- Надеюсь, мама подружки Сьюзи не потеряет из-за этого работу
- Думаю, что нет, - сказала Маргарет. - Она прыгает в постель к управляющему, как только его жена уезжает за покупками в Кембридж.
- Откуда вы знаете? Ее глаза смеялись:
- Сьюзина подружка рассказывала мне.
Я позвонил одному импортеру, которому когда-то оказал услугу, и спросил, нет ли у него контактов в городе Бастаньола.
- У меня нет. Но могу организовать, если это важно.
- Мне нужна любая информация, какую только можно достать, о человеке по имени Энсо Ривера. Как можно больше информации.
- Посмотрим, что можно сделать, - бодро пообещал он.
Через два дня он позвонил и сказал поникшим голосом:
- Я пришлю вам астрономический счет за звонки в Европу.
- Нормально.
- Жуткое количество людей замолкало при имени вашего человека. Я столкнулся с небывалым сопротивлением.
- Так он мафиози? - спросил я.
- Нет. Не мафиози. На самом деле, у него нелады с мафией. Они уж чуть ли не на ножах были. Но сейчас у них нечто вроде перемирия.
Он помолчал.
- Продолжайте, - сказал я.
- Ну… насколько мне удалось разузнать… клясться в этом я бы не стал. Энсо как будто скупщик краденого. В основном валюты, но не отказывается от золота, серебра и драгоценных камней из переплавленных украшений. Я слышал… это исходит от высокой полицейской шишки, но через третьи руки, так что хотите верьте, хотите нет … что Ривера принимает вещи, продает или обменивает, берет большие комиссионные и кладет остальное в банки Швейцарии на счета, которые открывает для своих клиентов. Они могут забрать свои деньги в любое время, когда пожелают… и вполне правдоподобно звучит, что у него связи почти по всему миру. А происходит все это под прикрытием вполне легального бизнеса: он торгует часами. Ни разу никому не удалось привлечь его к суду. Полиция не смогла заполучить свидетелей, которые дали бы против него показания.
- Вы проделали великолепную работу, - сказал я.
- Тут кое-что еще. - Он откашлялся. - У Энсо есть сын; понятно, что никто не осмеливается перейти ему дорогу. Ривера известен тем, что безжалостно уничтожает людей, которые не кидаются немедленно выполнять прихоти его сына. У него только этот ребенок, единственный. Ходят сплетни, что он бросил жену… ну, это бывает часто у итальянцев.
- Так он итальянец?
- По рождению - да. Хотя живет в Швейцарии около пятнадцати лет. Послушайте, я не знаю, собираетесь ли вы иметь с ним дело, но несколько человек недвусмысленно предостерегали меня от этого: он опасен. Говорят, если вы в чем-то с ним столкнетесь, то можете заснуть и не проснуться. Или это, или… вы будете смеяться… но существует прямо суеверие: стоит ему посмотреть тебе под ноги, и ты сломаешь кость.
Я не засмеялся. Даже не хмыкнул.
Не успел я опустить трубку на рычаг, как телефон зазвонил снова. Дейнси.
- Получил ваши рентгеновские снимки, они передо мной, - сказал он. - Но, боюсь, они неубедительны. На них это выглядит как вполне обычный перелом. Четко просматривается продольное расщепление, но так часто бывает с берцовой костью.
- Как проще всего специально сломать кость? - спросил я.
- Крутануть ее, - ответил Дейнси не задумываясь. - Создать напряжение. Кость, находящаяся в состоянии напряжения, ломается очень легко, если ударить по ней. Спросите любого футболиста или конькобежца. Нагрузка, вот в чем причина.
- На рентгеновском снимке нагрузки не увидишь …
- Боюсь, что нет. Не могу, однако, исключить этого. И не могу утверждать. Извините.
- Ничего не поделаешь.
- Но анализ крови, - сказал он. - У меня есть результаты, и вы попали в яблочко.
- Анестетик?
- Точно. Какое-то производное промазина. Спарин, возможно.
- Я не спец в этой области, - сказал я. - Как это можно дать лошади?
- Инъекция, - тут же ответил Дейнси. - Очень простая внутримышечная инъекция, ничего сложного. Всего лишь ткнуть иглу в любое место. Это средство часто используют в больницах для умалишенных, когда они буйствуют. Выключают их на несколько часов.
Рассказ о воздействии промазина вызвал у меня глубоко личные воспоминания.
- Эта штука начинает действовать немедленно? - спросил я.
- Если внутривенно, то да. Но если внутримышечно, то подействует, вероятно, через несколько минут. От десяти до пятнадцати минут на человека; о лошади не берусь судить.
- А можно сделать укол человеку через одежду?
- Конечно. Как я и сказал. В больницах для умалишенных его используют как аварийное средство. Человека в маниакальном состоянии не заставишь сидеть тихо-мирно и закатать рукав.
Глава 9
В течение трех недель жизнь в Роули-Лодж текла приблизительно прежним руслом.
Я внес изменения в отцовские заявки и разослал их, продал шесть половинных долей знакомым, но никому не предлагал Ланкета.
