нца. Он взглянул на Мэта и других, бредущих в одном с ним направлении, встрепенулся, словно хотел что-то сказать, но, покачав головой, побрел дальше, ни разу не взглянув в их сторону. Из-за хромоты Мэта они не могли идти достаточно быстро, поэтому переселенцы медленно, но верно их обгоняли.
Ссутулившись и сжав свободной рукой шарф под подбородком, Эгинин выдохнула и ослабила свою хватку на его боку, которая уже начала причинять Мэту боль. В следующий момент она уставилась в спину фермера, словно собиралась догнать его и как следует отодрать его, а заодно и его быка. Может, все было и не так уж плохо, однако фермер был уже в двадцати или более шагах впереди, поэтому она перевела взгляд на шончанских солдат в разноцветных доспехах, около двух сотен которых быстро шагали по середине тракта колонной по четыре в ряд, обгоняя прочих переселенцев. За ними следовала колонна разнокалиберных фургонов, покрытых туго натянутым холстом, в которые были запряжены упряжки мулов. Середина дороги была специально освобождена для передвижения военных. Полдюжины офицеров в скрывавших лица шлемах с тонким плюмажем – только глаза и видны, – ехали впереди не глядя по сторонам верхом на великолепных лошадях, крупы которых укрывали искусно сделанные красные попоны. По пятам за ними следовал знаменосец со знаменем, на котором было изображено нечто вроде стилизованного наконечника стрелы или, может быть, якоря, перечеркнутого длинной стрелой и изломанной золотой молнией. Под изображением вилась какая-то надпись и какой-то номер, который Мэт не смог разобрать, потому что ветер сильно трепал знамя из стороны в сторону. Люди, сопровождавшие фургоны, были одеты в синие куртки и штаны, на голове были квадратные красно-синие шапки, но солдаты выглядели даже более эффектно по сравнению с остальными шончан – их пластинчатые доспехи чередовали синие с серебристо-белой окантовкой и красные с золотистой окантовкой пластины; выкрашенные во все четыре цвета шлемы были похожи на морды жутких пауков. У каждого на шлеме имелась большая кокарда с якорем, – Мэт все же решил, что это якорь, – стрелой и молнией; все, кроме офицеров, были вооружены причудливо изогнутым луком, висящим на боку, и коротким мечом, уравновешенным на поясе колчаном со стрелами.
– Корабельные стрелки, – проворчала Эгинин, гневно взирая на этих солдат. Ее рука оставила шарф в покое, но все еще была сжата в кулак. – Бесцеремонные забияки. Они всегда создают проблемы, если слишком долго пробудут на берегу.
На взгляд Мэта они выглядели хорошо обученными. Он, во всяком случае, никогда не слышал о солдатах, которые не дерутся, особенно, когда пьяны или скучали, а скучающие солдаты всегда тянутся к выпивке. По краю сознания скользнула мысль о том, как далеко бьет такой лук, но это была отсутствующая мысль. Ему не хотелось иметь дело ни с какими шончанскими солдатами. Если бы он будет и дальше все делать в том же духе, то ему вообще не придется иметь дело ни с какими солдатами. Но его удача, похоже, никогда не заходила так далеко. Судьба и удача – это не одно и то же, к сожалению. На две сотни шагов самое большее, решил он. Хороший арбалет бьет дальше, да и любой двуреченский лук тоже.
– Мы не в таверне, – процедил он сквозь зубы, – и они сейчас не задираются. Поэтому не начинай сама, просто потому, что ты испугалась, что какой-то фермер решил с тобой заговорить. – Она сжала зубы и бросила в его сторону взгляд такой силы, что могла проломить череп. Но это была правда. Она боялась, что стоит ей только заговорить с посторонними, как они узнают ее акцент. Разумная предосторожность, на его взгляд, но, похоже, все это раздражало ее. – Скоро знаменосец начнет задавать вопросы, если ты продолжишь так на него смотреть. Женщины Эбу Дар славятся своей скромностью, – солгал он. Что она может знать о местных обычаях?
Она наградила его косым хмурым взглядом, – вероятно, пытаясь понять, что он имел в виду под «скромностью», – но перестала пялиться на стрелков. Теперь она выглядела готовой укусить, а не ударить.
– Тот парень такой же темнокожий как Ата'ан Миэйр, – пробурчал Ноэл, уставившись на проходящих солдат. – И столь же темнокожий как шаранец. Но я поклялся бы, что у него голубые глаза. Я видел что-то подобное раньше, но где? – пытаясь почесать лоб он стукнул себя удилищем по голове, и ускорил шаги, словно пытаясь догнать парня, и спросить того, где он родился.
Потянувшись, Мэту удалось схватить его за рукав.
– Мы возвращаемся к цирку, Ноэл. Прямо сейчас. Нам не следовало уходить.
– А я тебе это говорила, – кивнув, сказала Эгинин.
Мэт застонал, но ничего не оставалось кроме как продолжать идти. Ох. Прошло уже достаточно времени, чтобы бежать. Он только надеялся, как бы не было слишком поздно.
