— Ты проделала огромную работу — с уважением признал я.
— С твоей помощью.
— Я был на подхвате — улыбнулся я, глядя, как в тянущихся вдоль стена прозрачных трубах разгорается алое свечение.
После долгих часов простоя все системы Пальмиры заработали и неспешно выходили на рабочую мощностью после тройного дерганья украшенного цветными ленточками рычага.
— Смазка — произнесла Милена, сжимая кулаки — Это считай самое драгоценное. Невосполнимое. Ее добывают из обломков упавших крестов чуть ли не по капле. Раньше Бункер посылал специальные бригады на вездеходе. Они рисковали всем, но после каждой ходки доставляли хотя бы центнер смазки, сцеживая ее из перебитых труб и соскребая чуть ли не с пола. И посмотри, что наделал этот урод… Он слил в унитаз почти все содержимое системы. Их запасов не хватило на пополнение и пришлось влить часть смазки с твоей машины. Мы прошли по самому краю. И не хвати у нас чего-нибудь — Пальмира бы уже выстывала.
— Мы глубоко благодарны вам за спасение — шагнувший в нашу сторону Митомир держал в руках деревянный поднос — Я принес горячего чаю. С травками полезными. Испейте.
— Чаю выпьем — кивнул я, своим нарочито спокойным будничным тоном сбивая весь ненужный сейчас торжественный настрой старца.
Было заметно насколько удручен случившимся этот живущий по чужим правилам старик. Осторожно опустив поднос на край заваленного старыми шестернями рабочего стола, он принялся самолично разливать дымящийся напиток по разномастным кружкам. При этом он не умолкая говорил — будто прорвало так долго державшуюся плотину.
— Как же так? Он ведь брат нам! Сколько лет вместе бок о бок прожили. Никто его ни разу не обидел, ничем не обделил. У нас быт простой, аскетичный. В разговорах меру знаем, никогда не ссоримся, ничьи верования не ущемляем и никого не забываем ободрить в трудный час. Он однажды застудился сильно и слег… так мы от его постели не отходили. Выходили, отпоили… За что же он с нами так? — на меня взглянули искренне удивленные слезливые глаза.
Утерев их рукавом, Митомир развел руками и сокрушенно покачал головой:
— Не понимаю…
— Это и есть главный вопрос — произнес я, беря одну из кружек — Самый главный. Ответим на него — и пойму причину такого… не побоюсь этого слова страшного поступка. Он обрек вас на вымирание. Вас в буквальном смысле спасло чудо. Не выйди наш Бункер из режима молчания, не находись мы так близко, не обладай мы необходимыми запчастями и, что самое главное, не окажись с нами умелый и предусмотрительный специалист… — с взглянул на устало сидящую у стены Милены — Вас бы ничто не спасло. Даже доберись сюда кто из других убежищ, они бы прибыли гораздо позднее и к этому моменту Пальмира бы дожевала сама себя. Ремонтировать было бы нечего — на этот раз я взглянул на лежащий у моих ног диковинный узел, чем-то похожий на гигантское человеческое сердце из стали. Он было вскрыто мной с помощью более чем странного инструмента и теперь можно было увидеть изломанные почернелые шестеренки и что-то вроде прозрачного поршня с множеством торчащих из него тонких и обмотанных золотистой проволокой игл.
Глядя на почернелое «сердце» Пальмиры у моих ног, Митомир снов утер предательски слезящиеся глаза и пробормотал:
— Ничего на ум не приходит. Не было с нашей стороны зла. Никогда не было. Нам без разницы откуда ты, когда и где рожден. Главное, чтобы ты трудился наравне со всеми, был мирным и…
— Да-да — я прервал его довольно бесцеремонно, но говорить старался как можно мягче — Но должна быть причина.
— Быть может… — снова глянув на стальной узел, он пожал плечами — Быть может пережил он умопомешательство? Не от бессловесного гласа, нет, его звуки сюда почти не проникают.
— Шепота здесь не слышно — согласился я и задумчиво почесал щетинистый подбородок — То есть ваша версия — банальное сумасшествие.
— Возраст… усталость…
— Нет — уверенно произнесла Милена, берясь за свою кружку и включаясь в разговор — Чушь! Сумасшедшие все крушат. Беснуются. Ну ладно… может и бывают сумасшедшие с подлой хитринкой, но тут… тут была совершена настоящая диверсия. Причем диверсия очень хорошо продуманная… Как ты и сказал, Охотник, тут мы имеем дело с саботажем. Луковианец действовал быстро и четко, после чего просто ушел… А вы его отпустили!
— Отпустили — признался старик — А как не отпустить? Он ведь человек свободный… Нешто силой удерживать? — он перевел вопрошающий взгляд на меня — В цепи заковывать?
— Вам следовало хотя бы насторожиться — вздохнул я — И сразу же провести полный осмотр. Как я понял, он был вашим инженером? По технической части он все занимался?
— Он. В свое время его обучил Михаил, что ныне почивает вечным сном под дальней березой. Вунро перенял все тонкости, и мы нарадоваться не могли.
