— Одному скучно, правда? — милая черноволосая девочка в слишком просторном камуфляже держит пистолетик вплотную к затылку Голландца. В тесной рубке торпедного катера сбоку не подлезешь; люди Балалайки стоят на палубе и могли бы прострелить тонкий аллюминий рубочной стенки. Но ведь и Киришима тогда может успеть. Затылочной кости все равно: ручная гаубица сорок пятого калибра, или пукалка двадцать второго.
Датч морщится:
— Не надо было вас из воды подбирать, плавали бы себе…
Двурукая заглядывает в дверь. Руки пока не на пистолетах, но для Реви это не заминка:
— Медовый месяц, подруга? Не боишься, что шляпку прострелю?
Киришима вымученно улыбается. Ее спутник и сосед в рубке — курсант Мусаши Ли Стратсберг — улыбается тоже натужно, и самую чуточку отстраненно. В каждом кулаке Мусаши держит по маленькой наступательной гранате. Капитан Сагара объяснял: даже выстрелят в тебя — пальцы разожмутся все равно. Противник должен это видеть. Противник это понимает. Даже глупый противник при виде расчекованной гранаты резко приближается умом к Ли-Сунь-Цзы.
Из воды их вытащили втроем: Бенни крюком за предусмотрительно надетые ремни подвесной системы, Мусаши в три руки за шиворот, Киришиму вежливо. Катер все также ревел моторами, бурун стоял выше ограждения рубки; зачарованно поглядев на бурун, Мана перевела взгляд на Двурукую в стрелковом гнезде — и тотчас догадалась, почему это вдруг шестой и десятый роботы первой роты повалились сбитыми кеглями. Потому, что именно шестой и десятый могли достать РТ «Лагуны» на дуге отхода.
— А почему вы не пошли з-за п-поле м-м-мишеней? — прямо там, на палубе, спросила Киришима. Реви по такому случаю выбралась из страховочных ремней, скомандовала ближайшему аквалангисту:
— Николай, подмени… Пошли, подруга, найдем тебе прикид посуше, а то в мокром ты уже зубами цокаешь. Белочка, тип-того… А вопрос твой глупый, — Реви кивнула на влезающего в любимую цветастую гавайку хакера «Лагуны»:
— Не бросать же было этого интеллигента.
Курсантам подобрали камуфляж более-менее по росту. За девушкой наблюдала Реви, за парнем — каменно-спокойный боевик в гидрокостюме. Кроме вежливости, смена одежды гарантировала, что все маячки, напильники в швах, капсулы с ядом в уголке воротника, и прочие домашние закатки в том же духе — гостям доступны не будут. Относительно подсохшие визитеры перешли в рубку: Датч хотел их выслушать прямо сейчас. Вырядились-то подарки типичной влюбленной парочкой «золотой молодежи», которые на понтоне оказались чисто по-приколу, потому что родаки или кореша предложили два билета. Парень в черных брюках; широком — «под кабальеро» — кожаном проклепанном поясе; чистейшей белой рубашке. Туфли утонули, но и без них костюм здорово смотрелся на стройной фигуре, вполне гармонировал с чеканным лицом конкистадора — ну, с поправкой на широкие азиатские скулы — и гордыми черными вихрами. Девушка — воздушное белое платье, в воде намокшее и сооблазнительно прилипшее ко всем выпуклостям-впадинам; черные перепуганные глазенки; и вполне подходящая к платью — широкополая белая шляпка, с чисто женской смекалкой наглухо приколоченная шпильками к зачесанными в «купол» волосам — чтобы океанский ветер не сорвал.
Датч собирался узнать у спасенных — будут ли гнаться за ними безутешные родственники. И достаточно ли родственники богаты, чтобы оплатить стремительную эвакуацию кровиночек из самого, без дураков, эпицентра. Датч мог бы и видеосъемку предоставить, ее для основного заказчика все равно ведь записывали — как лихо крутился РТ среди кораблей-мишеней, и как аккуратно, бережно, без упаси господь сальных намеков или вульгарного лапанья, доставали Ману Киришиму из воды.
Откуда же было знать «Лагуне», что проклепаный серебром пояс буйволовой кожи дал Мусаши на операцию щеголь и франт Окита Соджи, возмещавший пышностью наряда малый рост, и потому всегда имевший при себе что-нибудь этакое, чисто для настроения. Платье Мана попросту забыла выложить из чемодана, когда подняли роту по тревоге. А шляпку выпросила под честное-пречестное слово у нахальной оружейницы Макото. Так что после переодевания Киришима первым делом повесила на релинг драгоценный головной убор, и столь же старательно принайтовала его тонким сигнальным фалом.
Тут гостей пригласили к старшему в «Лагуне», и распускать волосы Киришиме пришлось уже в рубке торпедного катера.
Из распущенных волос девочка-припевочка вынула пистолетик двадцать второго калибра, сунула его главарю в затылок, и тонким голоском, едва пересилив грохот двигателей, пожаловалась:
— Не делать резких движений!!! Пожалуйста! Мне бы стрелять! Не хотелось!
В наступившем оцепенении кабальеро Мусаши хозяйским жестом вытянул два знакомых цилиндрика из ближайшей подвернувшейся разгрузки. Расположил пальцы, как учил Сагара: чтобы при потере сознания взрывалось неизбежно. И тогда уже прохрипел:
— Катер захвачен!! Курс норд-ост двадцать три!!
