Подчеркнем: в СССР тогда не только частные лица, но и редакции «популярнейших журналов» не располагали множительной аппаратурой. Основные инструменты активистов «самиздата» — механическая пишущая машинка и копировальная бумага. При этом только в первой части «Крутого маршрута» — сотни две машинописных страниц. Даже опытной машинистке тут работы не на один день. Получается, что рукопись обрела широкую известность в рекордно короткий срок.
На самом деле рекорда нет. «Самиздатовское» бытование «Крутого маршрута» началось еще в 1962 году, и к моменту знакомства Гинзбург с Орловой копии рукописи прочитать могли бы многие.
Правда, нет доказательств причастности сотрудников «Нового мира» и «Юности» к распространению «Крутого маршрута». Есть лишь суждение Гинзбург. Другой вопрос — зачем ей это понадобилось.
Ответ понятен. Гинзбург стремилась отвести подозрения от себя, «друзей по ссылке» и всех, кто распространял копии рукописи. А сотрудникам журналов ничего не грозило: за столько лет не раз изменился состав редакций, в них КГБ следы не искал бы, ведь и раньше обошлось без таких разысканий.
Подчеркнем: 23 декабря 1963 года Твардовский подтвердил Гинзбург: есть «принципиальная возможность опубликования». Неделю спустя в письме редколлегии объяснял, почему это невозможно.
За неделю ситуация вдруг изменилась. Поначалу Твардовский если и не обещал публикацию, то не исключал саму возможность ее. Принципиальную. Да, рукопись еще не прочел. Но уже знал: особо нового там нет. Подзаголовок внятно обозначал тематику и проблематику. Все соответствовало сказанному Гинзбург в письме главреду.
Твардовский, объясняя редколлегии свой отказ, привел два взаимоисключающих аргумента, что не мог не заметить. Стало быть, оба не относились к делу, и это роли не играло. Что главред, надо полагать, изначально понимал.
Кстати, Твардовский не советовался с редколлегией, а только сообщил о своем решении. Имел право и не сообщать, это обычная практика. Необычно же, что главред документировал отказ. Да еще и так, чтобы нашлось кому подтвердить: Гинзбург отказано.
Случаи подобного рода документирования крайне редки в новомирской редакционной практике. Значит, правомерны два вопроса. Первый — что же изменилось за неделю. Ну а второй, перед кем и в силу какой причины Твардовский собирался отчитываться.
Предвиденные обстоятельства
Твардовский вряд ли отступил от истины, заявив в письме редколлегии, что «Новый мир» и так «располагает достаточным и даже избыточным количеством страниц сходного по теме с рукописью Гинзбург-Аксеновой материала». После XXII съезда КПСС многие бывшие осужденные посылали свои мемуары в журналы и другие издательские организации.
Публикация таких материалов не запрещалась официально. Лишь 29 декабря 1963 года ЦК КПСС принято было постановление, согласно которому формировалась одна из секций так называемого спецфонда Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма. Там и надлежало хранить поступившие в различные организации «рукописные материалы о нарушениях законности в годы культа личности Сталина»[69].
Имитировался еще и некий компромисс: редакторы могли отказывать мемуаристам, не обижая их отказом. Автору воспоминаний сообщали, что рукопись пока не подлежит обнародованию, потому до поры будет храниться в специальном архиве — как очень важная с точки зрения фактографии. Тут и признание ценности материала, и вполне прозрачный намек: «самиздатовское» распространение неуместно.
Стоит отметить, что 29 декабря 1963 года — воскресенье. Но отсюда вовсе не следует, что для принятия указанного постановления собирался ЦК КПСС. Это и не требовалось.
13 декабря закончился очередной пленум, однако не все актуальные документы были приняты. В подобных случаях один из секретарей по телефону оповещал всех, кто входил в состав ЦК КПСС, о решавшейся проблеме и спрашивал, согласны ли они с новым постановлением, которое не успели обсудить. Для сотрудников аппарата выходные дни не предусматривались. В порядке очереди дежурили.
Суслов, надо полагать, специально отложил принятие соответствующего постановления. На пленуме обсуждать его вряд ли стоило. Главный идеолог страны постепенно и поначалу неприметно возвращал позиции, утраченные после XXII съезда КПСС.
Так было официально введено ограничение публикаций по теме «нарушений законности в годы культа личности Сталина». Правда, новым постановлением не предусматривалось, что в партийный архив должны поступать решительно все рукописи указанной тематики. Руководители организаций могли сами решать, понадобятся ли эти материалы ИМЛ. Главное, чтобы в «самиздат» не попадали.
О новом постановлении Твардовский узнал сразу. Получил сведения от Поликарпова, занявшего должность заместителя заведующего Идеологическим отделом ЦК партии. Новомирский главред и был креатурой Поликарпова, что отмечалось выше.
Реагировать надлежало оперативно. И пришлось главреду срочно читать рукопись «Крутого маршрута». О том, что с ней уже ознакомились гинзбурговские «друзья по ссылке», Твардовскому было известно от автора. Значит, не исключалось «самиздатовское» распространение.