— Инженер луковианец Вунро Дивич — поощряюще кивнул я — Прожил здесь много лет, а затем вдруг учинил саботаж и ушел в снега…
— Так и было. Мы ведь уже рассказали…
— Больше подробностей, пожалуйста — попросил я, усаживаясь удобней — И на этот раз выкладывайте все как есть. И без ссылок на ваш священный фолиант и Пашу Аквариумиста — так вся эта история шита белыми нитками и, честно говоря, не особо впечатляет.
— Вообще не впечатляет — фыркнула Милена.
Разом пришедший в движение высоченный блок из множества шестерней лязгнул и ровно загудел, заставив нас вздрогнуть. Красноватый свет стал ярче и белее. От главного рычага неспешно отошел один из жителей Пальмиры, по пути коротко поклонившись нам и благодарно улыбнувшись. Из потолочных щелей пошел нагретый воздух, в ровном потоке зашелестели растущие в десятке шагов молодые деревца. Да… Пальмира очень мала в размерах. Крохотный и больше похожий на галлюцинацию умирающего оазис среди суровых льдов…
— С самого начала обсказывать? — задумчиво поинтересовался Митомир, внешне нисколько не обидевшийся на мои слова.
— Давайте с времен более поздних — попросил я — Хм… А как часто ваш инженер Вунро пользовался радиосвязью? Я так и не увидел кстати, вашу радиорубку.
— А я покажу! — старик с готовностью указал на плотно прикрытую металлическую дверь, за которую нам пока не предлагали заглянуть — Хотите?
Мы с Миленой ответили одновременно:
— Хотим — и одновременно же поднялись.
— Рассказывайте — попросил я уже на ходу — С этим делом надо разобраться…
Прорванная плотина молчания — не всегда благо. Митомира понесло. Видимо он так долго сдерживался и так был стеснен в заданных предшественниками рамках, что это буквально давило на него и сейчас он был рад хотя бы на время сбросить с себя тяжкий образ молчаливого и косноязычно выражающегося торжественного старца слегка не от мира сего. В результате мы начали получать так много не относящейся к делу информации, что мне пришлось направлять рассказчика в нужное нам русло.
Луковианец Вунро был не без мелких странностей. Он быстро проявил себя среди немногочисленных жителей Пальмиры в качестве неплохого техника, а следом проявил незаурядные медицинские познания. Он умело зашивал раны, врачевал суставные боли, составил вполне себе действенный травяной микс от головной боли. Он был очень подвижен, ко всему проявлял интерес, всегда стараясь вникнуть в самую суть и порой изобретая новый подход к, казалось бы, привычному делу. В общем пальмирцам повезло с их новым другом. Они нарадоваться не могли и вскоре перестали обращать внимание на его странности.
Какие?
Ну… Вунро питался так скудно, что был больше похож на обтянутый кожей скелет, чем на живого человека. И никто не мог заставить его зачерпнуть лишнюю ложку тыквенной похлебки. Временами он уединялся в каком-нибудь уголку и час другой мог простоять на коленях перед стеной, но на молитву это похоже не было, а когда его спрашивали, он с улыбкой отвечал, что освежает в разуме лица своей оставленной там семьи. Он постоянно ходил. Даже во время обычной вечерней беседы, когда все собирались рядом с хижиной и после ужина мирно общались на заурядные темы, Вунро был единственным, кто оставался на ногах и постоянно ходил. Еще он считал свои шаги. Не от одного до десяти, скажем, и даже не до сотни. Нет. Он порой озвучивал действительно огромные, как пальмирцам, казалось, числа, хотя истинную их величину они понять не могли — из-за того, что здесь все говорили на русском, Вунро порой машинально называл на нем некоторые цифры, но остальные произносил на родном. Иногда на него что-то находило. Тогда он раздевался почти донага, брал пару горстей сухой почвы с мелкими камешками и растирался всем этим до крови — он буквально скреб себя почвой, крепко прижимая ее к коже. Это случалось редко и стоило его испуганно окликнуть, как он вздрагивал, приходил в себя и торопился в душ — смыть грязь и выступившие капли крови.
Когда мы выслушали эту краткую и более чем ошеломительную характеристику, я задал только один крайне интересующий меня вопрос: а ничего в душе не ёкало, когда такого вот специалиста допуска к важнейшим система убежища?
На этот вопрос Митомир ответить затруднился, зато вспомнил кое-что другое и с некоторой даже радостью заметил, что я не совсем прав — Вунро проявлял интерес далеко не ко всем системам. Так он никогда не приближался к радиорубке — в которой мы сейчас и находились.
Чтобы попасть сюда, нам пришлось пройти плохо отапливаемым узким коридором до спиральной лестницы и с ее помощью подняться на несколько витков выше. Следующая дверь привела нас в узкое и изогнутое бумерангом длинное помещение с бетонной задней стеной, несколькими уже знакомыми мне консолями управления и стальной створкой на противоположной стене. Если я правильно сориентировался в пространстве, то поднимись или опустись эта стальная створка и мы узрим колоссальный светящийся Столп.
— Ангар — подытожила Милена — С чем-то вроде наблюдательного пункта связи…
— В точку — согласился я, смотря на шесть закрепленных на полу кресел.
Четыре кресла были как есть — безликие и созданные для некомфортного сидения. А еще два были «обжиты» — обернуты парой старых рваных одеял, сверху положены обрывки медвежьей шкуры и на каждом по небольшой подушке под поясницу.