– Лора, привет, рад тебя видеть. Ты не знаешь, где моя сестра?
Лора выдохнула дым вбок, точно не слышала Клема. Похоже, она плакала.
– Извини, что потревожил, – произнес Клем. – Я ищу Бекки.
Они с Лорой давно поняли, что не нравятся друг другу, и оттого общались непринужденно. Лора снова выпустила дым краешком губ.
– Когда я последний раз ее видела, она была обдолбанная в хлам.
– Какая?
– Обдолбанная в хлам.
У Клема поплыло перед глазами, точно ему врезали по лицу. Теперь он понял, почему Дейви Гойя беспокоился за Бекки.
Оставив Лору наедине с ее горем, он бегом одолел два лестничных марша и очутился в комнате, где собирались “Перекрестки”. С порога разглядел в полумраке, что на диване лежит девушка, на ней тощий парень. Оба одетые, и девушка, к счастью, не Бекки.
– Извините, вы не видели Бекки Хильдебрандт?
– Нет, – ответила девушка. – Вали отсюда.
Оглушенный бессонницей, Клем спустился по лестнице. Он бы сел, закурил, но понимал, что от сигареты будет только хуже. Глаза пекло, в голове какая-то гниль, плечи болели – натаскался сегодня, во рту кисло от печенья, перехваченного по пути из дома, а тут еще и с Бекки трудности: просто невыносимо. Он знал, что Перри курит траву, но чтобы Бекки? Ему нужно, чтобы она, как всегда, сияла и трезво мыслила. Ему нужно, чтобы она приняла его сторону, прежде чем он расскажет родителям о своем поступке.
В коридоре второго этажа было темно, дверь в кабинет Рика Эмброуза приоткрыта. Клем всегда уважал его за то, что тот понимал двусмысленность его положения в “Перекрестках”, и уважал его сейчас – за то, что Эмброуз не желает иметь никакого отношения к концерту. Клем заглянул в кабинет, надеясь, что сестра там, в безопасности. Эмброуз развалился в кресле у стола и читал книгу: похоже, в кабинете он один.
Клем направился дальше, к алтарю, и заметил полоску света под дверью помощника священника. Отец сейчас должен быть на ежегодном приеме у Хефле: наверное, забыл выключить свет. Но, проходя мимо двери, Клем услышал смех, похожий на смех Бекки.
Он остановился. Может, она каким-то образом раздобыла ключ? Он постучал в дверь.
– Бекки?
– Кто там?
У него скакнуло давление. Это голос отца. Клем не рассчитывал его увидеть (точнее, надеялся не увидеть) до того, как поговорит с Бекки и получит ее благословение.
– Это я, – сказал он. – Клем. Бекки у тебя?
Повисло молчание, такое долгое, что Клем счел его неестественным. Затем дверь открыл отец. В старой аризонской дубленке и почему-то бледный.
– Клем, привет.
Казалось, он вовсе не рад сыну. За его спиной маячил мальчишка – без прыщей, в охотничьей куртке и такой же кепке: Клем не сразу понял, что это женщина с короткой стрижкой.
– Бекки здесь?
– Бекки? Нет. Нет, э-э, это одна из наших прихожанок, миссис Котрелл.
Женщина махнула Клему. Лицо у нее было очень красивое.
– А это мой сын Клем, – сказал отец. – Мы с миссис Котрелл как раз… э-ээ… может, ты нам поможешь? Кто-то чистил от снега парковку и завалил выезд ее автомобилю. Надо ее откопать. Поможешь?
Миссис Котрелл подошла, протянула Клему руку. Ладонь у нее была твердая и прохладная.
– Фрэнсис, не забудь пластинки. Кажется… да, Клем, кажется, я видел у входа в церковь пару лопат. Мы с миссис Котрелл опоздали… ездили в церковь к Тео и… В общем, да, ну и, э-ээ. Маленькая авария.
Отец так нервничал, что Клем понял: он явно им помешал.
– Что-то мне не хочется чистить снег.
– Ты… Вдвоем мы мигом управимся. Да? – Отец выключил верхний свет и повторил: – Не забудь пластинки.
– Если вдвоем мы мигом управимся, – заметил Клем, – то ты и один справишься быстро.
– Клем, ей очень нужно домой.
– А если бы я не зашел?
– Ну пожалуйста, выручи меня. С каких это пор тебе лень напрягаться?
Отец придержал дверь перед миссис Котрелл, та вышла со стопкой пластинок на семьдесят восемь оборотов. Она была такая изящная, соблазнительная, что у Клема появилось дурное предчувствие. И хотя он сам говорил Бекки, что мужчины вроде отца, слабые мужчины, чье тщеславие нужно тешить, склонны изменять женам, его охватил ужас при мысли, что это правда – что его отец, не выдержав сравнения с клевым Риком Эмброузом, принялся за ту, которая ближе ему по возрасту. Разве он сам не видит, что это слабость?
Мело уже не так густо, на парковке курили группками бывшие участники “Перекрестков”. Пока миссис Котрелл чистила стекла своего седана, Клем с отцом разгребали наваленный перед ним сугроб. Потом толкали машину по заледеневшей слякоти – совсем как в былые времена, отец и сын работали вместе, – а миссис Котрелл газовала. Наконец ей удалось выбраться со льда, она чуть проехала вперед и опустила стекло.
Из окна высунулась изящная ручка. И поманила пальцем. Не самый типичный жест в отношениях пастора и прихожанки.
Пальчик поманил еще раз.
