Ну а Суслов после неудавшейся интриги начал подготовку другой. Аналогичной. При этом в советской периодике не прекращались нападки на журнал Твардовского.
Двойной удар
Споры о новомирских публикациях были уже давно за пределами собственно литературной полемики. Твардовского как главреда откровенно травили, что подразумевало так называемые «оргвыводы».
Это отмечал в цитированной выше книге и Турков, биограф Твардовского. Ссылался на материалы ЦК партии, утверждая, что «в мае 1968 года по докладу отделов культуры и пропаганды было поручено обсудить вопрос о руководстве журнала, „имея в виду новые кандидатуры на пост главного редактора и его заместителей“»[79].
Редакции срочно нужны были контрмеры. И Твардовский, согласно Туркову, позвонил «и написал аж „самому“. Брежнев откликнулся, позвонил, был любезен и доброжелателен (давно, мол, хотел встретиться). Пообещал вскоре принять».
Звонил Твардовский, разумеется, в приемную Брежнева. Туда и письмо отправил, вновь минуя Суслова. Имел право — по официальному статусу и в силу личного отношения лидера партии к автору «Василия Теркина».
В редакции ждали результата, опасность была все ближе. Соответственно, Турков отметил: «Но грянула августовская „страшная десятидневка“, и обещанная встреча так и не состоялась».
Речь шла об августовском вторжении советских войск в Чехословакию. Твардовскому надлежало одобрить решение партийного руководства, он медлил.
Но и после такой демонстрации строптивый главред сохранил пост. Вопреки сусловским усилиям, Брежнев не санкционировал отстранение Твардовского от должности.
Очередной удар нанесен весной 1969 года. В оглавлении семьдесят второго номера посевовского журнала «Грани» указано: «Владимир Войнович — Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Роман-анекдот в пяти частях. Часть первая»[80].
В редакционном врезе источник обозначен. Правда, не без экивоков: «Публикуемая рукопись „Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина“ приобретает все большую известность в выпусках Самиздата. На полученном нами экземпляре как автор указан Владимир Войнович. Действительно, в 1963 году „Новый мир“ анонсировал новое произведение Войновича под названием „Жизнь солдата Ивана Чонкина“. На страницах „Нового мира“ оно, однако, не появилось. Возможно, что авторство публикуемой нами рукописи, распространяемой Самиздатом, только приписывается В. Войновичу. Но независимо от этого мы считаем, что это произведение принадлежит к числу лучших сатирических произведений, созданных нашей литературой за последние пятьдесят лет».
Анонс в «Новом мире» был. Статья «От редакции» помещена в октябрьском номере 1963 года, анонсировались публикации следующего. Но речь шла о планах, а не обязательствах. И отмечалось, что авторы журнала далеко не всегда успевают предоставить обещанные рукописи в сроки, предусмотренные договоренностями. Кстати, «роман-анекдот» не упомянут. Сказано только, что планируется напечатать «повесть Войновича „Жизнь солдата Ивана Чонкина“ — о воинах Советской Армии»[81].
Однако неточности подобного рода не играли никакой роли. Войнович ранее печатался в журнале Твардовского, и «Новый мир» анонсировал «новое произведение», оказавшееся крамольным. Хотя бы потому, что им в «Гранях» заинтересовались.
Главное же, что из редакционного вреза следовало: в «самиздат» а затем и на страницы эмигрантского издания главы «романа-анекдота» попали стараниями Войновича, либо — из редакции «Нового мира».
В первом случае получалось, что Твардовский анонсировал крамольный роман давнего новомирского автора, но цензура воспрепятствовала публикации, вот обиженный романист и воспользовался «самиздатовскими» возможностями шесть лет спустя. Значит, новомирский главред дважды виноват: крамольнику покровительствовал и пытался напечатать крамолу.
Ну а во втором случае примерно то же самое получалось, только не автор романа воспользовался «самиздатовскими» возможностями, а кто-то из сотрудников «Нового мира». Соответственно, Твардовский виноват трижды: еще и подчиненных выбрать правильно не сумел.
Однако Твардовский опять не был отстранен от должности главреда. И хотя кампания против «Нового мира» не прекращалась, она не соотносилась с иностранной публикацией Войновича. Расследование в редакции тоже не проводилось. КГБ не интересовало, каким образом за границей оказалась крамольная рукопись. Знали это и без следственных действий. Нет другого объяснения, не противоречащего здравому смыслу.
Знакомая ситуация. Та же, что в случаях с Дудинцевым и Гинзбург.
Сусловская интрига опять не удалась. Мишенью был Твардовский, а не автор «романа-анекдота».
