Вполне могло бы «взбесить». Получалось ведь, что «метропольские» организаторы демонстративно игнорируют мнения руководителей ССП. Буквально провоцируют карательные меры. Если не было предварительной договоренности, так реакция прогнозировалась.
Она весьма иронически характеризовалась Ерофеевым. По его словам, началом «кампании против „МетрОполя“ стал секретариат Московской организации Союза писателей. Он состоялся 20 января 1979 года. Во-первых, мы не думали, что их там будет так много. А их было человек пятьдесят. Во-вторых, мы получили от них какие-то очень возбужденные повестки с нарочными: вам предлагается явиться… в случае неявки… Дальше шли угрозы. В-третьих, это „заседание парткома“ было накануне нашего предполагаемого вернисажа, который их особенно напугал и стал основной темой заклинаний».
Согласно Ерофееву, напугала писательское руководство подготовка к презентации альманаха. Точнее, макета. Изначально «было задумано так: мы устраиваем вернисаж „МетрОполя“, то есть знакомим с ним публику. Сняли помещение. Праздник должен был состояться в кафе „Ритм“ возле Миусской площади. Пригласили человек триста».
Разумеется, о «празднике» узнали и литературные функционеры. Они, по словам Ерофеева, испугались, что известие о «метропольском» вернисаже распространят иностранные радиостанции, вещавшие для СССР. К примеру, наиболее популярная — «Голос Америки». Или же «Голос Израиля», равным образом «Свобода», «Немецкая волна» и т. д. Ну а «потом выйдет книга на Западе. „Предупреждаю вас, — заявил председатель собрания Ф. Кузнецов, — если альманах выйдет на Западе, мы от вас никаких покаяний не примем“».
Ф. Ф. Кузнецов был в ту пору довольно известным критиком и литературоведом. Официальный статус — «первый секретарь правления Московской писательской организации Союза писателей СССР».
Понятно, что именно Кузнецову и надлежало по должности пресекать «метропольскую» инициативу. Странно другое: за дело взялся с большим опозданием. Подготовка альманаха почти год продолжалась, а литературный функционер ей не препятствовал, хотя и обязан был принимать соответствующие меры.
Неосведомленность тут ни при чем. Кузнецов не мог не узнать в первые же месяцы о планах, которые «метропольцы» обсуждали прямо за ресторанными столами Центрального дома литераторов.
В том же здании — кабинеты писательских начальников. Функционеры отнюдь не пренебрегали кухней, славившейся на всю Москву. И Кузнецов бывал часто в ресторане ЦДЛ. Знал о подготовке альманаха. Но все-таки медлил. А почему — никогда не обсуждалось публично.
К этому вопросу мы еще вернемся. А пока более важно, что собрание, где запугивали «метропольских» организаторов, состоялось накануне «предполагаемого вернисажа».
Следовательно, у Кузнецова уже и выбора не было. Все функционеры знали по собственной организационной практике, что для достижения цели выбираются средства, ей соответствующие, а в данном случае вообще не оставалось сомнений: если б «метропольцы» не планировали заграничное издание, так не стали бы и тратить немалые деньги на пресловутый «вернисаж».
По словам Попова, «метропольские организаторы» после 22 декабря 1978 года обдумывали варианты изменения планов. Были опасения: «Мы все вечером после секретариата собрались и проспорили полночи — отменять вернисаж или нет. Отменили. По тактическим соображениям. Тем не менее я утром к этому кафе пошел, чтобы предупредить тех, кто еще не знает об отмене».
Но было уже поздно. Ерофеев подчеркнул, что «КГБ отреагировал по-военному: квартал оцепили, кафе закрыли и опечатали по причине обнаружения тараканов, на дверь повесили табличку „Санитарный день“, а нас стали таскать на допросы в Союз писателей».
Почему именно туда — понятно. Формально попытку устроить «вернисаж» нельзя признать нарушением закона, реально же были нарушены правила неписаные, соблюдение которых полагалось контролировать ССП, где «метропольские» организаторы и состояли.
Громкий получился скандал. Среди приглашенных на «вернисаж» — иностранные журналисты. Так что о пресечении «метропольской» инициативы стало известно в редакциях заграничных периодических изданий. Согласно Попову, «вечером того дня все „голоса“ уже трубят о преследованиях писателей в СССР».
Нет оснований полагать, что «метропольцы» не предвидели, как может закончиться попытка устроить несанкционированный «вернисаж». Стало быть, они вполне сознательно использовали опыт «художников-авангардистов». Ерофеев о том обмолвился невзначай. Подтвердил и Попов. В итоге получился аналог «бульдозерной» выставки.
Результат, подчеркнем еще раз, вполне предсказуемый. Но, по словам «метропольских» организаторов, не планировавшийся изначально.
Акция и реакция
«Метропольские» организаторы добились международной известности. Она и защищала.
Но и писательское руководство должно было реагировать незамедлительно. Выбора не осталось: в ЦК партии вряд ли простили бы медлительность. Потому 9 февраля 1979 года в газете «Московский литератор» была опубликована кузнецовская статья «Конфуз с „Метрополем“»[134].
