- Понимаешь ли ты, - спросила Джилли, - что семья из десяти человек могла бы прожить неделю на те деньги, которые ты потратил на этот обед?
- А может быть, у официанта как раз такая семья, - предположил я. - И если бы мы не обедали здесь, как он зарабатывал бы себе на жизнь?
- О… чепуха какая, - отмахнулась Джилли, но исподтишка бросила любопытный взгляд на официанта, когда тот принес ей цыпленка.
Она спросила, как чувствует себя мой отец. Я сказал, что лучше, но это не значит, что хорошо:
- Он обещал составить заявки на скачки, но даже не приступал к ним. Сослался на нехватку времени, а сестра говорит, что он спит большую часть дня. Он пережил сильный шок, и организм еще не пришел в норму.
- И что ты собираешься делать с заявками? Ждать, пока ему станет лучше?
- Не могу. У меня срок до среды.
- И что тогда?
- А ничего. Лошади так и останутся объедать конюшню вместо того, чтобы принимать участие в скачках и зарабатывать на свое содержание. До среды надо заявить участников скачек в Честере и Аскоте и на Большой приз в Ньюмаркете.
- Вот ты и сделаешь, - заявила Джилли, как точку поставила. - А они возьмут да и выиграют.
- Лучше хоть кого-нибудь выставить, чем вовсе никого, - вздохнул я. - И по теории вероятностей кто-то должен стать победителем.
- Ну видишь. И никаких проблем.
Однако оставались еще две проблемы, причем самые тяжелые, как подводные камни. Финансы, с чем я мог бы разобраться, если бы мне развязали руки; и этот Алессандро, с которым я все еще не знал, как поступить.
На следующее утро он прибыл с опозданием. Лошади для первой проездки уже трудились на гаревой дорожке вокруг паддока, а мы с Этти стояли посредине, и она распределяла наездников, когда Алессандро вошел через ворота из манежа. Он дождался, пока между бегущими лошадьми образовался разрыв, пересек дорожку и подошел к нам.
Его великолепие ничуть не потускнело за неделю. Ярко начищенные сапоги сверкали, как зеркало, на светлых перчатках ни единого пятнышка, куртка и бриджи в идеальном порядке. Правда, на голову он надел шерстяную шапочку в бело-синюю полоску с помпоном, как у большинства других ребят, но на Алессандро эта надежная защита от пронизывающего мартовского ветра выглядела несуразно, как цилиндр на бродяге.
Я даже не улыбнулся. Черные глаза смотрели на меня с обычной отчужденностью, черты лица как-то заострились и уже не казались утонченными, а скулы еще резче прорисовались под желтоватой кожей.
- Сколько ты весишь? - спросил я резко.
Он немного замешкался с ответом.
- К началу скачек я буду весить шесть с половиной стоунов. Смогу претендовать на все возможные скидки на вес.
- А сейчас? Сколько ты весишь сейчас?
- На несколько фунтов больше. Но я их сброшу.
Этти вскипела, но удержалась от заявлений типа «никаких скачек, пока ты себя не показал». Она уткнулась в свой список поискать для него лошадь, уже открыла рот, чтобы сказать, но вдруг передумала. А я буквально прочитал в ее мыслях, что заставило ее изменить намерение.
- Садись на Трафика, - сказала она. - Можешь взять Трафика.
Алессандро не шелохнулся.
- Не нужно так, - сказал я Этти. И обернулся к Алессандро. - Ты не обязан садиться на Трафика. Только если ты сам выберешь его.
Он сглотнул. Вздернул подбородок, собрал все мужество и сказал:
- Я выбираю Трафика.
С упрямой складкой у рта, Этти кивком подозвала Энди, который уже сидел на Трафике, и велела ему поменять лошадь.
- Рад оказать услугу, - с чувством сказал Энди и подсадил Алессандро на спину Трафика. Трафик для начала слегка побрыкался, проверяя седока, обнаружил, что у него теперь менее жесткий наездник, и зарысил боком через падок.
Алессандро не свалился, но это и все, что можно сказать. Ему не хватало опыта, чтобы заставить повиноваться норовистого жеребчика. Ничего, поучится, и дело пойдет. Но вообще-то он справился с суровым испытанием намного успешнее, чем я ожидал.
Этти, неприязненно наблюдая за ним, велела остальным освободить пространство.
- С этого поганца надо сбить спесь, - объяснила она, хотя и без слов было понятно.
- Он не так уж плохо держится, - заметил я.
- Х-ха! - презрения в ее голосе хватило бы на десятитонный грузовик. - Да он же рвет ему рот мундштуком. Энди никогда так не сделал бы.
- Лучше не брать его на Пустошь, - сказал я.
- Его надо проучить, - упорствовала Этти.
- Можно зарезать курочку, но кто тогда будет нести нам золотые яйца?
Она с упреком посмотрела на меня:
- Конюшня не нуждается в таких деньгах.
- Конюшня нуждается в любых деньгах, какие только сможет добыть.
Но Этти недоверчиво покачала головой. Когда она только пришла в Роули-Лодж, это заведение считалось одним из лучших в Ньюмаркете, и никто не смог бы убедить ее, что неизменный успех довел конюшню до критического состояния.
Я кивнул Алессандро, и он подъехал поближе, насколько мог заставить жеребца.
- Не стоит ехать на нем на Пустошь, - сказал я.
