Эмброуз вытянул губы и бесшумно присвистнул.
– Кто еще жалуется? – спросил Расс. – Помимо Лоры Добрински?
– Лора высказывается откровеннее прочих.
– Вот уж о ком совершенно не пожалею.
– Согласен, она не подарок. Но она душа группы, а это важно.
– Я не стану ничего менять потому лишь, что одна девица нажаловалась тебе на меня.
– Дело не только в ней. Перед весенней поездкой нам надо это уладить. Может, ты согласишься… – Эмброуз потупился. – Может, в начале собрания в воскресенье обсудим положение дел в группе и наше отношение к христианству? Ты выслушаешь Лору, она выслушает тебя. По-моему, об этом важно поговорить, прежде чем мы сядем в автобусы.
– Я не намерен прилюдно соревноваться с Лорой Добрински, кто кого перекричит.
– Я позабочусь о том, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Я обещаю, что поддержу тебя. Но я…
– Нет! – Расс раздраженно поднялся. – Извини, нет. Я считаю, это неправильно. Я не возражаю, чтобы ты поступал, как считаешь нужным, а мне предоставь поступать, как считаю нужным я сам.
Эмброуз вздохнул, словно давая понять, что не одобряет решение Расса, но ничего не сказал. У Расса сложилось впечатление, что участники группы шепчутся за его спиной и неплохо бы наладить отношения со смутьянами. В следующее воскресенье, на последнем собрании перед Аризоной, он попытался завязать дружеский разговор с этой частью группы. Однако все его потуги наталкивались на враждебность (а может, ему мерещилось), и от этого Расс чувствовал себя неуклюжим, точно марионетка – или болван. В конце собрания, сидя в общем кругу, он ловил взгляд Салли Перкинс, надеясь обменяться с ней теплой улыбкой, но она, казалось, старалась на него не смотреть.
В пятницу перед Пальмовым воскресеньем, вспомнив, что долгая дорога сближает, он расположился меж двумя автобусами на парковке Первой реформатской, чтобы увидеть, какой из них выберут ребята, с которыми ему необходимо сблизиться, и сесть именно в этот автобус. Но на парковке обычно очевидные законы подростковой социальной физики давали сбой. Среди беспорядочных груд багажа стояли родители, беседовали друг с другом, младшие братья и сестры вбегали и выбегали из автобусов, подъезжали опаздывающие, гудели клаксоны, Расса забрасывали организационными вопросами. Он как раз загружал в багажное отделение автобуса пятигаллонные ведерки с краской, когда за его спиной скрытые общественные силы образовали толпу длинноволосых ребят у другого автобуса, того, который выбрал Эмброуз.
Слишком поздно Расс осознал, что им с Эмброузом следовало бы обсудить, кто где поедет, и настоять на том, что ему следует попытаться наладить отношения с кликой Лоры Добрински. Ночью Расс ехал на запад не в том автобусе, какой выбрал бы сам, и чувствовал себя изгоем. Наутро он поменялся местами с Эмброузом, но толком ничего не добился. Ребята всю ночь не смыкали глаз, пели, смеялись, и теперь им хотелось спать. Заснул даже Таннер Эванс, любезно усевшийся рядом с Рассом. Когда они наконец приехали в резервацию, Расс уже боялся оборачиваться на сидящих сзади ребят. К его облегчению, большинство ехало с Эмброузом на плоскогорье, в экспериментальную школу в Китсилли.
В поселении Раф-Рок их поджидал друг Расса, индеец навахо Кит Дьюроки. Багажник Китова “форда” был завален сантехническим оборудованием – как новым, так и подобранным на свалке. Кит сообщил, что они со старейшинами рассчитывают, Расс сделает в школе канализацию, установит раковину и унитаз. Расс ответил, что группу в Китсилли возглавит не он, а Эмброуз, и Кит не сумел скрыть разочарования. Он видел в прошлом году, какой из Эмброуза работник.
Расс жестом подозвал Эмброуза, объяснил ситуацию.
– Тебе придется заняться водопроводом и канализацией. Справишься?
– Мне понадобится помощь, – признался Эмброуз.
– В Китсилли другой работы нет, – сказал Кит. – В этом году нам нужно только это.
– Черт, – выругался Расс.
– Я всю зиму хранил для вас оборудование.
– Я не прочь попытаться, – вклинился Эмброуз. – Вместе с Китом и Клемом мы наверняка справимся.
Кит покосился на Расса – Клему всего семнадцать – и повернулся к Эмброузу.
– Вы останетесь здесь, – отрезал он. – Ав Китсилли поедет Расс.
– Ну и ладно.
– Рик! – сказал Расс. Ему не хотелось быть белым парнем, который спорит с индейцем навахо, но ребята, собиравшиеся в Китсилли, рассчитывали на то, что с ними поедет Эмброуз. – По-моему, нам нужно поговорить.
– Водопроводчик из меня никудышный, – ответил Эмброуз. – И если нужно заниматься именно этим, я лучше поменяюсь с тобой местами.
Кит отошел, довольный, что уладил дело, а Эмброуз поспешил к той группе, с которой ему неожиданно выпало провести неделю в Раф-Роке. Рассу следовало бы пойти за Эмброузом, заставить его поговорить с ребятами из группы Китсилли, объяснить, почему передумал, но он предпочел положиться на Бога. Расс решил, что Он явил Свою волю через Кита, предопределив тем самым развитие событий, предоставил Рассу чудесную возможность наладить отношения с популярными ребятами. Покорствуя Его воле, он накинул на плечо вещевой мешок, забрался в автобус до Китсилли и сразу же осознал, что замысел Божий о нем куда тяжелее.