Маргарет перешла на зеленые тени для век, а подружка Сьюзи доложила, что Алессандро звонил в Швейцарию и что он не носит пижаму. И что за все всегда расплачивается шофер, так как у Алессандро нет денег.
По мере приближения сезона скачек Этти нервничала все больше и хмурила брови. Я оставлял на ее усмотрение значительно больше, чем было при отце, она из-за этого дергалась, ничуть не скрывая, что ждет не дождется его возвращения.
Лошади тем временем набирали форму. У нас не было больше неприятностей, за исключением того, что у двухлетней кобылы развилась аритмия. Насколько я мог судить, наблюдая за тренировками других сорока пяти конюшен на Пустоши в Ньюмаркете, лошади Роули-Лодж смотрелись лучше остальных.
Алессандро появлялся каждый день и тренировался, молча выполняя все, что говорила ему Этти, хотя даже спина его выражала протест. Он больше не заявлял, что не примет приказа женщины и, по-моему представлению, осознал, что без Этти побед на горизонте было бы куда меньше. Сама она почти перестала жаловаться на него и могла более объективно оценить результат стараний: после месяца напряженных тренировок он, без сомнения, опередил других учеников.
Он сильно похудел и выглядел плоховато. Сорок один килограмм, до которого он намеревался сбросить вес, - это чистое безумие при росте сто шестьдесят два сантиметра.
Фанатизм Алессандро был опасным фактором. Я-то вообразил, что, создав ему самые суровые условия, на какие у меня хватит смелости, заставлю его отказаться от праздных фантазий и исчезнуть из конюшни; но я сильно заблуждался. Какая там праздная фантазия! Становилось все яснее, что его пожирала страсть, причем настолько жестокая, что он морил себя голодом, подчинялся приказам женщины и проявлял просто чудеса самодисциплины, если учесть, что с этой дотоле невиданной штукой он познакомился впервые в своей жизни.
Вопреки желанию Этти я посадил его однажды утром на Архангела.
- Он не готов к этому, - запротестовала она, когда я сказал, что намерен сделать.
- Никто другой в нашей конюшне не будет так печься об этой лошади, как он, - сказал я.
- Но у него нет опыта.
- Есть, и вы знаете. Архангел более ценная лошадь, но не более трудная для езды, вот и все.
Алессандро воспринял это сообщение не как радость, а как «награда нашла героя» и скорчил довольно презрительную мину. Мы пошли кентером к Уотер-Холл, подальше от внимания публики, и там Архангел проскакал шесть ферлонгов и выглядел после этого так, будто только что вышел из своего денника.
- Он прекрасно держит равновесие, - сказал я Этти. - Все время.
- Да, - ворчливо согласилась она. - Жаль, что он такой противный маленький нахал.
Когда Алессандро возвратился, на его лице было ясно написано: «Я же говорил!» Это выражение сразу пропало, как только я сказал, что завтра он пересядет на Ланкета.
- Почему? - яростно потребовал он ответа. - Я очень хорошо ездил на Архангеле.
- Неплохо, - согласился я. - И ты поедешь на нем снова, через день или два. Но я хочу, чтобы ты был на Ланкете в среду на предварительных испытаниях, так что завтра попривыкнешь к нему. А после испытаний выскажешь мне свое мнение об этой лошади и ее возможностях. И не эти твои короткие издевательские комментарии, я жду продуманных суждений. Для жокея почти так же важно уметь проанализировать способности лошади, как и правильно провести скачки. Тренеры во многом полагаются на то, что говорят им жокеи. Значит, ты расскажешь мне все о Ланкете, а я внимательно выслушаю.
Он уперся в меня долгим сосредоточенным взглядом, но впервые без обычного высокомерия.
- Хорошо, - сказал он, - я сделаю.
Мы провели предварительные скачки в среду днем на специально предназначенном для этого поле за Лаймкил-нзом, подальше от Ньюмаркета. К большому неудовольствию Этти, я выбрал те самые часы, когда по телевизору показывали чемпионат в Челтенхэме, а ей хотелось посмотреть. Но замысел сработал. Мы достигли почти невозможного: провели предварительные скачки по полной программе, не заметив поблизости ни одного наблюдателя, или «жучка».
Помимо тех лошадей, на которых приехали мы с Этти, с нами были еще только четыре: Пудинг, Ланкет, Архангел и самый многообещающий из победителей за прошлый год, четырехлетний жеребец Субито, у него лучшая дистанция - одна миля. Томми Хойлейк приехал из своего дома в Беркшире, чтобы скакать на Пудинге, Энди мы посадили на Архангела, а молчаливого парня по имени Фадди - на гнедого Субито.
- Не загоняйте их, - сказал я перед стартом. - Если почувствуете, что лошадь сбивается, просто скиньте скорость.
Четыре кивка. Четыре беспокойно переступающих с ноги на ногу жеребца, блестящих и энергичных. Мы с Этти отъехали на сотню ярдов, где оканчивалось тренировочное поле, и когда заняли удобную для наблюдения позицию, она взмахнула над головой большим белым платком. Лошади направились к нам, быстро наращивая скорость, а наездники припали к их холкам, опустив головы, укоротив поводья, прижав ноги к двигающимся плечам лошади.
Разогнавшись, они миновали