Трафик резко крутанулся на месте, Алессандро крикнул нам через плечо:
- Я поеду на нем. Я сам выбрал!
Этти определила его четвертым в цепочке, а всем остальным велела уступать ему дорогу. Сама она села на Индиго, а я на Клауда Куку-ленда, и Джордж открыл нам ворота. Мы повернули направо, в сторону Уоррен-Хилл, где был участок, предназначенный для проездок кентером, и добрались благополучно, если не считать того, что Трафик чуть не сбил с ног неосторожного «жучка»-осведомителя на Мултон-роуд. Тот отскочил в сторону с криком: «Чертов Трафик!» В Ньюмаркете осведомители узнавали по экстерьеру каждую лошадь на тренировках. Потрясающий глаз, если учесть, что на тренировки выезжает около двух тысяч, причем среди них сотни двухлеток, которые, набираясь опыта, меняются каждый месяц. Осведомители изучали лошадей, как директора школ - новых учеников, и редко ошибались. Обнадеживало лишь то, что этот «жучок» был поглощен мыслью о собственном спасении и не обратил внимания, кто наездник.
Нам пришлось дожидаться своей очереди на Уоррен-Хилл, поскольку наша конюшня в то утро оказалась четвертой. Алессандро вываживал Трафика кругами в стороне - или, по крайней мере, пытался вываживать. У Трафика насчет прогулок было свое мнение, и он брыкался, как мустанг.
Но вот и Этти начала понемногу отправлять нашу группу к вершине холма, а я на Куку-ленде стоял посередине на склоне, наблюдая за цепочкой. Наверху они останавливались, сворачивали влево и спускались вниз, к подножию холма, где опять собирались вместе. По утрам каждая лошадь обычно дважды проделывала это упражнение, так как довольно короткая дистанция на крутом склоне позволяла дать лошадям значительную нагрузку и повысить их скоростную выносливость.
Алессандро взбирался на холм в последней группе из четверых наездников.
Еще до того, как он поравнялся со мной, я понял, кто из этой группы контролирует ситуацию. Подъем галопом на Уоррен-Хилл требует большой затраты сил, но Трафика об этом не предупредили.
Проносясь мимо меня, он продемонстрировал все классические признаки взбесившегося норовистого скакуна: голова горизонтально вытянута вперед, мундштук закушен, глаза вылезли из орбит. Алессандро мрачно вцепился в поводья и, похоже, молился, уповая на чудо, как девственница на пиратском корабле.
Вершина холма совершенно не интересовала Трафика. Он стремительно свернул влево и метнулся вскачь к Бари-Хилл, у него даже не хватило ума направиться прямиком к конюшне, он забрал слишком далеко к северу и ошибся не меньше, чем на полмили. Трафик очертя голову мчался вперед, унося Алессандро в пропадающую даль.
Пришлось подавить недостойную мысль: дескать, что же я могу поделать, даже если Трафик вместе с наездником плюхнется прямо в Северное море. Ведь от потери Трафика пострадает репутация и положение Роули-Лодж. Я пустился рысью за ними, но, когда добрался до Бари-роуд в районе Сент-Эдмундса, его не было и в помине. Я пересек дорогу и натянул поводья, не зная, в каком направлении ехать.
Ко мне медленно приближался автомобиль с насмерть перепуганным водителем, который при виде меня высунул голову из окна.
- Какой-то чокнутый псих чуть не врезался в меня! - заорал он. - Чокнутый псих скачет по дороге на бешеной лошади.
- Какая жуть, - крикнул я сочувственно в ответ, но он злобно посмотрел на меня и чуть не врезался в дерево.
Я двинулся вдоль дороги, размышляя, как быть, если наткнусь сначала на упавшего с лошади Алессандро, и сколько тогда времени займут поиски и возвращение на праведный путь преступного Трафика.
Дорога шла вверх, но, достигнув высшей точки, я не обнаружил ни признака наездника или лошади: впереди было пустое шоссе. Начав нервничать, я погнал Клауда Куку-ленда быстрой рысью по мягкой земле вдоль ленты гудрона.
Прямая, как удар хлыста, дорога спускалась и поднималась по склонам холмов. Никаких следов Алессандро. Когда наконец я нашел его, он стоял, спешившись, на перекрестке, держа Трафика под уздцы. От тренировочной площадки было добрых две мили.
Жеребец явно выбился из сил и просто сам остановился: он опустил голову, бока тяжело вздымались, и пот струйками стекал по крупу. Пена пятнами покрывала шею, а язык в изнеможении вывалился на сторону.
Я соскочил с Куку-ленда и ощупал ноги Трафика. Никакой болезненной реакции. И напряжения мышц тоже нет. Вздохнув с облегчением, я выпрямился и посмотрел на Алессандро. Застывшее лицо, непроницаемые глаза.
- С тобой все в порядке? - спросил я.
Он вздернул подбородок:
- Конечно.
- Это трудная лошадь, - заметил я.
Алессандро не ответил. Его самолюбию, вероятно, был нанесен большой удар, но он не настолько размяк, чтобы принять мое сочувствие
- Тебе лучше бы вернуться с ним пешком, - сказал я. - Шагай, чтобы дать ему остыть. И подальше от машин.
Алессандро потянул за поводья, Трафик лениво повернул голову, не переступая ногами, пока тот не потянул сильнее.