– Ай, умница! – багровые глаза, не мигая, распахнулись во всю ширь. – Зачем тогда спрашиваешь? Сказал бы сразу – выходи, такой-то, сразимся по-честному! Я бы, может, и вышел… Ты, конечно, мастак сочинять, но почему бы нам не сыграть в горячо-холодно? Называй всякие имена и, если тебе взаправду удалось кое-что вызнать, то я, так и быть, достойно приму поражение и верну материнскую душу Олджуны… Чем черт не шутит! – рассмеялся Йор.
– Нет у меня времени играть с тобой.
Шаман сосредоточенно глянул в отверстие пустотелого посоха и резким выдохом прочистил его от пыли.
– Что ты делаешь? – тревожно заелозило, засучило лодыжками существо.
– Сейчас узнаешь.
Стараясь не задеть невидимых солнечных поводьев, Нивани утвердил трубку посоха на макушке женщины и сильно дунул с противоположной стороны. Звонко качнулись-тренькнули девять волшебных колокольцев над свалянными в колтуны волосами Олджуны.
– Мне тяжко, мне больно, – проверещал Йор, заволакивая глаза вверх и мелко трясясь. – Твой воздух горяч, он жжет мне нутро!
Посох впрямь раскалился, точно был железным, а не деревянным, колокольца зазвенели громче. Нивани дунул снова и быстро прикрыл отверстие ладонью.
Одеяло на сдавленном ремнем животе больной заходило волнами. У шамана занялся дух: Йор так дико завопил, что языки огня в камельке взвились, будто от ветра, а дрова расстреляли шесток горящими углями.
– Ай-и-и-и-и-и-и! – сорвались на визг два голоса, мужской и женский. – Ай-и-и-и!..
Нивани выдохнул, сомкнул губы на трубке и, медленно вдыхая, вобрал в себя жаркий воздух.
– Ай-й! – звук оборвался. Стало видно, как кверху, вспучивая горло женщины, под кожей движется какой-то комок. На миг глаза Нивани сверкнули зеленым огнем. Стиснув пальцами рот и нос, он зажмурился, подхватил посох и вслепую нашарил скамью.
Щеки шамана то раздувались, то втягивались, лицо раскраснелось – не мог вздохнуть, а сглотнуть ему нельзя было ни в коем случае! Дрожащая рука нащупала турсук, натужное горло с силой сократилось, и из вытянутых в трубочку губ, барахтаясь и шипя, вылетел сгущенный клочок красной дымки. На миг зависнув над посудкой, дымка приняла очертания объятой горячим паром ящерицы с головами о двух концах. Чудище ощерило обе пасти, полные игольчатых зубов, отчаянно изогнулось и зацепилось коготками за край турсука. Скользя по его стенке, попыталось улизнуть, но грозный медный идол на нагруднике шамана был настороже. Правая ладошка-ухо взмахнула оленьей лопаткой и столкнула внутрь чешуйчатые лапки дымного создания.
Ящерица начала расти! Над краем показалось сверкающее перламутром брюхо, но левая ладошка идола успела выметнуть кабарговую кость и захлопнуть крышку. Две капли черного и белого молока, выдавленные из сосцов на брюхе твари, вслед за нею втекли в турсук.
Тяжело дыша, Нивани выполоскал рот очищающим лиственничным настоем. Достал из продольной щели на боку платья кусочек мягкой глины и тщательно залепил ею окружность крышки погребального туеска. Колокольца посоха удовлетворенно звенели вместе с серебряными и железными подвесками на подоле одеянья.
– Ну и что? – зловеще заскрипел мужской голос из глубины тела Олджуны. – Признаться, ты ловок… да… Сумел-таки вытащить и заточить в темницу моего духа-помощника. Однако меня тебе нипочем не извлечь наружу твоей жарящей трубкой!
