— Бергитте Трагелион права, — яростно сказала Авиенда. Она сжимала кулаки, вцепившись в свои юбки. — Конайл Нортэн действительно круглый дурак! Но как кто-то может идти в танце копий за этими детьми? Как может кто-нибудь поставить их во главе?
Дайлин оглядела обеих и решила ответить в первую очередь Авиенде. Она, очевидно, была ошеломлена ее непривычным одеянием, как и тем, что Авиенда с Илэйн приняли друг друга как сестры, и тем, что Илэйн ставила айилку на первое место. То, что Илэйн решила, что ее подруга должна присутствовать на их совещаниях, она еще как-то терпела. Впрочем, не без того, чтобы показывать, что она это только терпит.
— Я стала Верховной Опорой Дома Таравин в пятнадцать лет, когда мой отец погиб в схватке на границе с Алтарой. Двое моих младших братьев погибли в тот же год, сражаясь с мурандийцами, угонявшими наш скот. У меня были советники, но я сама указывала всадникам Таравина, куда наносить удар, и мы проучили и алтаранцев, да и мурандийцев заставили смотреть в другую сторону. Когда детям становиться взрослыми — выбирает время, а не мы, Авиенда, а в наше время ребенок, который является Верховной Опорой, не может не повзрослеть.
— Что же до вас, леди Бергитте, — продолжала она несколько суше, — ваш язык, как обычно… резок. — Она не стала спрашивать, каким образом Бергитте могла знать так много об Артуре Ястребиное Крыло, причем такие вещи, которые неизвестны историкам, но окинула ту оценивающим взглядом. — Бранлет и Периваль будут действовать под моим руководством, а также, думаю, Каталин, как я, не жалею о времени, которое должна буду потратить на эту девицу. Что же до Конайла, то вряд ли он первый юноша, мнящий себя непобедимым и бессмертным. Если вы не можете держать его в узде как Капитан-Генерал, я предлагаю вам попробовать охмурить его. Судя по тем взглядам, которые он кидал на ваши штаны, он пойдет за вами куда угодно.
Илэйн поежилась… стряхивая с себя вздымавшуюся в ней волну ярости. Это была не ее ярость; она испытывала лишь небольшой гнев, в первую очередь — на Дайлин, и еще на Бергитте — за то, что та залила вином полкомнаты. Это была ярость Бергитте. Ей расхотелось отхлестать Ранда по щекам. Вернее, просто стало не до этого. О Свет, Конайл тоже заглядывался на Бергитте?
— Они Верховные Опоры своих Домов, Авиенда, — сказала Илэйн. — Никто из членов их Домов не обрадуется, если я не буду обращаться с ними соответственно. Люди, пришедшие с ними, будут сражаться за Периваля и Бранлета, Конайла и Каталин, а не за меня. Поскольку именно они являются Верховными Опорами.
Авиенда нахмурила брови и обхватила себя руками, словно желая обернуть вокруг себя шаль, но кивнула. Правда, резко и неохотно — никто среди Айил не достигал такого высокого положения, если у него за плечами не стояли годы опыта и одобрение Хранительниц Мудрости, — но она кивнула.
— Бергитте, тебе придется иметь с ними дело как Капитан-Генералу с Верховными Опорами, — продолжала Илэйн. — Седые волосы не обязательно сделают их мудрее, и определенно не прибавят легкости в общении с ними. Они по-прежнему будут иметь обо всем собственное мнение, а годы опыта лишь прибавят ему веса, так что скорее всего они будут в десять раз более убеждены, что знают, что надо делать, лучше, чем ты. Или чем я. — Она сделала большое усилие, чтобы ее голос не прозвучал резко; и, без сомнения, Бергитте ощутила это усилие. По крайней мере поток ярости, текущий по узам, внезапно уменьшился. Он был всего лишь подавлен, а не ушел совсем, — Бергитте нравилось, когда на нее заглядывались мужчины, но она очень не любила, когда кто-либо обвинял ее в том, что она пытается привлечь их внимание, — но все равно, она знала, как опасно для них обеих дать своим эмоциям слишком большую волю.
Дайлин принялась прихлебывать свое вино, по-прежнему изучая Бергитте. Лишь горстка людей знала правду, которую Бергитте так отчаянно хотела держать в секрете, и Дайлин не входила в их число. Однако Бергитте была достаточно небрежна — обмолвка здесь, обмолвка там, — чтобы внушить той уверенность, что некая тайна скрывается за ее голубыми глазами. Лишь Свет знает, что Дайлин может подумать, если разгадает загадку. В любом случае, эти двое были различны как вода и масло. Они могли бы затеять спор даже о том, где верх, а где низ, — не говоря уже обо всем остальном. На этот раз Дайлин, очевидно, решила, что она выиграла по всем статьям.
— Как бы то ни было, Дайлин, — продолжала Илэйн, — я бы обрадовалась больше, если бы ты привела с ними их советников. Что сделано, то сделано, но Бранлет особенно тревожит меня. Если Гильярд обвинит меня в том, что я похитила его, то мы только проиграем.
Дайлин отмахнулась от этого предположения.