Было еще одно немаловажное обстоятельство. Твардовский не мог его не заметить. Гинзбург в «Крутом маршруте» акцентировала, что писала только правду, значит, не выдумывала фамилии сотрудников НКВД, связанных с арестом, следствием и вообще пребыванием автора рукописи под стражей. Оглашение же в печати таких сведений не разрешалось.
Характерно, что Твардовский, обращаясь к редколлегии в связи с рукописью Гинзбург, не упоминал о крамоле. Потому как в «Хронике времен „культа личности“» еще не было — на уровне фактографии либо осмысления — ничего принципиально нового — по сравнению, например, с повестью Солженицына. Кстати, уже переизданной в популярнейшей серии «Роман-газета»[70].
Твардовский не отправил «Крутой маршрут» в ИМЛ. Это не соответствовало бы репутации новомирского главреда, сложившейся в послесталинскую эпоху. Но все, что связано с рукописью, было документировано.
Редакционным журналом фиксировалось, как положено, что рукопись принята после 23 декабря 1963 года. Письмо автора, адресованное Твардовскому, подтверждало, что ее «друзья по ссылке» ознакомились с воспоминаниями. Главредовское же обращение к редколлегии свидетельствовало: неделю спустя Гинзбург отказано. Значит, «самиздатовское» распространение «Крутого маршрута» не с редакции «Нового мира» началось. Вот это и требовалось документировать.
Автором «Крутого маршрута» тоже был получен ответ из «Нового мира». Что там за аргументация — нет сведений. В послесловии к завершенной книге Гинзбург цитировала лишь переданную знакомыми язвительную реплику Твардовского.
Скорее всего, не отступила от истины. Аналогичные суждения Твардовского известны.
После отказа автор «Крутого маршрута» и обратилась в редакцию журнала «Юность». Там, согласно послесловию, «рукопись тоже залежалась». Получается, что и ранее — в «Новом мире» — лежала долго.
Однако нет оснований полагать, что решение Твардовского долго скрывали от Гинзбург. Судя по документам, об отказе ее известили не позже января 1964 года.
Можно спорить, ошиблась ли Гинзбург или же истину сознательно искажала. В любом случае ясно, что ее рукопись попала к редактору «Юности» примерно в январе 1964 года.
Маловероятно, чтобы редакции «Юности» был предоставлен вариант, прочитанный Твардовским. Наиболее резкая критика советского режима — в главах второй части «Крутого маршрута», и, надо полагать, Гинзбург рисковать не стала.
Она не указала точно, когда получила отказ Полевого. Но срок можно определить. Гинзбург утверждала, что «к концу 1966 года все надежды на какую-то, кроме самиздатовской, жизнь книги были погребены». Выходит, ждать пришлось более двух лет. Не пять, но все-таки долго.
Это странно: Гинзбург ранее печаталась в журнале, ее знали сотрудники и, конечно, главред «Юности», а Полевому, по свидетельствам многих современников, не была свойственна бестактность.
Еще одна странная деталь — ответ Полевого в последнем разговоре с Гинзбург. По ее словам, главред «Юности» «воскликнул: „Неужели вы всерьез надеялись, что мы это напечатаем?“».
Следует отсюда, во-первых, что Полевому были очевидны причины, в силу которых нельзя печатать «Крутой маршрут». Во-вторых, главред был уверен: Гинзбург они тоже ясны.
Что за причины — не сказано в послесловии. Согласно Гинзбург, из «Юности» рукопись отправили в ИМЛ, а в сопроводительном документе указывалось, что «она может явиться материалом по истории партии».
Это проверяемые сведения. Рукопись Гинзбург была отправлена в ЦПА ИМЛ. Ныне она хранится в РГАСПИ[71].
В секретном письме, адресованном ЦК партии, директор ИМЛ сообщал о материалах, поступавших с января 1965 года по январь 1966 года. Так, отмечено: «Из редакции литературно-художественного и общественно-политического ежемесячника Союза писателей СССР „Юность“ получена рукопись Гинзбург Е. С. „Крутой маршрут. Хроника времен культа личности“, объем 202 страницы»[72].
Значит, рукопись Гинзбург поступила в ЦПА ИМЛ не позже января 1966 года. Вероятно, даже раньше.
Отсюда следует, что не позже января 1966 года Полевой уже принял решение отказать автору «Крутого маршрута». После этого рукопись и была отправлена в ЦПА ИМЛ.
Но, как отмечено выше, Гинзбург утверждала, что отказ получила «к концу 1966 года». В таком случае правомерен вопрос: сразу ли в редакции «Юности» было принято решение отказать Гинзбург, или же сначала ее постольку «обнадеживали», поскольку рукопись намеревались публиковать.
На этот вопрос можно найти ответ в самой рукописи. Точнее, машинописи с правкой, внесенной чернилами и карандашом.