Глава 2Два капитана
Примерно в двух милях к северу от города колыхалось на ветру широкое синее полотнище с объявлением, натянутое между двумя высокими шестами. Яркие красные буквы были такого размера, что даже с проходящей шагах в ста к востоку дороги, можно было без труда прочитать: «Грандиозное Странствующее Представление и Величайшая Выставка Чудес и Диковин Валана Люка». Для тех, кто не умел читать указано было как найти место расположения чего-то необычного. Если верить объявлению это была Самая Крупная Странствующая Труппа в Мире. Люка часто давал вещам названия с эпитетом «самый» или «величайший», но, как считал Мэт, тут он не соврал. На огороженном парусиновой стеной десяти футов высотой, плотно прижатой к земле, участке поместилась бы приличных размеров деревня.
Мимо этого полотнища проплывал поток людей, с любопытством разглядывая его, но никто не отклонялся с дороги – крестьян и торговцев ждала работа, а у переселенцев она была впереди. От двух вкопанных в землю столбов тянулись толстые канаты, предназначенные для того, чтобы направить толпу к широкому арочному входу сразу за транспарантом, но сейчас не было ни одного желающего войти. В последнее время вообще было мало желающих. Падение Эбу Дар само по себе уменьшило посещаемость лишь незначительно, стоило только людям понять, что город не будут грабить и им не нужно убегать, спасая свои жизни; но Возвращение, все эти корабли и поселенцы, все это вместе заставило многих попридержать свои монеты для более насущных потребностей. Двое рослых мужчины завернувшись в плащи, сшитые похоже из кусков мешковины, дежурили под транспарантом, охраняя вход от желающих войти бесплатно, но и таких в настоящее время не наблюдалось. Парочка, один с кривым носом над пышными усами, а второй одноглазый, сидя на корточках в грязи играла в кости.
Удивительно, но силач труппы, Петра Анхилл, стоял рядом сложив на груди свои огромные руки, превышающие размерами ногу взрослого мужчины, и наблюдал за игрой конюхов. Ростом он был пониже Мэта, зато вдвое шире в плечах, с трудом втиснутые в плотный синий кафтан, что он накинул по настоянию жены. Петра казался поглощенным игрой, но сам никогда не ставил, даже по мелочи. Он со своей женой Кларин, дрессировщицей собак, экономили каждую монету, которую могли заработать, и чтобы оправдаться, Петра рассказал о гостинице, которую собирается однажды купить. Что еще более удивительно, сбоку от него стояла Кларин закутанная в темный плащ и, очевидно, также как и он была поглощена игрой.
Заметив Мэта и Эгинин, приближающихся рука об руку, Петра осторожно посмотрел через плечо на лагерь, что заставило Мэта нахмуриться. Озирающиеся через плечо люди не предвещают ничего хорошего. Однако пухлое темное лицо Кларин вспыхнуло теплой улыбкой. Подобно большинству женщин в труппе она считала Мэта и Эгинин любовниками. Кривоносый конюх, широкоплечий малый из Тира, назвавшийся Коулом, смотрел искоса, словно задолжал ему пару медяков. Никто кроме Домона не считал Эгинин красавицей, но некоторые дураки принимают дворянские титулы за красоту. Или же деньги, а дворянка должна быть богатой. Некоторые считали, что дворянка, бросившая мужа из-за такого парня как Мэт Коутон, готова бросить и его, прихватив с собой свои деньги. Такую историю Мэт и прочие распространяли среди труппы, чтобы объяснить, почему они должны скрываться от Шончан: жестокий муж и упорхнувшие влюбленные. Подобный рассказ каждый мог прочитать в книге или услышать от менестреля, но многие принимали его за чистую монету, хотя такое редко встречается в реальной жизни. Коул, однако, так не считал. Однажды, один из жонглеров мечами, слишком миловидный, решил было пригласить ее разделить с ним кубок вина в своем фургоне, намекая на большее; никто не испытывал сомнений, что вздумай он настаивать и не избежать ему неприятностей – Эгинин – Лейлвин – уже обнажила свой кинжал, висевший на поясе.
Как только Мэт подошел к силачу, Петра спокойно сказал:
– Тут солдаты Шончан, человек двадцать. Их офицер сейчас разговаривает с Люка.
Он не выглядел напуганным, но от беспокойства на его лбу собрались морщины, а его рука легла на плечо жены, словно защищая ее от опасности. Улыбка Кларин испарилась, и она накрыла его руку своей. Они доверяли рассудительности Люка, до известной степени, и осознавали риск, которому подвергались. Или думали, что осознают. И этот риск, в который они верили, был довольно большой.
– Что им нужно? – Требовательно спросила Эгинин, освободившись от Мэта, прежде чем тот смог открыть рот. Собственно, его ответа никто не ждал.
– Постереги-ка это для меня, – сказал Ноэл, вручая свою удочку и корзину одноглазому, который в ответ вытаращился на него. Выпрямившись, Ноэл запустил скрюченную руку под полу кафтана, где он держал пару длинных кинжала. – Мы сможем добраться до наших лошадей? – спросил он Петру. Силач с сомнением взглянул в его сторону. Мэт оказался не единственным, кто сомневался, в своем ли уме Ноэл.
– Они выглядят так, будто не интересуются какими-либо поисками, – сказала Кларин торопливо, сделав слабый намек на реверанс. Все притворялись, что Мэт и остальные – участники труппы, но немногим удавалось не обращать внимания на то, кем была Эгинин. – Офицер в фургоне Люка уже больше получаса, а солдаты за все это время так и не сдвинулись с места возле своих лошадей.