- Сурово, - согласился я, кивнув.
- Хотя он сильный. Мускулы, как стальные.
- Он вам нравится? - заметил я с полуутвердительной интонацией.
Она быстро посмотрела на меня:
- Он интересный.
Я хлопнулся в кресло и прочитал письма, которые передала мне Маргарет. Мысли изложены четко, грамотно, без лишних слов, все аккуратно напечатано.
- Если мы выиграем приз Линкольна, - сказал я, - вы получите прибавку к жалованью.
- Большое спасибо, - и с оттенком иронии: - Я слышала, «Спортивная жизнь» не слишком высоко расценивает мои шансы.
Я подписал три письма и принялся за четвертое.
- Алессандро часто заглядывает сюда? - спросил я.
- Сегодня впервые.
- Чего он хотел? - спросил я.
- Не думаю, что он хотел чего-то определенного. Сказал, что проходил мимо и просто зашел.
- О чем вы разговаривали?
Ее удивил вопрос, но она обошлась без комментария.
- Я спросила, нравится ли ему гостиница «Форбери», и он ответил, что нравится, там намного удобнее, чем в доме, который его отец снимал на окраине Кембриджа. Но он все равно уже отказался от этой аренды и уехал домой по каким-то делам. - Она умолкла, вернувшись к своим мыслям, воспоминание о его обществе вызвало в ее глазах улыбку. А я отметил, что дом в Кембридже должен быть тот, куда привезли меня резиновые маски, и что больше нет смысла думать об этом.
- Я спросила его, всегда ли он любил скаковых лошадей, и он сказал: да. Я спросила, к чему он стремится сильнее всего, и он сказал: победить в Дерби и стать чемпионом среди жокеев, и я сказала, что еще не родился ученик, который не хотел бы того же.
Я повернул голову и посмотрел на нее.
- Он сказал, что хочет стать чемпионом?
- Да, так.
Я мрачно уставился на свои ботинки. Драка превратилась в сражение и грозила обернуться войной, враждебные отношения разрастались на глазах, и конца-края этому не видно.
- Он спрашивал о чем-нибудь? - поинтересовался я.
- Нет. По крайней мере… да, кажется, спрашивал. - И она чему-то удивилась, вспомнив об этом.
- О чем?
- Он спросил, владеете ли вы или ваш отец какими-нибудь лошадьми… Я сказала ему, что ваш отец имеет половинную долю в некоторых лошадях, и он спросил, а есть принадлежащие ему целиком. Я сказала, что только Бакрем … и он… - Маргарет нахмурилась, сосредоточившись. - Он сказал, что лошадь, наверное, застрахована, как все другие, а я сказала, что нет, потому что мистер Гриффон не заплатил страховой взнос в этом году, так что следует быть особенно осторожным с этой лошадью… - Внезапно она испугалась: - Ведь нет ничего плохого в том, что я рассказала ему, не правда ли? Я хочу сказать, разве это секрет, что Бакрем принадлежит мистеру Гриффону?
- Нет, - успокоил я Маргарет. - Ведь Бакрем участвует в скачках под его именем. Всем известно, кто владелец этой лошади.
Она почувствовала облегчение, погасшая было улыбка вновь заиграла в ее глазах, а я не стал говорить ей, что меня обеспокоил интерес к страховке.
Одна из фирм, которым я помогал справиться с проблемами, занималась поставкой электронного оборудования. Проведя полную реорганизацию, они теперь восхищали своих держателей акций. Я позвонил их главному администратору и попросил, чтобы теперь они помогли мне.
Срочно, сказал я. Прямо, сегодня. А было уже половина четвертого.
Я услышал пронзительное «фью-у-у-у!», потом мне в ухо пощелкали языком и наконец внесли предложение. Если я поеду по направлению к Ковентри, их мистер Уоллис встретит меня в Кеттерике. Он захватит все, что нужно, и объяснит, как это установить. Меня это устроит?
Даже очень, заверил я главного администратора и осведомился, а не хочет ли он, случайно, приобрести половину скаковой лошади?
Он рассмеялся. Я склоняю его к покупке на теперешнюю урезанную зарплату? Как вы можете шутить такими вещами, сказал он.
Их мистер Уоллис тянул на целых девятнадцать лет, он подъехал ко мне в небольшом грузовичке и ослепил своей ученостью. Он дважды ясно и четко повторил инструкции, а потом явно засомневался, смогу ли я их выполнить. Для него все причуды фотоэлектроники были родной стихией, но он отдавал себе отчет, что для рядового невежи это темный лес. И он зашел на новый круг, чтобы уж точно убедиться, что я понял.
- Каково ваше положение в фирме? - спросил я под конец.
- Заместитель менеджера по продаже, - ответил он с удовлетворением, - и мне сообщили, что я должен благодарить вас.
После его лекции я без труда установил сигнализацию в Роули-Лодж: фотоэлемент, соединенный с сигналом тревоги. После наступления темноты, когда все улеглись, я спрятал необходимый источник ультрафиолетовых лучей в кадке с цветущими растениями у задней стены последних четырех денников, а сам элемент замаскировал под кустом роз за окном конторы. Кабель от него протянул через окно конторы, через прихожую в комнату владельцев, а коробку выключателя установил около дивана.