– Есть другие способы, – пожал Нивани плечом, ввинчивая в посох навершие и копытце. Поставил рядом с закупоренным второй турсук, с откинутой крышкой.
На лице женщины отчетливо проявились посторонние черты. Голова ее прежде напоминала рыбий пузырь, а теперь походила на обтянутый кожею череп.
– Чего немотствуешь? Какие способы? – клацнуло челюстью существо.
– Можно просто сразиться, как ты предлагал. Если не боишься.
– Я? Боюсь?! – загоготал Йор. – Это тебя-то, замухрышка?
– Не боишься – открой свое имя.
Существо выпрямилось, изо всех сил задирая голову, и загромыхало:
– Сордонг! Великий и непревзойденный Сордонг! Да!..
– Я так и полагал, – кивнул Нивани. – Слыхал о тебе. Ты – черный чародей проклятого аймака Сытыган, который сгинул в год Осени Бури. Правда, о величии своем привираешь. Твой волшебный зверь, как мне известно, – щука. Предок у вас с Олджуной один. Но ты предпочел извести родичей, а теперь собираешься прикончить последнего человека из бесталанного рода щук. Что ж, выходи, и схлестнемся.
Послышался приглушенный грудной хохот. Он был налит такой плотной злобой, что ее, казалось, можно потрогать. Над телом Олджуны поднялась мрачно блистающая фигура старика в истлевшем шаманском платье, с бубном и колотушкой в руках.
Будто сквозь воду, в которой суетливо копошились пухлые личинки, сквозь Йор проглядывали стены над лежанкой. В лохмах дымно-седых волос роились насекомые, из бахромы вретища высовывались головки могильных червей.
Огонь в сальных плошках ярко вспыхнул. Воздух наполнился запахом подземной грибковой прели, смешанным с гнилым душком рыбьих потрохов. Олджуна дернула головой и слабо застонала.
– Приятно будет прихлопнуть тебя, гривастый, а после задушить никчемную бабенку, – прошипело видение, ползучей пеленой стекая на пол.
Студенистым облаком взмыв кверху, старик вознес над собой расплывчатый круг бубна. Колотушка стукнула раз, другой; с каждым новым звуком облако на шаг приближалось к Нивани. С нарастанием барабанного боя усиливался и звон колокольцев на посохе.
Широко разинув рот, призрак икнул, зевнул и начал попеременно то зевать, то икать. По коже молодого шамана побежали мурашки. Он ждал, пикой выставив перед собою посох. А в юрте происходило невероятное. Левый восточный столб качнулся и затанцевал, в берестяном ведре на лавке закипела вода, со стола взлетел и ударился о стену котел. Куски мяса вывалились из него и воспарили к потолку, остатки супа морожеными каплями повисели в воздухе и, как бусы, со стуком попадали на пол.
– Тебя призываю, о, зверь-госпожа, подруга моя колдовская! – завыл Йор исступленно. – Покуда костяк твой не выела ржа, приди, тяжкий смрад испуская! Прапредков моих потревоженный дух, вонзи в желторотого когти, в проворное зренье, внимательный слух, раздергай колени и локти!
Нивани не замедлил кликнуть своего пособника:
– Зову тебя к бою, мой зверь-господин, сияющий, ветвисторогий! Грозить мне тут вздумал Йор глупый один, застряв посредине дороги!
Старик подступил к посоху почти вплотную и внезапно разлился зловонной лужицей. Вместо него тотчас восстало обросшее чешуей страшилище с туловищем человека-мужчины и рыбьими плавниками вместо рук. Огромная щучья морда венчала бесовское творение. Посох Нивани грянулся оземь и обернулся в серебряного оленя с высоким кустом рогов на гордо вскинутой голове.
С потолка доносились совиный хохот, посвист куликов и пронзительные стоны чаек. Дом словно забился в припадке – вещи вертелись, пускались в бешеный пляс, вода бурлила и брызгала, хрустели балки и покряхтывали стены. Очаг затаил дыхание огня, страшась плюнуть угольком и ненароком попасть в Нивани.
