– Последнее – не реально! – воскликнул Кондор.
– А первые три задачи?
– Не надо ловить на слове! – вскипел Кондор. – Они тоже на пределе. Но четвертое вообще черт знает что! И потом, митингов не бывает ночью. Кого мы собираемся глушить по темноте. И когда?
– Чем раньше, тем лучше. А кого? Того, кто и так давно политический труп. Но все еще пытается продолжать гадить. Например, на Ведьмином озере. Не догадываешься? Вижу, что догадался. Его надо уничтожить физически, чтобы исключить возможность ментам реанимировать своего любимца политически.
– Вы знаете мое мнение на этот счет… Без меня!
– Кондор! Мы договорились – без нечаевщины. Поэтому – без тебя, так без тебя. Но это осложняет твою задачу в инженерном смысле. Управлять моделью на боевом курсе должны научиться я и…
– Я, – сказал Алхимик.
– А нашим инструктором на эти десять дней будешь ты. Соответственно, чтобы у нас было время на подготовку, ты должен завершить первые три задачи за три дня.
– Безумие! – сказал Кондор.
– Дружище, мой отец рассказывал такой эпизод. На Т-34 была вначале слабоватая подвеска и коробка передач, если не ошибаюсь. Сами понимаете, что это означало во фронтовых условиях. Трем молодым инженерам поручили устранить эти конструкционные неполадки. Они работали так. Днем расчеты, к вечеру чертежи нового варианта решения задачи. Ночью выполнение в металле и установка на танк. Рано утром полигонные испытания. Если вариант очевидно неудачный, поиск нового варианта и так далее.
Новый устойчивый в эксплуатации вариант был готов на пятый день. И потом, – Интеллектуал повысил голос, эти танки давили нацистов с их провокационной обратной свастикой.
Мы все наследники этих инженеров, и будем также с помощью наших изделий уничтожать ментовских провокаторов, толкающих наш русский национализм в битое нацистское никуда.
Задача ясна?
– Ясна, – отозвались все собравшиеся на поляне.
– Кто еще, кроме нас с Алхимиком, – Интеллектуал был уверен в нем, поедет на… – он на миг задумался, и с некоторой усмешкой произнес – натурные испытания.
– Я, – ответил подошедший Гироскоп.
– И я, – поспешил добавить последнее время все более серьезный Юморист.
– Куда же без меня, – с неизменным меланхоличным изяществом заметил Граф.
– Все, больше не надо. Поедем впятером. Кондор, ждем начала тренировок. Времени в обрез.
Все правые националистические партии и группировки современной России выросли из пресловутой «Памяти», как русская литература из гоголевской шинели. «Память» начала греметь в середине 1980-х. Однако мало кто знает, что начало ей было положено изданным в 1979 году романом писателя Чивилихина «Память». Но еще меньше народу знает, что роман Чивилихина появился уже как результат размышлений писателя над большим политическим проектом, в который он верил.
Иной враг бывает лучше иного друга. Как чеканно звучат слова искреннего и последовательного ненавистника России Г. Киссинджера: «Раздавленная 400-миллиардным бременем авантюры переброски Россия рухнет без наших ракет». Господин Киссинджер имел в виду проект переброски северных рек на юг, который проталкивало азиатско-кавказское лобби в правительстве СССР. На пути этой авантюры поначалу стали маститые ученые. Однако большую их часть удалось, мягко выражаясь, уговорить. У Минводхоза, который к тому времени был еврейским министерством по защите экономических интересов азиатов и кавказцев, денег было не меряно.
На пути разорительного для России проекта стали тогда русские писатели. Однако их страстные обращения к партии и правительству надо было подкреплять рациональными доводами. Подготовкой этих аргументов и занялась группа патриотически настроенной научной молодежи. Возглавлял ее профессор Пашкин. А связь с писателями осуществлял Чивилихин. Группа на энтузиазме работала не хуже десятка институтов. И ее труды не оказались напрасными. Они сильно помогли писателям в их борьбе. Переброску рек на юг в итоге заблокировали.
Эта была одна из немногих побед русского лобби в интернациональном монстре СССР. И это тонко почувствовали иные деятели. Через писательские круги в формирующуюся группу русских интеллектуалов пришел художник И. Глазунов. С собой он привел нескольких сотрудников. Среди них был и фотограф Васильев.
Разумеется, в интернациональной империи русская группировка не могла просуществовать долго. Однако на дворе было начало перестройки. «Память» не уничтожили. Ее дискредитировали. Все приличные люди оттуда ушли и все наследство организации, пусть и изрядно попорченное, досталось фотографу Васильеву.
Уже тогда было ясно, что русская идея в условиях ослабления государственного террора рано или поздно прорвется. И тогда КГБ применило умнейший принцип: «Не можешь предотвратить, обязан возглавить». В «Память» с подачи тайной полиции полезли шизофреники, мелкие уголовники и просто ничтожества.
