— Никогда.
— И не написал ни разу?
— Куда там!
— Вылитый Парслоу, — философски заметил Галли. — Чего и ждать от человека, который обкормил Кнута? Наверное, ты расстроилась. Да и как иначе? Бросить доверчивую девушку… Хорошенькое у тебя представление о мужчинах! Была ты счастлива со Стаббзом?
— Да, вполне.
— Ну и слава богу, — обрадовался Галли. — Все хорошо, что хорошо кончается. Пусть мертвые… и так далее[23]. Что ж, теперь даже лучше, что Парслоу тебя обидел. Ты ничего не пожалеешь, чтобы обидеть его. Именно это нам и нужно, такой самый дух. Еще пива?
— Спасибо, нет.
— Тогда берем такси. Держись, когда увидишь Конни. С дядей — снисходительное высокомерие типа «Вот что, любезный…» или, скажем: «Любезнейший Бидж…» Единство стиля, что поделаешь.
Промежуток между чаем и обедом заполняется во всех достойных сельских домах писанием писем. Отяжелевшие от пончиков обитатели усадеб идут к себе и пишут друзьям. Те, кто все же заснул, пытаются снова, на следующий день.
Леди Констанс удалилась в свой будуар, расположенный рядом со спальней, чтобы перечитать письмо на Лонг-Айленд. Перечитав его, она закурила, но тут пришел брат ее Галахад.
— Да? — спросила она тем самым голосом, которым сестры ее рода спрашивают «Да?» у братьев его рода. Кроме того, она подняла брови.
Но Галли этим не проняла.
— Вылезай из рамы, Мона Лиза, — сказал он. — Что ты думаешь о миссис Бенбери?
Здесь ему требовались сведения из первых рук. Когда он знакомил этих женщин, хозяйка замка дважды моргнула, словно ее шлепнули мокрой рыбой; и это ему не понравилось. Он и без Биджа знал, как высоки стандарты у его сестры, а в Моди многое было только для взрослых. Он и сам не был уверен, что она удержалась в рамках.
Однако после первого шока все, как ему показалось, шло хорошо — и он не ошибся. Конечно, леди Констанс дрогнула, но тут же напомнила себе, что гостья ее — американка. Даже от самых светских женщин, если они из Америки, нельзя требовать особой, изысканной неприметности. Сделав эту поправку, она легко поддалась приветливости и прелести Моди, которые ничуть не уменьшились, а потому письмо, лежавшее сейчас на столике, стало таким восторженным. Леди Констанс думала о прекрасной сыщице точно то же самое, что шропширский народ, хозяин «Герба» и несовершеннолетний Перси.
— Прелестная женщина, по-моему.
— Да. Я как раз написала мистеру Доналдсону, что она мне понравилась.
— Замечательно. Превосходно. Мало того, великолепно.
— Почему тебе это так важно?
Галли укоризненно взглянул на нее.
— Дорогая Конни, — сказал он, — мне это важно потому, что я искренне привязан к Пенни Доналдсон. Миссис Бенбери — близкий друг ее отца. Представь себе, что испытает бедная девочка, если ты будешь себя вести в стиле grande dame[24]. Это вполне могло случиться. Сколько раз, у меня на глазах, ты бывала высокомерной аристократкой! Потому тебя и не любят.
— Успокойся, — бестрепетно ответила леди Констанс. — Миссис Бенбери немного экстравагантна, но очень мила.
— И я так думаю.
— При чем тут ты? Хорошо, я тебя не задерживаю.
— Что я — Кларенс! Честное слово, никогда не видел, чтобы он так восхищался женщиной. Обычно заставишь его поздороваться — и все, бежит, как последний кролик. А сейчас — ел из рук. Идут к Императрице, как два моряка в Марсельском порту, сам видел. Поразительно!
— Галахад, я занята.
— Э?
— Я занята.
— Ничего подобного. Когда я вошел, ты курила, задрав ноги.
— Я не задираю ног.
— И захрапела бы, если бы я…
— Как ты смеешь? Я не храплю.
— Это не важно. Важно то, как ты себя ведешь. Если уж брат не может зайти, чтобы ты не окатила его холодом, плохи дела в английской семье.
Беседа приближалась к потасовке, оба были пылкими людьми, но тут вошел лорд Эмсворт, немедленно заговоривший тем высоким тенором, какой он употреблял, когда его обижали.
— Марки! — сказал он. — Пишу письмо, а марок нет. Конни, ты их взяла?
— Я не брала никаких марок, — устало ответила сестра. — Сам забываешь напомнить Биджу, чтобы положил тебе в коробочку. Пожалуйста, бери.
— Спасибо, — сказал умиротворенный граф. — Славно, славно, славно. Пишу в Шропширское, Херфордширское и Южно-Уэльское общества.
— День рождения? — осведомился Галли.
— А? Кажется, нет. Вчера пришло от них письмо, очень лестное. Просят выступить. Ой, господи! — вдруг всполошился он. — Цилиндр надеть придется?
— Конечно.
— А воротничок?
— Помилуй, Кларенс, не в пижаме же выступать!
Лорд Эмсворт об этом подумал.
— Да, ты права, не в пижаме. Воротничок в такую погоду!
— Noblesse oblige, — заметил Галли.
— А?
— Галахад хочет сказать, что положение налагает определенные обязанности.
— Именно, — сказал Галли. — Порази этих свиноводов. Фрак, цилиндр, воротничок — и они подумают: «Да, графы — это тебе не кот начхал!» Если же они увидят тебя в обычном обличье, они, скорее всего, восстанут. Порази их, плени, ослепи, как Соломон — царицу Савскую[25]. Разве это выполнимо в куртке с продранными локтями?