В середине юрты клубился темный вязкий столб. Из него вырывались, мелькая, плавники с когтистыми пальцами на концах, острия копытец, копья рогов… Высовывалось, нюхая воздух, оскаленное рыбье рыло, показывались тучные бедра, крытые обветшалой броней… В порывах морозного ветра во все стороны летели клочки серебристой шерсти и ошметки ржавой чешуи.
Когда из глубины топкого столба раздался могучий рев, каким могла бы реветь, имей она голос, щука в полтора человеческих роста, битва кончилась. Матовый туман рассеялся. Пошатываясь на нетвердых ногах, Нивани возник ниоткуда и прижал к себе все еще воинственно поющий посох. Молодой шаман знал, что повредил чародейский Сюр щуки удачным ударом копытца. Где же она?
И яростный стон вырвался из груди! Нивани стремительно прыгнул к лежанке, но юркий щучий хвост уже просквозил в безвольно раскрытый рот Олджуны. Губы женщины плотно сомкнулись, и тело зашлось в отрывистом раненом смехе:
– Ты не смог победить меня! А Сюр свой я вылечу остатками сил полудохлой бабы! Их хватит!
Несмотря на причиненное увечье, злой дух и сам был еще силен.
Олджуна невнятно забормотала и напряглась. Доски лежанки затрещали. Стягивающие ремни натянулись, стали тоньше веревок, вот-вот порвутся… Лопнули со свистом! Женщину изогнуло до позвоночного хруста, подбросило к потолку, будто сорванный лук, и выкинуло на ноги. На пол стряхнулись клочья ремней, одеяло и драные сети.
Не успел потрясенный Нивани удержать ее, как Олджуна подхватила охапку сложенной в изголовье одежды с обувкой, проделала в воздухе кувырок вперед и, вышибив голыми ногами кусок льда в окне, с поистине нечеловеческим воплем пропала в ночи.
Домм второго вечераИзгнанники поневоле
Олджуна не слышала ничего, кроме шумных приливов крови к вискам. С опаской потрогала дрожащую голову. Слава богам, не раскололся горемычный череп. С натугой приподнялась на локтях, оглядела сумрачную нору и застонала. Удивляться не приходилось: только сюда и мог привести Йор ее неподвластное разуму тело.
«Еще не сдохла, – проворчал он. – Могучее здоровье у бабы, а все слабенькой прикидывалась. Я-то думал, что силенок твоих едва хватит на то, чтобы вернуть меня в отчий дом».
– Рано умирать, – выдохнула она, то ли огрызаясь, то ли оправдываясь.
Под толстым земляным спудом сказанное вслух прозвучало невнятно и глухо, мучительным гулом отдалось в тяжкой голове. Женщина облизнула пересохшие потрескавшиеся губы. Добраться бы как-нибудь до выхода, снега поесть.
«Все равно под корень изведу, – злобно прошипел Йор. – Никчемная».
Лежа на слое сенной и еще какой-то ветоши, Олджуна ощущала неимоверную слабость. Неумолимо движется время скудного Сюра. Дыхания его, верно, осталось немного. Она бы давно слегла вместо Ураны, если б не Йор, который изредка вливал в жилы свою темную мощь.
Надо перебороть себя, надо двигаться вместе со временем жизни, покуда оно совсем не иссякло. Олджуна заставила себя сесть, перебирая руками мерзко липкие глинистые стенки. Охнув, сцепила зубы: будь бережливей, не расходуй остатки сил на стоны и слезы! Медленно ощупала побитое тело, все в ссадинах и синяках, но целое. Исследовала свое логовище и обнаружила, что находится в просторной норе с лазом наружу, хитро упрятанной от взоров в руинах юрты Сордонга. Посидела с закрытыми глазами, привалившись к стене.