, по крайней мере, сказал Хэкмен.
— И ты знаешь, где именно?
Ребус задумчиво покачал головой:
— Может, сведения об этом есть в бумагах.
— А как по-твоему, у третьего убитого были какие-либо связи с Шотландией?
— Вполне возможно.
— Может, в этом как раз и кроется разгадка. Мы сосредоточились на сайте, а следовало бы заняться этими тремя убитыми.
— И ты полна решимости приступить к делу.
Подняв голову от бумаг, она посмотрела на него:
— Я слишком взвинчена, чтобы заснуть. Ты-то сам как? Вообще-то я могла бы взять часть бумаг с собой.
Ребус снова покачал головой:
— Ты мне не помешаешь. — Он сгреб со стола кипу бумаг и пошел к своему креслу; перед тем как сесть, включил стоящий за креслом торшер. — Дениз не волнуется, что тебя нет дома?
— Я пошлю ей сообщение, что засиделась за работой.
— Лучше не уточнять, где именно… чтобы не пошли сплетни.
— Конечно, зачем нам это, — с улыбкой согласилась она. — А кстати, Шивон надо об этом уведомлять?
— О чем?
— Как о чем? Она же руководит расследованием, нет разве?
— Как-то все забываю об этом, — проронил Ребус, снова принимаясь за чтение.
Проснулся он около полуночи. Эллен на цыпочках шла из кухни с чашкой свежего чая.
— Ой, прости, — извинилась она.
— Меня сморило, — признался он.
— Ты проспал почти час, — сообщила она, дуя на чай.
— Я что-нибудь пропустил?
— Да нет, ничего нового не передавали. Может, тебе лечь в постель?
— А ты в это время будешь пахать за двоих? — Он потянулся, чувствуя хруст в спине. — Через минуту я снова буду в норме.
— Вид у тебя усталый.
— Мне то и дело об этом говорят. — Он поднялся с кресла и подошел к столу. — Ну а ты намного продвинулась?
— Не нашла никаких связей Эдварда Айли с Шотландией — родственников у него здесь нет, он не работал здесь и не отдыхал. Мне уже начало казаться, что мы взялись за дело не с того конца.
— В каком смысле?
— Что, может, наоборот, Коллер имел какую-то связь с севером Англии.
— Здравая мысль.
— Но и тут, похоже, ничего не вытанцовывается.
— Я думаю, тебе пора передохнуть.
Она отхлебнула чаю:
— И что я, по-твоему, делаю?
— Я хотел сказать, отдохнуть по-настоящему.
Она покрутила плечами.
— У тебя случайно нет джакузи или хорошего массажера? — Посмотрев на него, она добавила: — Шучу. Подозреваю, ты не слишком умело массируешь спину. А кроме того… — Она замолчала и поднесла чашку к губам.
— Кроме того, что? — поинтересовался Ребус.
Она поставила чашку на стол:
— Ну… вы с Шивон…
— Коллеги, — категорично объявил он. — Коллеги и друзья. И только. Несмотря на дурацкие сплетни.
— Да, про вас много чего болтают, — призналась она.
— Болтовня и есть болтовня. Байки.
— Ну, ты у нас герой всяких историй. Твой роман с Джилл Темплер тоже был притчей во языцех.
— Ну, это уже давно в прошлом, Эллен.
— Я и не говорю, что в настоящем. — Ее глаза смотрели в пространство. — Наша дурацкая работа… сколько союзов она разрушила?
— Множество. Но есть исключения: Чаг Дэвидсон живет в браке двадцать лет.
Она кивнула:
— А ты сам, я, Шивон… Могу назвать еще как минимум две дюжины имен…
— Это издержки профессии, Эллен.
— Мы без конца копаемся в чужих жизнях… — Она провела рукой по папкам с бумагами. — А свою устроить не в состоянии. Так между тобой и Шивон действительно ничего нет?
Он помотал головой:
— Так что не опасайся, что вобьешь клин в наши отношения.
Она прикинулась, будто задета подобным предположением.
— Ты со мной заигрываешь, — ляпнул Ребус. — И по-моему, с единственной целью — насолить Шивон.