— Ты же хорошо знаешь Гильярдов, не так ли? Если учесть, как они грызутся между собой, они вряд ли заметят, что мальчик пропал, до самого лета, а если и заметят, никто не станет выступать против принятого им решения. Ни один из них не захочет признаться, что был так занят спорами о том, кто будет его опекуном, что забыл присмотреть за ним самим. И кроме того, ни один из них не признается перед другими, что с ним не посоветовались заранее. В любом случае, Гильярды скорее согласятся посадить на трон Зайду, чем кого-нибудь из Марне, да и Араун или Саранд они любят не больше.
— Надеюсь, что ты права, Дайлин, поэтому я поручаю тебе разбираться с любым из разъяренных Гильярдов, которые появятся во дворце. А поскольку ты и без того взялась руководить остальными тремя, то сможешь и Конайла держать под присмотром, чтобы он не совершил какой-нибудь уж совсем идиотской выходки.
Несмотря на все предыдущие утешения, первая фраза заставила Дайлин слегка вздрогнуть. Услышав вторую, она вздохнула. Бергитте, увидев это, расхохоталась во все горло.
— Если у тебя возникнут проблемы, я могу одолжить тебе штаны с лампасами и пару сапог, чтобы ты тоже пощеголяла перед юношей.
— Некоторые женщины, — пробормотала Дайлин, глядя в чашу, — могут заставить рыбу клюнуть на согнутый палец, леди Бергитте. Другим же приходится таскать свою наживку по всему озеру.
Авиенда рассмеялась, услышав это, но от Бергитте узы снова донесли вспыхнувший гнев.
Волна холодного воздуха из открывшейся двери прокатилась по гостиной, и Расория вошла, прервав напряженную паузу, повисшую в комнате.
— Явились главная горничная и главный писец, миледи Илэйн, — объявила она. В конце фразы она запнулась, словно почувствовав настроение собравшихся.
Его почувствовал бы и слепой козел — Дайлин сидела, щурясь как кот на сметану, Бергитте бросала свирепые взгляды то на нее, то на Авиенду, а та вдруг вспомнила, что Бергитте на самом деле была Бергитте Серебряный Лук, что заставило ее уставиться в пол с таким смущением, словно она посмеялась над Хранительницей Мудрости. Ах, до чего же Илэйн желала, чтобы все ее друзья могли ладить друг с другом, как она сама ладила с Авиендой! Но все же они как-то уживались вместе, и она полагала, что вряд ли можно требовать большего от живых людей. Совершенство встречается лишь в книгах и сказаниях менестрелей.
— Пригласите их войти, — велела она Расории. — И не беспокойте нас ни при каких обстоятельствах, разве что на город нападут… разве что случится что-нибудь важное, — поправилась Илэйн. В книгах женщины, отдававшие подобные приказы, всегда попадали из-за этого в беду. Иногда в книгах все же можно почерпнуть урок, если искать во всем мораль.
Глава 14. Что знают Хранительницы Мудрости
Халвин Норри, старший писец Илэйн, и Рин Харфор, старшая горничная, вошли вместе, он — склонившись в резком неуклюжем поклоне, она — делая грациозный реверанс, который не был ни слишком низким, ни слишком мелким. Вряд ли найдешь двух людей, столь не похожих друг на друга. Госпожа Харфор, с круглым лицом и аккуратным узлом седых волос на макушке, держалась с королевским величием; мастер Норри же был высоким и нескладным, как какая-нибудь болотная птица, а жалкие остатки волос торчали у него за ушами подобно пучкам белых перьев. У каждого была при себе тисненая кожаная папка, набитая бумагами. Но женщина держала свою на отлете, словно боясь помять парадный красный костюм, на котором никогда не бывало ни одной морщинки, независимо от времени суток или от того, как давно она находилась на ногах; в то время как мужчина прижимал свою папку к узкой груди, словно пытаясь прикрыть старые чернильные пятна, которыми его костюм был испещрен во множестве, включая и большую кляксу, из-за которой хвост Белого Льва оканчивался черной кисточкой. Покончив с выражениями почтения, они немедленно разошлись на некоторое расстояние, не глядя друг на друга.
Как только дверь за Расорией закрылась, сияние саидар вспыхнуло вокруг Авиенды, и она сплела малого стража для защиты от подслушивания. Теперь можно говорить свободно, и даже если бы кто-нибудь попытался подслушивать с помощью Силы, Авиенда узнала бы об этом. У нее был талант к плетениям подобного рода.
— Госпожа Харфор, — сказала Илэйн, — не угодно ли вам начать?
Она, разумеется, не стала предлагать им вина или присесть. Мастер Норри был бы шокирован до глубины души подобным нарушением приличий, а госпожа Харфор скорее всего даже оскорбилась бы. Как бы то ни было, Норри дернулся и искоса посмотрел на Рин, а та поджала губы. Даже после недели подобных встреч неудовольствие, с которым они делали свои отчеты в присутствии другого, было почти осязаемым. Они очень ревниво относились к вверенным им областям, особенно после того как старшая горничная ступила на территорию, которая раньше считалась подотчетной мастеру Норри. Разумеется, управление Королевским дворцом всегда было на попечении старшей горничной, и можно считать, что ее новые обязанности лишь расширили поле ее деятельности. Но Халвин Норри, однако, так не считал. Поленья, пылающие в очаге, затрещали, и над ними взметнулся фонтан искр, улетавших в трубу.
— Я уверена, что второй библиотекарь… шпион, миледи, — произнесла наконец госпожа Харфор, игнорируя Норри, словно это могло заставить его исчезнуть. Она не хотела, чтобы