Неделя на плоскогорье стала пыткой. Все ребята, даже его собственный сын, верили, что он обманул их и поменялся местами с Эмброузом совсем по другой причине, и сказать им правду (о том, что Кит Дьюроки невысокого мнения об Эмброузе) было бы по отношению к Киту нечестно, а к Эмброузу жестоко. Расс по-прежнему, как дурак, считал Эмброуза своим другом, заслуживающим защиты. Но в остальном Расс оказался далеко не дурак. Он видел, как горько вся группа обиделась на него из-за того, что он поехал в Китсилли. Он видел, что Лора Добрински и ее друзья готовы на все, лишь бы не работать с ним вместе, он чувствовал их ненависть каждый вечер, когда группа усаживалась вокруг свечи, и понимал, что как пастырь обязан побеседовать с ними об этом. Он снова и снова пытался поговорить с глазу на глаз с Салли Перкинс, которая еще недавно доверила ему тайну, но Салли его избегала. Опасаясь, что во время общей беседы ему выскажут в лицо ужасные вещи, Расс решил страдать молча, пока Эмброуз сам не назовет им причину, по которой остался в Раф-Роке.
Когда две группы наконец воссоединились, Расс уже настолько пал духом, что не стал умолять Эмброуза все объяснить. Он ждал, что Эмброуз сделает это по собственной воле, но тот провел чудесную неделю в Раф-Роке, покорил ту половину группы, которая прежде тянулась к Рассу, упрочил свои позиции на территории Расса и словно не замечал его уныния. Расс наблюдал, как группа из Китсилли приветствует Эмброуза подчеркнуто-радостными объятиями, и горько сожалел о своем великодушии. Он уже раскаивался, что не прислушался к предостережениям Мэрион. Расс лишь теперь осознал, что между ним и его молодым помощником с самого начала завязалось соревнование, о котором он, Расс, не догадывался.
Но даже теперь, даже зная, что Эмброуз ему не друг и никогда не был другом, Расс поразился бесстыдству, с каким тот предал его. На первом воскресном собрании после Аризоны, когда Лора и Салли истерзали его душу, выплеснули ему в лицо подростковый яд, Эмброуз пальцем не шевельнул, чтобы это пресечь, стоял себе в уголке и с неодобрением наблюдал за происходящим, причем неодобрение его вызывал, видимо, сам Расс, и когда большая часть группы вышла из комнаты, где стояла неожиданная для апреля жара, Эмброуз встал на сторону не коллеги, не благовоспитанных ребят из церкви, в которой работал, а нецерковного сброда, клевых парней и популярных девиц, Рассу же оставалось лишь спрашивать Бога, чем он заслужил эту кару.
Через несколько бесконечных минут он получил ответ – или подобие ответа. Эмброуз вернулся и попросил Расса спуститься.
– Я тебя предупреждал, – сказал он на лестнице. – Этого можно было избежать.
– Ты обещал поддержать меня, – парировал Расс. – Ты обещал, я цитирую, что “не позволишь ситуации выйти из-под контроля”.
– А ты отказался с ними поговорить.
– По-моему, это и называется “выйти из-под контроля”!
– Дело серьезное, Расс. Ты должен услышать, что сказала мне Салли.
На втором этаже оказалось ничуть не холоднее. Эмброуз привел Расса в свой непроветриваемый кабинет, где сидели на диване Лора и Салли, и закрыл дверь. Лора улыбнулась Рассу жестокой улыбкой победительницы. Салли угрюмо таращилась на свои руки.
– Салли, – произнес Эмброуз.
– Не вижу смысла, – откликнулась та. – Надоела мне эта церковь.
– По-моему, Расс имеет право узнать обо всем от тебя.
Салли закрыла глаза.
– Дау меня до сих пор мурашки по коже. Не поездка, а кошмар. Когда он вошел в автобус, я думала, всё. Я глазам своим не поверила.
– Мы с Рассом специально поменялись местами, – вставил Эмброуз. – Он лучше меня умеет то, что там нужно было делать.
– Даже не сомневаюсь. Я не сомневаюсь, что у него нашлась причина. Но мне показалось, что он преследует меня.
В кабинете стояла невыносимая жара. От испуга и неожиданности Расс не знал, что думать.
– Салли, посмотри на меня, – попросил он. – Пожалуйста, открой глаза и посмотри на меня.
– А ей не хочется на вас смотреть, – заявила Лора, уверенная в собственной правоте.
– Мне всего лишь хотелось, чтобы он оставил меня в покое, – продолжала Салли. – Тогда, в его кабинете, я испугалась. И глазам не поверила, когда он поехал за мной в Китсилли.
“Он, его, ему” ранили Расса больнее, чем нежелание Салли посмотреть на него. Точно он и не человек, а неодушевленный предмет.
– Ничего не понимаю, – сказал Расс. – Мы с тобой так хорошо побеседовали, и с моей стороны было бы ошибкой просто так это оставить. Я священник, я должен помогать людям. Не понимаю, с чего ты взяла, что у меня к тебе особое отношение.
– С того, что мне так кажется, – ответила Салли. – Сколько вам раз повторять, чтобы вы отстали от меня?
– Я правда не понимал, что давлю на тебя. Я всего лишь старался показать тебе, что ты всегда можешь ко мне обратиться. Что мне можно доверять, мне можно открыться.