И вот сейчас в тесной рубке маленького РТ — картина кисти Гагарина «Приехали». Нет, вокруг полно боевиков и снайперов, которые не задумаются расплескать по стенам рубки хитроумные мозги Киришимы и отмороженные извилины кабальеро. В чистом поле даже одна Двурукая не оставила бы Киришиме времени договорить до конца извинение; а не то что — ее спутнику гранаты на боевой взвод поставить.
А вот в рубке любая пуля задевает управление. Если кто не знает, что происходит с торпедным катером, на котором при полной скорости резко перекладывают руль на борт или дергают моторы враздрай — то лучше пусть узнает подобные вещи на моделях или в кино.
Но и это еще не самое страшное. В капсуле-«тунце» на буксире неглубоко под водой, за буруном катера — десять ядер кораблей Тумана, нагло украденных с полигона. Выхваченных точно из-под носа, буквально за миг до ядерного апокалипсиса на отдельно взятом атолле Бикини. С каждой секундой охрана полигона приходит в себя; с каждым ударом сердца уменьшается золотое время, на которое ядерный взрыв заглушил радиосвязь; когда слепы локаторы; когда сигнал тревоги не добегает до штурмовых эскадрилий «Нимитца», «Лексингтона»; когда «Летающие тарелки» дальнего радиодозора пережидают ударную волну на тверди земной и потому не дают целеуказаний белым стрелам поисково-ударных групп!
Выстрел, свалка в рубке — и рассчитанный по минутам график операции превратится в тыкву; и время встанет против тебя стеной!
Поэтому Двурукая и не выхватывает легендарные свои стволы с позолотой; потому сосредоточенно сопят боевики страшной русской мафии. Поэтому Датч медленно, по четверти градуса — лишь бы захватчики видели старание — меняет курс на север. Куда, если по-правде, «Лагуне» совершенно не нужно.
Главарь «Лагуны» спокоен. Если дети-убийцы не стали стрелять прямо сразу, значит — договориться с ними возможно. По голосу и дыханию девушки Датч неожиданно понимает: а ведь горе-террористы не выспались. Значит — это не задуманная и подготовленная операция. Это экспромт. Форс-мажор.
Вот — у Ллойда формулировка прямо-таки чеканная: «Неизбежные на море случайности».
А из этого следует, что у них заранее оговоренного места встречи нет. И сообщники на низком старте не ждут. И что делать дальше, захватчики, наверное, сами не знают!
Если догадка верна, то уже через полчаса; много — час — захватчики расклеятся, поплывут. Больно уж обстановка нервная. Да еще тесная рубка, да еще тряска на волнах на полном ходу, да еще за стеной грохот трех тысяч шестисот лошадей в трех моторах «Паккард»… Копии авиационных «Ролс-Ройс Мерлин» английскую чопорность не унаследовали, и на тридцати восьми узлах полного хода трясли катер до вылетания заклепок. Ну так — бесплатно только птички поют!
Реви закрывает дверь, и грохот двигателей чуть затихает. По крайней мере, можно говорить, а не орать.
— Меня зовут Голландец. Датч. Компания «Лагуна», — не поворачивает головы командир катера. — Парень, ты ведь не испанец? Лицо широкое.
Мусаши молчит — не потому, что боится поддаться на уговоры. Курсант Ли Стратсберг ошеломлен как бы не больше прочих. Не ждал он такого, и не готовился. Сам удивляется, как не сглупил, как сообразил поддержать игру Киришимы.
Киришима тоже не знает, что делать дальше. Импульс был верный; не зря же Сагара учил: сделать что-то, пришедшее на ум сразу — куда правильней, чем сделать через полчаса то же самое верное и правильное действие, но уже безнадежно запоздавшее.
Но что дальше? Дальше-то куда?
Тем временем в дальнем углу рубки оживает затиснутый тушами аквалангистов Рок:
— Гости!
Мана Киришима вопросительно поднимает детской тонкости брови.
— Вы держите капитана и управление. И я знаю, на что способны эти гранаты. Разрешите остальным выйти? Пожалуйста!
Выдержав паузу для важности, Мана соглашается:
— Выходят по одному. И чтобы я видела. Медленно.
Боевики покидают рубку, в которой сразу прибавляется света и воздуха.
И еще в рубке прибавляется Реви:
— А ты, подружка, можешь заварить кашу. Это твой парень? Бывший? Будущий? Как он в этом… Ну ты поняла?
Киришима не краснеет. Зато внезапно краснеет Рок!
Мусаши смотрит на все это квадратными глазами. Так по-идиотски они еще не влипали. До какого времени эти черти в аквалангах останутся не то, чтобы ласковыми — а хотя бы вменяемыми?
— Нам нужна связь, — выдавливает Ли Стратсберг, — На какую дальность работает ваша станция?
— Сейчас все глухо, взрыв же был.
— Взрыв был маломощный и не в стратосфере. Возмущения уже должны были затихнуть… — голосом автоответчика выдает Мусаши. Благословен будь капитан Сагара, заставлявший учить все документы наизусть! В том числе и поражающие факторы ядерных взрывов. А «тренажер памяти усиленный» — вытертое до блеска частым использованием тяжеленное бревно — Ли Стратсберг увидел, как наяву!
— Грамотный, — неопределенным тоном замечает Датч. — С кем связь?
Мусаши думает. Потом еще раз думает. Смотрит на Киришиму — та согласно опускает веки.