Пришел туда и неизвестный тогда еще никому слесарь Баркаш. Он не обладал никакими талантами, но был непомерно амбициозен. Такие личности нужны были КГБ для управления нежелательными течениями общественной жизни, формирующимися стихийно под влиянием объективных причин.
Если проследить внимательно, то Баркаш был самым заурядным человеком. При этом он не блистал не только некими талантами, которые требуют развития, но и не обладал самыми простыми достоинствами, которые есть у многих обычных людей. Но кураторы из КГБ выудили из его подсознания самые простые мечты слесаря, мечтающего стать вождем, и начали лепить образ, о которым он мечтал сам.
Так из стройбатовца сделали спецназовца. Из заурядного спортсмена с уровнем между вторым и первым разрядом сделали таинственного великого каратеиста, из выходца из самой простой семьи сделали незаконного сына члена Политбюро.
Убедительность образа Баркаша для недалеких людей обеспечивалась тем, что он играл свою роль страстно. Он играл свою мечту. Единственно, что не смогло сделать даже всесильное КГБ, так это легенды о приличном образовании. Дремуче тупой Баркаш не поддавался обучению и его оставили в образе «самородка».
Вот такой деятель и стал одним из могильщиков «Памяти». Можно относиться к ней по разному, но было в этой организации и нечто благородное и нечто умное. Группировка Баркаша развалила организацию не только в прямом, но и в переносном смысле, устроив погром в ее штаб-квартире.
И после этого увела из «Памяти» все самое тупое и провокационное. Чего стоит, например, увлечение нацистской символикой, намеренно эпатажное. Особенно этот провокационный эпатаж был виден на демонстрациях оппозиции 9 мая 1992 и 1993 года, когда в день Победы над нацизмом «оппозиция» под телекамеры маршировала со свастиками под нацистские марши. Вряд ли можно было сделать что-то более полезное для идейных противников национального русского подъема.
Однако умелое руководство КГБ, а затем, после прихода Ельцина к власти, МВД обеспечило группировке Баркаша, которая стала называться к тому времени Русским единством, или РЕ монополию на поле русской национальной активности. Другие, более приличные и менее управляемые русские группировки намеренно душили. Баркашу же давали все. Курьезно, но еврей Музычный, префект Центрального округа Москвы, демократ и либерал, предоставил этим «русским фашистам» монополию на торговлю в Центральном округе спиртным и сигаретами.
Деньги в РЕ лились рекой. И очень многие прагматики решали, что, коль скоро, иных вариантов нет, то лучше бороться за русскую идею в рядах РЕ.
Однако проект был создан не для этих полуромантиков-полупрагматиков. Деньги надо было отрабатывать по самому большому счету. И РЕ их отработало в 1993 году, сымитировав под западные телекамеры «угрозу русского фашизма», исходящую из Белого дома.
После этого отношение властей к РЕ стало сложнее. Они не могли так нагло и почти открыто поддерживать Баркаша после расстрела Белого дома, но в то же время не могли и совсем бросить его. Однако даже этого легкого уменьшения потока благодеяний хватило на то, чтобы организация стала стремительно разваливаться. Уходили одновременно и самые оголтелые шкурники и наиболее приличные люди, которые поняли, что позитив исчерпан, а осталась только голая провокация и дискредитация национальной идеи. Во второй половине 1990-х расколы в РЕ и в ее отколовшихся частях приняли характер цепной реакции.
И, тем не менее, полутруп РЕ продолжал смердеть на русском политическом поле. Иногда даже его пытались реанимировать, когда на горизонте появлялась угроза властям со стороны русского возрождения.
Курьезно, но финансовые вливания уже не могли спасти озлобленного люмпена в роли фюрера. По получении дополнительных денежных порций он только сильнее пил. Ибо был законченным алкоголиком и деградантом.
Вот и сейчас он шел по ночной улице провинциального русского городка в сопровождении одного из своих соратников, приставленных к нему местной полицией. Охранник был, в общем-то, не нужен. Никто не собирался покушаться на спивающегося вождя. Но трусливый неудавшийся фюрер просил шефов не оставлять его одного. И охранник, чертыхаясь, таскался за Баркашом в ночные магазины, когда тому не хватало дозы, но деньги были. Охранник был не столь пьян, но все же довольно расслаблен. Шум сбоку отвлек его внимание. Ему показалось, что прямо над головой пролетела большая птица. Он громко чихнул, ибо птица, вот чудеса, оставила после себя перцовый след.
Чихая, он ничего не услышал, тем более не увидел, как вторая птица пролетела над его охраняемым объектом. Раздался треск, как будто выпалили дуплетом из охотничьего ружья двенадцатого калибра.
Неудавшийся фюрер России лежал на земле с простреленным затылком.
Местной милиции этот висяк был очень досаден. Однако пытаться что-либо найти было бессмысленно. В ближайшей окрестности не было точек, откуда можно было выстрелить из охотничьего ружья. Тем более, что стреляли как будто в упор. Никаких следов кого бы то ни было в ближайших окрестностях тоже не наблюдалось. Никто не заметил никаких людей, которые физически могли совершить такое.