Что до упомянутого анонса, так его история Войновичем изложена много лет спустя. Речь шла о допустимом и обычном литераторском приеме: «Свою главную книгу я задумал в 58-м году, а писать начал в 63-м. Очень скоро понял, что этот замысел заведет меня далеко. В надежде легализовать его, я уже на начальной стадии заключил с „Новым миром“ договор на роман „Жизнь солдата Ивана Чонкина“. В заявке немного схитрил, сообщив, что собираюсь написать роман о простом солдате, прошедшем всю войну и дошедшем до Берлина. Схитрил, но не соврал. Сюжет был задуман именно таким, каким он вышел, а то, что образ солдата получится у меня не вполне совпадающий с хрестоматийно-советским, так этого я никому не обязан был сообщать. Если бы я с самого начала сказал, что моим героем будет нелепый, маленький, кривоногий и лопоухий солдат, не видать бы мне договора, но он был со мной заключен, и я получил аванс, весьма, впрочем, скромный»[82].
Аванс пришлось вернуть. Даже к началу 1968 года роман еще не был дописан. Это, подчеркнем, обычный случай.
Кстати, в том же октябрьском номере 1963 года есть и другие анонсы, нереализованные в предусмотренный срок. К примеру, указано, что планируется опубликовать «повесть Г. Владимова „Три минуты молчания“ — о рыбаках, ведущих промысел в Атлантике».
На самом деле Г. Н. Владимов завершил работу почти на пять лет позже обещанного срока. «Новый мир» опубликовал «Три минуты молчания» в 1969 году[83].
Ситуация, подчеркнем, обычная. Редакция «Нового мира» выдавала авансы популярным авторам, не дожидаясь предоставления рукописей.
Войнович, по его словам, в 1968 году передал рукопись романа о солдате Твардовскому. И тот категорически отказался ее печатать, о чем сообщил автору лично.
Нет оснований полагать, что Войнович сам отправил за границу рукопись. Знал он, чем рискует: за несанкционированной иностранной публикацией могло бы следовать исключение из ССП, а это подразумевало бы завершение карьеры литератора. Не печатали бы его на родине. В дальней же перспективе — арест.
Положение Войновича и так было сложным. Он к весне 1969 года — известный прозаик, драматург, поэт, однако публиковался уже крайне редко из-за того, что неоднократно подписывал обращения в защиту диссидентов. Выручала работа с известными режиссерами, сценаристами, вот и жил на гонорары за инсценировки и сценарии.
По словам автора крамольного романа, к заграничной публикации мог быть косвенно причастен его знакомый — Ю. З. Телесин. Математик, диссидент, шахматист, он, «прочтя мою рукопись, пришел в восторг и сам ее перепечатал, впрочем, спросив у меня разрешение. Я, по свойственной мне беспечности, разрешил, не просчитывая, что может случиться дальше. И вот случилось! Рукопись бесконтрольно гуляла по рукам, в конце концов, попала за границу и напечатана в журнале, считавшемся самым антисоветским. Моего согласия никто не спрашивал и никто не был обязан — Советский Союз еще не присоединился к Женевской конвенции».
Такова гипотеза Войновича. Ее нельзя отвергнуть как вариант невероятный в принципе. Однако нет сколько-нибудь достаточных оснований полагать, что Телесин причастен к отправке рукописи за границу. Гораздо более вероятно другое: это произошло без его ведома и/или участия.
Подчеркнем еще раз: нет сведений о следственных действиях в связи с отправкой рукописи за границу. Допустим, Войнович не пожелал сообщить, как его о том расспрашивали в КГБ. Но о допросах сотрудников «Нового мира» тоже не известно ничего. И это — вопреки прозрачным намекам в «Гранях».
Добивались же от Войновича покаяния. Разумеется, в печати. О чем автор крамольного романа и вспоминал через много лет: «Старое это прошлое, давным-давно быльем поросло, и многих подробностей я уже, конечно, не помню, но помню только, что все лето 1969-го, и осень, и зиму, и следующее лето меня куда-то вызывали и не то чтобы допрашивали, но льстили, соблазняли посулами и пугали последствиями, что если я не покаюсь, не „разоружусь перед партией“, к которой я не имел отношения, не признаюсь публично, что написал повесть очернительскую, клеветническую, антисоветскую и даже хуже того (я-то думал, что ничего хуже не бывает) — антинародную, то последствия для меня будут хуже, чем плохими. А вот если разоружусь и признаюсь, то все будет прекрасно».
Значит, в ЦК партии выбрали пастернаковский вариант. Подразумевалось бы, что покаявшийся сам и отправил рукопись заграничным издателям.
Суслова вряд ли интересовал Войнович как таковой. Но если бы он покаялся, то отказ КГБ от расследования в «Новом мире» был бы хоть как-то обоснован. Опять же унижение автора крамольного романа — урок всем писателям. А заодно и мера превентивная, исключающая дальнейшую публикацию «романа-анекдота». Если уж сам романист признал клеветнической свою книгу, так и печатать ее незачем.
Войнович от покаяния отказывался, но до поры это роли не играло. Мишенью оставался Твардовский. Новомирский главред упорствовал, каяться тоже не спешил.
Ему очередной удар был нанесен довольно скоро. В октябрьском номере 1969 года журнал «Посев» напечатал антисталинскую поэму Твардовского «По праву памяти»