— Господи боже мой! — Она с размаху бухнула чашку на стол, забрызгав чаем бумаги. — Ты самый высокомерный, примитивно мыслящий тупица…
Она вскочила со стула.
— Послушай, прошу прощения, если сказал что-то не то. Ведь уже полночь, и нам обоим надо хотя бы немного поспать…
— Не слышу слов благодарности, — произнесла она приказным тоном.
— За что?
— За самоотверженный труд в то время, когда ты храпел! За помощь, оказанную тебе, из-за которой у меня могут быть большие неприятности! За все!
Пораженный, Ребус не сразу сумел открыть рот и произнести два слова:
— Спасибо тебе.
— А тебе я бы дала в глаз, Джон, — буркнула она, хватая рюкзачок и жакет.
Ребус отступил, давая ей пройти, и через секунду услышал, как хлопнула дверь. Вытащив из кармана носовой платок, он стал вытирать чай, пролитый на бумаги.
— Не катастрофа, — успокаивал он себя. — Не катастрофа…
— Я вам крайне признателен, — произнес Моррис Гордон Кафферти, галантным жестом приглашая ее на пассажирское сиденье.
Секунду подумав, Шивон решила сесть в машину.
— Мы только поговорим, — предупредила она Кафферти.
— Конечно.
Он осторожно закрыл за ней дверцу и, обойдя машину, сел за руль.
— Ну и денек сегодня, верно? — со вздохом сказал он. — Все боялись, что и на Принсез-стрит начнут рваться бомбы…
— Мы никуда не поедем, — решительно оборвала она его.
Закрыв водительскую дверь, он повернулся к ней:
— Мы ведь могли поговорить и наверху.
Она помотала головой:
— Даже не надейтесь, что когда-нибудь переступите этот порог.
Как бы пропуская ее выпад мимо ушей, Кафферти внимательно рассматривал фасад.
— Я думал, вы живете в более престижном доме.
— Мне и здесь неплохо, — отрезала она. — Однако хотелось бы узнать, откуда вам известен мой адрес?
Лицо его озарила мягкая улыбка.
— У меня есть друзья, — пояснил он. — Один телефонный звонок — и порядок.
— Почему же это неприменимо к Гарету Тенчу? Один телефонный звонок профессионалу, и о муниципальном советнике больше никто никогда не услышит…
— Я не хочу его смерти… — Кафферти умолк, подыскивая нужные слова. — Мне достаточно его опустить.
— То есть унизить? Запугать?
— Я думаю, пора людям узнать, кто он такой на самом деле. — Он наклонился к Шивон. — Вам-то уже и сейчас известно, что это за фрукт. Но, сосредоточившись на Кейте Карберри, вы упускаете явный голевой момент. — Он снова улыбнулся. — Я говорю с вами, как один футбольный фанат говорил бы с другим, даже если во время матча мы сидим в разных секторах.
— Мы с вами в любом случае в разных секторах, Кафферти, и не обольщайте себя надеждой, что когда-нибудь будет иначе.
Чуть склонив голову набок, он посмотрел на нее:
— А знаете, у вас ведь даже его интонации.
— Чьи?
— Ребуса, конечно. И вы и он всегда настроены агрессивно — считаете, что лучше всех во всем разбираетесь… уверены, что вы сами лучше всех.
— О, консультационная сессия!
— Ну вот опять! Так и видишь за вашей спиной Ребуса. — Он хохотнул. — Пора обрести самостоятельность, Шивон. Причем до того, как Ребуса наградят за службу золотыми часами… то есть не откладывая в долгий ящик. — Секунду помолчав, он добавил: — Сейчас самое подходящее время.
— Меньше всего я нуждаюсь в ваших советах.
— А я и не советую — я предлагаю вам свою помощь. Уверен, общими усилиями мы сможем свалить Тенча.
— Вы предлагали то же самое Джону, ведь так? В тот вечер в церкви? Держу пари, он сказал «нет».
— Он хотел сказать «да».
— Но не сказал.
— У нас с Ребусом, Шивон, слишком давние счеты. Даже уже и не вспомнить, с чего все началось. Но ведь в наших с вами отношениях ничего подобного нет!