Вскоре после того, как я закончил сборку, Этти вышла во двор из своего коттеджа, чтобы, как всегда, осмотреть перед сном все конюшни, и гудок запиликал громко и ясно. Слишком громко, решил я. В такой тишине захватчик может запросто услышать. Я прикрыл сигнал тревоги подушкой, и звук, доносившийся оттуда, напоминал жужжание пчелы, попавшей в ящик стола.
Я выключил звук. Когда Этти уходила из манежа, сигнал тут же дал мне знать снова. «Да здравствует заместитель менеджера по продаже!» - подумал я и заснул в комнате владельцев.
Никто не пришел. В шесть часов я нехотя встал и смотал кабель, собрал и сложил все оборудование в шкаф в комнате владельцев; и когда первые конюхи неторопливо вышли в манеж, я нацелился прямиком на кофейник.
В ночь на вторник никто не пришел.
Среда. Маргарет упомянула, что подружка Сьюзи доложила о двух переговорах со Швейцарией: один звонок был выходящий - от Алессандро, другой входящий - шоферу.
Этти нервничала больше обычного, так как до скачек на приз Линкольна оставалось только три дня, и ворчала на наездников; Алессандро отстал от других после второго упражнения и спросил, не пересмотрю ли я свое решение и не посажу ли его на Пудинга вместо Томми Хойлейка.
Мы стояли во дворе, вокруг шла обычная послеполуденная суета. Алессандро держался напряженно, глаза ввалились.
- Ты же знаешь, что я не могу, - вполне резонно ответил я.
- Отец велел передать вам, что вы обязаны. Я медленно покачал головой:
- Ради тебя же самого - не делай этого. Если бы ты вышел на эти скачки, выглядел бы дураком. Этого хочет твой отец?
- Он говорит, что я должен настаивать. - Алессандро был непоколебим.
- О'кей, - сказал я. - Ты настаивал. Но поскачет Томми Хойлейк.
- Но вы должны делать то, что говорит мой отец, - запротестовал Алессандро.
Я слегка улыбнулся ему, но не ответил, а он, видимо, не знал, что еще сказать.
- Впрочем, на следующей неделе, - сухим тоном сообщил я, - ты можешь выступить на Бакреме в Эйнтри. Я заявил его специально для тебя. Бакрем победил в первый раз в прошлом году, значит, имеет шанс и на этот раз.
Алессандро молча пристально смотрел на меня и даже не сморгнул. Если было о чем предупредить, он не сделал этого.
В три часа утра в четверг сигнал заработал с энтузиазмом в трех дюймах от моей барабанной перепонки, и я чуть не свалился с дивана. Выключил сигнал, вскочил на ноги и выглянул во двор из окна.
Маленький, едва заметный огонек быстро двигался в безлунной ночи, луч света был направлен на землю. Потом он описал круг, поплясал на дверях четвертого отсека и замер на боксе Бакрема.
«Ну, ты и ублюдок, предатель несчастный, - крутилось у меня в голове. - Выведал специально, какую лошадь можно убить без жалобных воплей владельцев, да еще и незастрахованную, чтобы тяжелее ударить по Роули-Лодж».
Ведь знает же, что сам поскачет на Бакреме и тот может принести ему победу. Нет, все равно не остановился. Ублюдок, бессердечный маленький выродок…
Ругая его на все корки, я вышел из двери, которую заранее оставил незапертой, и пересек манеж совершенно беззвучно в обуви на резиновой подошве. Услышал, как тихо отодвинули засов, двери скрипнули на петлях, и кинулся на слабый мерцающий свет отнюдь не с распростертыми объятиями.
Время терять нельзя. Я нащупал рукой выключатель и залил денник Бакрема сотнями ватт.
Взгляд сразу упал на шприц в руке, обтянутой перчаткой, заметил я и полицейскую дубинку, лежавшую на соломе как раз около двери.
Это был не Алессандро. Слишком здоровый. Слишком высокий. Фигура, одетая в черное от шеи до пят, целенаправленно развернулась на меня: один из тех.
С резиновым лицом.
Глава 10
На этот раз я не тратил драгоценного преимущества. Прыгнул прямо на него и обрушился со всей силой на руку, державшую шприц.
Прямое попадание. Рука откинулась назад, а шприц описал дугу в воздухе.
Я двинул его по голени и нанес удар в живот, а когда его голова качнулась вперед, я вцепился в нее и с грохотом стукнул ее' о стену.
Бакрем начал нервно взбрыкивать, бить копытами во все стороны: Резиновый даже не потрудился надеть на него хомут. Когда бандит бросился на меня, нанося удары кулаками, я ухватился за его одежду и толкнул на Бакрема, а тот укусил его.
Сдавленный крик, который прорвался сквозь маску, я не стал толковать как призыв к миру. И точно: оттолкнувшись от лошади, он сразу же снова пошел на меня, плечи опущены, руки перед грудью, голова вниз, как у быка. Я метнулся навстречу, проигнорировав сильный удар под ребра, крепко обхватил рукой шею и стукнул его головой о ближайшую стену. Ноги у него стали резиновыми, под стать маске на лице, и бледные веки закрылись внутри прорезей. Я слегка пристукнул его еще раз, чтобы не оставалось сомнений, что враг обезврежен, и отступил на шаг назад. Он беспомощной грудой лежал в углу, одна рука медленно скребла по соломе.
Я привязал Бакрема, который каким-то чудом не вырвался из открытой двери денника и не переполошил своих соседей и, отходя от кольца для привязи, завис на одной ноге над отброшенным шприцем. Он лежал под яслями, в соломе, и остался в суматохе целехонек.