– А, секунду. – Отец порысил к машине, склонился к открытому окну. Клем не слышал, что говорила миссис Котрелл, но явно что-то пленительное, потому что отец словно позабыл о Клеме.
Клем выждал с минуту, с отвращением наблюдая их тет-а-тет. Потом взял лопаты и направился обратно в церковь. Он уже видел семейный автомобиль на парковке у главного входа, но только сейчас заметил, что зад у “фьюри” помят, бампера нет, фонарь разбит. Бампер лежал в салоне.
Взвизгнули шины, и отец поспешил за Клемом.
– Вот еще в чем мне завтра понадобится твоя помощь, – сказал он. – Если мы молотком выровняем вмятину, думаю, прикрепим бампер на место.
Клем глазел на помятую машину. Грудь его теснила такая злость, что он с трудом выдавил:
– Почему ты не у Хефле?
– Причина у тебя перед глазами, – ответил отец. – Мы с Фрэнсис, то есть с миссис Котрелл, сильно задержались в городе. Да еще пришлось менять колесо.
Клем кивнул. Шея тоже окостенела от гнева.
– Интересно, что она делала у тебя в кабинете, – произнес он. – Если так спешила домой.
– Ага. Да. Зашла забрать пластинки, которые я… ей дал. – Отец брякнул ключами от машины. – Я бы тебя подвез, но ты, наверное, хочешь послушать концерт?
Зад “фьюри” без бампера походил на лицо без губ.
– Мне вот не показалось, – ответил Клем, – что она так уж торопилась домой.
– Она… в смысле, сейчас? Она… мы с ней обсуждали одно дело, связанное с нашим кружком.
– Да ну?
– Ну да.
– Чушь.
– Что?
В зале раздались аплодисменты.
– Ты врешь.
– Нет, погоди…
– Я-то знаю, кто ты такой. Я за тобой всю жизнь наблюдаю, и меня уже тошнит.
– Это… что бы ты ни имел в виду, это не так.
Клем обернулся к отцу. И рассмеялся, увидев его перепуганное лицо.
– Лжец.
– Уж не знаю, что ты подумал, но…
– Я подумал, что мама у Хефле, а ты тут другую женщину обхаживаешь.
– Но ведь… нет ничего дурного в том, что пастор уделяет внимание прихожанке.
– Господи Иисусе. Ты сам-то себя слышишь?
Из зала донеслось вступление на барабанах, конгах, вновь крики, аплодисменты. Последние курившие на улице потянулись в зал. Как будто музыка хоть раз что-то изменила. Хватит воевать, чувак. Надо положить конец этой войне. Отвращение Клема к хиппарям из “Перекрестков” подстегнуло отвращение к отцу. Клем всегда ненавидел тех, кто обижает слабых, но сейчас понял, до чего порой раздражает чужой страх. Как подбивает на издевку. На жестокость.
Отец снова заговорил – тихим дрожащим голосом.
– Мы с миссис Котрелл отвозили подарки в церковь Тео. Выехали поздновато, а потом…
– Знаешь что? На хер это. Мне плевать, что ты придумаешь. Если тебе приспичило трахнуть другую бабу, так мы в свободной стране. Если это повысит твою самооценку, мне плевать.
Отец смотрел на него с ужасом.
– Все равно я уезжаю, – продолжал Клем. – Я не хотел говорить об этом сегодня, но почему бы и не сказать. Я бросил университет. И написал в призывную комиссию. Я еду служить во Вьетнам.
Он бросил лопаты и направился прочь.
– Клем! – крикнул отец. – Вернись!
Клем вскинул руку, оттопырил средний палец и вошел в церковь. В вестибюле не было никого. Лора Добрински оставила на полу два окурка и горстку пепла. Клем остановился, гадая, где еще искать Бекки, и дверь за его спиной распахнулась.
– Не смей от меня уходить.
Клем взбежал по лестнице. Он еще не проверил приемную и алтарь. На середине коридора отец нагнал его и схватил за плечо.
– Почему ты уходишь от меня?
– Не трогай меня. Я ищу Бекки.
– Она с мамой у Хефле.
– Нет ее там. Бекки тоже тошнит от тебя.
Отец покосился на дверь Эмброуза, отпер свой кабинет и проговорил, понизив голос:
– Если ты хочешь мне что-то сказать, так сделай одолжение, не уходи, пока я не отвечу.
– Одолжение? – Клем зашел вслед за отцом в кабинет. – А когда ты развлекал тут свою подружку, а маму отправил к Хефле отдуваться за тебя, ты тоже сделал ей одолжение?
Отец включил свет и закрыл дверь.
– Если ты успокоишься, я с радостью тебе объясню, что сегодня случилось.
– Да, но посмотри мне в глаза. Посмотри мне в глаза, и увидишь, что я не верю ни единому твоему слову.
– Хватит. – Отец тоже разозлился. – Ты позволил себе наговорить лишнего в День благодарения, и сейчас тоже наговорил много лишнего.
– Потому что меня тошнит от тебя.
– А меня тошнит от твоего неуважения.
– Ты хотя бы догадываешься, как мне стыдно, что я твой сын?
– Хватит, я сказал!
Клем охотно подрался бы с ним. Он не махал кулаками со школы.
– Хочешь меня ударить? Ну, попробуй.
– Нет.
– Мистер Ненасилие?
Отец с христианским терпением покачал головой. Клема так и подмывало хотя бы припечатать старика к стене, но это лишь подпитало бы его христианскую жертвенность. Ударить его можно лишь словом.
– Ты слышал, что я сказал на парковке? Я бросил университет.
– Я слышал, что ты злишься и пытаешься меня спровоцировать.