Согласно Кузнецову, не было литературного события как такового. Он утверждал: «Водевильная история эта с самого начала была замешана на лжи».
В чем же ложь заключалась — пояснил. Если верить Кузнецову, «метропольские» организаторы подходили «к крупному или не очень крупному писателю и, отведя в сторонку, спрашивали: „Нет ли у вас чего-нибудь такого… что когда-нибудь куда-нибудь не пошло?…“ — „А зачем?“ — „Да мы тут литературный сборник замышляем, ВААП думаем предложить…“».
Говорили так, нет ли, но следовало из статьи, что «метропольские» организаторы намекали коллегам: затея санкционирована. Иначе бы и ВААП не упоминали. А далее, согласно Кузнецову, некоторые писатели, «чувствуя, что дело нечистое, отказывались, другие, более легковерные, соглашались. Но и тем, кто соглашался, всей правды не говорили, упорно именуя свою затею „чисто литературной“».
Подразумевалось, что лукавили. А когда их разоблачили — еще и лгали: «Заботой о литературе объяснили эту затею ее организаторы (В. Аксенов, А. Битов, Ф. Искандер, В. Ерофеев, Е. Попов и др.) и секретариату правления Московской писательской организации, и всем остальным. „Основная задача нашей работы, — писали впоследствии они, — состоит в расширении творческих возможностей советской литературы…“».
Цитатой и обосновал Кузнецов сказанное ранее о «лжи». Далее — издевался: «Ах, лукавцы! Этакие беззаботные и безобидные литературные шалуны!»
По его словам, организаторы неискренними оказались. В противном случае они бы суждением о своей «задаче» открыли бы «альманах „Метрополь“! И вопрос был бы, ко всеобщему удовлетворению, тут же решен: люди позаботились о советской литературе, пришли в родную писательскую организацию с интересным начинанием, попросили творчески обсудить его, чтобы отобрать все действительно ценное, что по недоразумению не попало на журнальные или книжные страницы, подготовить предисловие, начинающееся процитированными только что словами — и в путь! В любое отечественное издательство».
Тут Кузнецов и проговорился невзначай. Цензуру подразумевала та последовательность действий, что предлагал он в качестве единственно правильной. С просьбой о разрешении были б должны обратиться составители «Метрополя» в «родную писательскую организацию». Там литературные функционеры и отбирали бы «все действительно ценное».
Получилось совсем иначе. А далее, по словам Кузнецова, он и другие функционеры все же попытались избежать конфликта, вернуть ослушников на путь единственно правильный — характеризованный выше: «Именно такой, нормальный, естественный ход делу и предложили составителям „Метрополя“ в секретариате правления Московской писательской организации».
Ослушники же упорствовали. И Кузнецов демонстрировал негодование: «Как раз естественное, нормальное развитие событий и не устраивало составителей альманаха».
Разумеется, «не устраивало». Как раз такое «развитие событий» и не было «естественным, нормальным», если альманах — бесцензурный. Вся затея теряла смысл.
Ну а Кузнецов особенно возмущался сказанным в предисловии. Объявил неприемлемым принципиальный отказ составителей от цензорско-редакторского вмешательства: «Ничего себе условьице для успешного решения задачи „расширения творческих возможностей советской литературы“!».
Критик и литературовед прав был — по-своему. Если точнее, по-советски. Далее Кузнецов утверждал, что «метропольское» условие — «на грани шантажа и фантастики: ни одно издательство в мире не в состоянии принять его, если там думают об интересах дела, а не о грязной игре, не имеющей ничего общего с литературой».
Вывод был очевиден. Из сказанного Кузнецовым с необходимостью следовало, что в любом заграничном издательстве, согласившемся опубликовать «Метрополь», думают именно «о грязной игре, не имеющей ничего общего с литературой».
Далее — конкретные инвективы. Кузнецов заявил: «Не такая ли игра как раз и затевается вокруг этого альманаха? Об этом говорит хотя бы тот факт, что составители принесли свой фолиант в писательскую организацию по просьбе секретариата уже тогда, когда текст альманаха, как выяснилось позднее, вовсю готовился к набору в некоторых буржуазных издательствах за рубежом. Не успели составители дать клятвенное заверение в чистоте своих намерений, заверить своих товарищей по организации, что альманах не отправлен за рубеж, что буржуазные корреспонденты ничего не знают о нем, как буквально на следующий же день на Западе началась пропагандистская шумиха вокруг „Метрополя“. Это ли не конфуз!»
Значит, главное обвинение — этического характера. Обман. Доказательства, по Кузнецову, налицо: «Оконфузились не только организаторы альманаха, но и те, кто пытается на столь ненадежной основе продолжать непристойную политическую игру».
Имя было названо. Кузнецов утверждал: «Небезызвестный американский издатель Карл Проффер, специализирующийся на подобного рода публикациях, заявил о своей готовности выпустить этот альманах».