— И в брюках, которые очень давно не гладили, — прибавила леди Констанс. — Вылитый бродяга. Что о тебе подумала миссис Бенбери?
— Она подумала, что я вылитый бродяга?
— Сказала она, чтобы ты не пил?
— Нет. Нет. Не припомню.
— Тогда еще ничего. Прелестная женщина, Кларенс.
— Очень красивая.
— Вы с ней подружились вроде бы.
— Да, да, да!
— Прекрасно, — сказал Галли, подходя к окну. — Я вот говорил Конни, что вы мне напомнили двух… Эй, что это?
— В чем дело, Галахад?
— Какой-то человек на террасе.
— Человек?
— Посмотри.
Лорд Эмсворт тоже подошел к окну.
— Где? Я не вижу… А, я не туда смотрел. Это не какой-то человек. Это мой секретарь.
— Не знал, что у тебя есть секретарь.
— И я не знал.
— Пойди поговори с ним.
— Я с ним говорил. Знаешь, как я боюсь секретарей, а этот мне понравился. Ты подумай, какая удача! Не успели мы познакомиться, а он говорит: «Лорд Эмсворт, вас, часом, не интересуют свиньи?» Я говорю: «Интересуют. А вас?» — «Это просто страсть. Я, — говорит, — всем надоедаю», и как стал рассказывать! Многого и я не знал. Особенно про свиней в Древнем Египте. Они умножали урожай и усмиряли злых духов.
— Большего и ждать незачем!
— А во времена Колумба…
Леди Констанс ударила ладонью по столику.
— Кларенс!
— А?
— Уходи!
— Э?
— Я пришла отдохнуть. Что, одной побыть нельзя?
— Идем, Кларенс, — сказал Галли. — Конни беспокоится. Мы ей неприятны. Побеседуем лучше с твоим одаренным секретарем. Как его зовут?
— Кого?
— Одаренного секретаря.
— Какого?
— Кларенс, — сказал терпеливый Галли, — у тебя новый секретарь. Правильно?
— Да, да, да, да!
— Так вот, я хочу узнать, как его зовут.
— А, зовут! Зовут. Да, да… Забыл.
— Смит? Джонс? Браун? Чомли-Марджорибенкс? Вавасур-Далримпл? Планкет-Дрэгз-Планкет?
Девятый граф задумался.
— Нет… А, вот! Джералд Вейл.
— Вейл?
— Да. Джералд. Он просил, чтобы я называл его Джерри.
Дверь как раз закрывалась, и пронзительный женский крик они сочли ее скрипом.
Дойдя до конца коридора в приятной беседе о цилиндрах, секретарях и недостатках Конни, братья разошлись, старший — в библиотеку, к книге о свиньях, младший — в парк, отдышаться.
Отдышаться ему было нелегко. Конечно, на свете может быть несколько Джералдов Вейлов, но, скорее всего, это не так. По-видимому, Пенни каким-то коварством заполучила его сюда, восхищая Галли своей предприимчивостью. Да, в новом поколении что-то есть, думал он. Там, где Эмелины и Эрментруды его юности уронили бы в разлуке слезу и вышли в конце концов за угодного семье человека, современные Пенелопы берут дело в свои руки.
Именно те черты, которые побуждали Констанс, Дору, Джулию или Гермиону поджимать губы при его имени, были причиной тому, что он все еще восхищался, гордясь, что такая девушка почтила его своей дружбой, когда наткнулся на что-то твердое.
— Простите, — сказал Джерри.
— Не за что, — ответил Галли. — Совершенно не за что. — На близком расстоянии герой мечтаний ему понравился.
Для писателя Джерри был просто мил; писатель, как правило, похож на рыбу, а иногда — на птицу, причем непременно хищную. Тут и говорить не о чем; а вот у Джерри лицо было вполне приятное. Мы не скажем, что его краса послала в море сотни кораблей[26], но в сумерках он бы мог воздействовать на один кораблик. Словом, Галахад понял, почему Пенни назвала его тюпочкой. Да, его можно было отнести к этому немногочисленному сообществу.
— О, здравствуйте, мистер Трипвуд! — сказал тем временем Джерри. — Вы меня не помните? Нас познакомил адмирал Биффен.
Галли действительно его не помнил, но звук благородного имени пробудил его от раздумий, словно боевая труба.
— Вы знаете Рожу Биффена?
— Всю свою жизнь. Они очень дружат с моим дядей, майором Бэшемом.
Это имя Галахад почитал не меньше, чем имя адмирала.
— Пробка Бэшем ваш дядя? Ой, господи, как сказал бы мой брат Кларенс. Мы с ним тоже дружны.
— Да, он часто о вас говорил.
— Просто Дамон и… ну, этот. Я как-то привел ему свинью в спальню.
— Вот как? Зачем?
— Так, пришло в голову. Мы с Булкой Бенджером привели эту свинью. Не знаю, что дальше было, наутро я уехал. Пробка Бэшем! Помню, он бросил бифштекс в одного типа. Так и лег. Все гадали, встанет ли. Ну, как он?
— В полном порядке.
— Мы с Рожей говорили о нем две недели назад. Рожа тут был. Не в замке — он не выносит мою сестру Констанс. Я снял для него домик. Он как-то подпортился, и я подумал, ему нужен сельский воздух. Но ничего не вышло. Много шума. Какие-то насекомые в саду, пируют до утра. В общем, уехал в Лондон. Говорит, там хоть отдохну. Я без него скучаю. Он вам не рассказывал, как мы…