— Вы бандит, мистер Кафферти. И приняв от вас помощь, я уподоблюсь вам.
— Нет, — возразил он, качая головой, — вы собираетесь отправить за решетку тех, кто виноват в страданиях вашей матери. Но с одними фотографиями вам не прижать никого, кроме Кейта Карберри.
— А вы предлагаете что-то несравненно большее? — язвительно поинтересовалась она. — Как рекламщик, которому нужно толкнуть товар?
— А вот это жестоко, — посетовал он.
— Правда часто бывает жестокой, — возразила она и, немного подумав, добавила: — Как насчет скандальной информации? Чего-то такого, благодаря чему муниципальный советник попадет на первую полосу таблоидов?
— Есть какие-нибудь идеи?
— Тенч погуливает от жены, — сказала она. — Жена сидит перед телевизором, а он в это время развлекается с подружкой.
— А как вы об этом узнали?
— Одна из моих коллег, Эллен Уайли… ее сестра… — Она замолчала: ведь если это станет известно, то на первой полосе появится не только Тенч… появится еще и Дениз. — Нет, — сказала она, качая головой. — Забудьте.
Глупо, глупо, больше чем глупо, ругала она себя.
— Почему?
— Да потому, что мы причиним боль женщине, душа которой куда более уязвима, чем у большинства людей.
— Ну что ж, значит, проехали.
Она повернулась к нему и пристально посмотрела ему в глаза:
— Скажите, как бы вы поступили на моем месте? Как бы вы добрались до Гарета Тенча?
— Конечно, через юного Кейта, — произнес он таким тоном, словно это была самая очевидная из всех истин в подлунном мире.
Мейри упивалась охотой за материалом. Ради азарта погони она и пошла в журналистику.
Даже на тупиковых путях у нее дух захватывало, а пока они все такими и оказывались. Но теперь ее свели с одним лондонским журналистом — таким же, как и она, фрилансером. Их первый телефонный разговор очень походил на танец, когда партнеры вьются друг вокруг друга вьюном. Ее новый лондонский знакомец принимал участие в работе над документальным фильмом об Ираке. Фильм должен был выйти на телеэкран под названием «Багдадская прачечная». Сначала журналист не хотел ничего говорить по существу, но, когда Мейри упомянула о своих контактах в Кении, немного оттаял.
Тут она позволила себе улыбнуться: танцевать, так танцевать, но вести будет она.
В фильме шла речь об отмывании денег — в Ираке вообще, но главным образом, естественно, в столице. На восстановление Ирака выделены миллиарды, а может, и десятки миллиардов долларов США. Однако никому не докладывают, как они расходуются. Набитые купюрами кейсы передаются местным чиновникам. В преддверии выборов монеты суются в каждую протянутую ладонь. Американские компании осваивают зарождающийся рынок «в режиме особого предпочтения», как выразился ее новый друг. В этом денежном море и при нестабильности ситуации всем конфликтующим сторонам нужны гарантии безопасности…
Нужно оружие.
И шиитам, и суннитам, и курдам. Разумеется, исключительно для обороны, потому что ни о каком восстановлении не может быть речи, когда народ не чувствует себя защищенным.
— А я-то полагала, что оружие там изъяли из обращения, — заметила Мейри.
— Только для того, чтобы под шумок опять им воспользоваться.
— И по-вашему, в этом участвует Пеннен? — как бы между прочим спросила Мейри, прижимая телефонную трубку плечом и торопливо делая пометки в блокноте.
— В очень малой степени. Он что-то вроде подстрочного примечания или небольшого постскриптума к огромному тексту. Да и не сам он, в конце-то концов. А компания, которой он управляет.
— То есть компания, которой он владеет, — не сумев сдержаться, добавила она. — В Кении он обставил дело так, что его бутерброд намазывают маслом с обеих сторон.
— Вы хотите сказать, он субсидирует и правительство, и оппозицию? Да, я слышал об этом. Но, насколько мне известно, это мелочёвка.
Однако дипломат Камвезе сообщил ей кое-какие дополнительные подробности. Автомобили для министров, дорожное строительство в районах, контролируемых лидерами оппозиции, новые дома для самых важных племенных вождей. Все это называется «помощью», а стоимость оружия, оснащенного технологическими новинками Пеннена, приплюсовывается к национальному долгу.
— В Ираке, — продолжал журналист, — «Пеннен Индастриз», судя по всему, вкладывает деньги в частный оборонный сектор. Вооруженный Пенненом. Возможно, это первая война в истории, в которой задействованы в основном частные силовики.
— И что же конкретно делают эти частные силовики?
— Охраняют тех, кто приезжает в страну заниматься бизнесом. А также патрулируют улицы, защищают Зеленую зону,[22] вселяют в сердца и души местных сановников уверенность в том, что, когда они повернут ключ в замке зажигания, не повторится эпизод из «Крестного отца»…
— Короче, это наемники, так?
— Да нет — совершенно законные формирования.
— Но их спонсирует Пеннен?
— В какой-то степени…
Они закончили разговор на том, что условились держать связь. Мейри перепечатала сделанные наскоро записи, пока они были еще свежи в памяти, а затем перешла в гостиную, где застала Алана перед экраном домашнего кинотеатра. Она обняла его и наполнила вином два бокала.
— По какому случаю? — спросил он, чмокнув ее в шею.
— Аллан, — начала Мейри, — ты ведь был в Ираке… расскажи.
Поздно ночью она потихоньку выбралась из постели — запищал ее мобильник, оповещая, что пришло текстовое сообщение. От ее хорошего приятеля — парламентского корреспондента газеты «Геральд». Она в одной футболке присела на ступеньку, покрытую ковровой дорожкой, и, уперев подбородок в колени, стала читать: «Ты говорила, что тебя интересует Пеннен. Позвони обязательно!»
Звонить Мейри не стала. Зато среди ночи помчалась в Глазго и заставила его встретиться с ней в ночном кафе. Приятеля звали Камерон Брюс. Он появился в спортивной толстовке, тренировочных штанах и с взъерошенными волосами.
— Привет, — сказал он, многозначительно посмотрев на часы.
— Сам виноват, — с притворной суровостью ответила она. — Нечего было в полночь заводить и интриговать девушку.
— Я подозревал, что этим кончится, — с лукавством произнес он.
— Ну, сливай, — сказала она.
— Я еще почти ничего не выпил, — ответил он, поднося чашку к губам.
— Ками, я не для того проехала пол-Шотландии, чтобы слушать твои нелепые шутки.
— А зачем же?
Мейри рассказала, почему ее интересует Ричард Пеннен. Конечно же, опустила кое-какие детали — все-таки Ками был в некотором роде конкурентом. Потом Камерон Брюс сообщил ей то, что знал.
Вернее, о чем догадывался, основываясь на слухах.
— Денежная поддержка партии, — объявил он.
Мейри демонстративно зевнула. Брюс, засмеявшись, сказал, что это весьма любопытный факт.
— Да неужели?
Ричард Пеннен, как оказалось, являлся главным донором лейбористской партии. Однако это была совершенно законная практика, даже при том, что его компания не упускала случая извлечь выгоду из правительственных контрактов.
— Так ты вытащил меня в такую даль только ради того, чтобы сообщить о стопроцентно честных и законных поступках Пеннена? — с нескрываемым недоумением спросила Мейри.
— Похоже, не стопроцентно. Судя по всему, мистер Пеннен играет на две команды.
— То есть подкидывает деньги и консерваторам, и лейбористам?
— Можно сказать и так. «Пеннен Индастриз» оплатила несколько пышных приемов, устроенных консерваторами, и оказала спонсорскую помощь нескольким важным партийным функционерам.
— Но ведь деньги шли от компании, а не лично от Пеннена? Выходит, он никаких законов не нарушал.
Брюс только улыбнулся:
— Мейри, чтобы нажить неприятности, работая в сфере политики, совсем не обязательно нарушать закон.
Она пристально посмотрела ему в глаза:
— Есть еще что-то, так?
— Подозреваю, что так, — подтвердил он, надкусывая намазанный маслом тост.