Подняв шприц, я покатал его слегка на ладони и решил, что дарами богов пренебрегать нельзя. Закатал черный бандитский рукав и воткнул иглу в его руку, но расщедрился только на половинную дозу. Благоразумие, а не жалость удержали меня от желания вкатить ему весь шприц: кто его знает, может, у лошади от этого на время пропал бы вкус к жизни, а для человека это вообще «представление окончено». Убийством дело не поправишь.
Я стянул резиновую маску. Под ней оказался Карло. Вот так сюрприз.
Военные трофеи теперь исчислялись одной резиновой маской, одним полупустым шприцем и одной дубинкой, которая перебивает лошадям ноги. Немного подумав, я стер Отпечатки своих пальцев со шприца, снял с Карло перчатки и залапал его руками всю поверхность. Подобную же операцию я проделал с дубинкой. Затем я отнес два вещественных доказательства преступления в дом и спрятал их временно в лакированной шкатулке под пыльным чехлом в одной из десяти необитаемых спален.
Спускаясь вниз, из окна на лестничной площадке я разглядел большую смутную тень на подъездной дорожке неподалеку от ворот. Подошел посмотреть, чтобы увериться. Никакой ошибки: «мерседес».
В деннике Бакрема Карло мирно спал, совершенно ни на что не реагируя. Я пощупал его пульс: медленный, но равномерный. Часы показывали половину четвертого. Потрясающе.
Тащить Карло к машине показалось мне слишком хлопотным делом, поэтому я подогнал машину к Карло. Мотор заработал сразу, только сказал «клак» и «уррр», причем так тихо, что не проснулись даже лошади. Не выключая мотора, я открыл обе задние дверцы и загрузил Карло. Я намеревался оказать ему любезность, запихнув его лицом вниз на заднее сиденье машины, поскольку именно так он поступил со мной, но он мягко свалился на пол. Я сложил его ноги в коленях и осторожно закрыл дверцы машины.
Насколько я могу судить, никто не видел нашего прибытия к гостинице «Форбери». Я припарковал «мерседес» рядом с другими машинами перед парадной дверью, выключил мотор и габаритные огни и спокойно ушел.
К тому времени как я покончил с этим делом, прошагав почти милю до дома, подобрав резиновую маску в деннике Бакрема и сняв электронику, ложиться в постель было бессмысленно. Я подремал часок на диване и проснулся, чувствуя смертельную усталость и ни капли энергии, необходимой для первого дня скачек.
Алессандро прибыл поздно, пешком и в волнении.
Я наблюдал за ним из окна. Он вошел в манеж и потоптался в нерешительности у четвертого блока, но любопытство пересилило осторожность, и он бочком, как краб, подобрался к двери денника Бакрема. Отпер верхнюю половину двери, заглянул внутрь, а потом запер снова. Не имея возможности читать мысли на расстоянии, я вышел из дома, чтобы быть у него на глазах, но притворился, что не замечаю его.
Он проворно удалился от четвертого блока и сделал вид, что ищет Этти в третьем. Надолго его не хватило, он повернулся и пошел мне навстречу.
- Вы не знаете, где Карло? - спросил он без предисловий.
- А где, по-твоему, он может быть? - спросил я.
- В своей комнате… Я постучал к нему, чтобы ехать, но его там не было. Вы… вы его видели?
- В четыре часа сегодня утром, - небрежно ответил я, - его сморил сон на заднем сиденье «мерседеса». Думаю, что он все еще там.
Алессандро резко дернулся, как будто его ударили.
- Значит, он приходил, - сказал он, голос звучал безнадежно.
- Приходил, - подтвердил я.
- Но вы не… я хочу сказать… вы не убили его?
- Я не твой отец, - ответил я строго. - Карло получил инъекцию какого-то вещества, которое он припас для Бакрема.
Алессандро откинул голову, в глазах заполыхала ярость, на сей раз не целиком направленная на меня.
- Я же велел ему не ходить, - сердито произнес он. - Говорил же ему…
- Потому что Бакрем может скоро принести тебе победу?
- Да… нет… Вы сбиваете меня.
- Но он пренебрег твоими распоряжениями, - предположил я, - и повиновался твоему отцу?
- Я сказал ему, чтобы не ходил, - повторял Алессандро.
- Не посмел ослушаться твоего отца, - сухо заметил я.
- Никто не смеет ослушаться моего отца, - начал он автоматически и потом в замешательстве посмотрел на меня. - Кроме вас, - закончил он.
- Надо знать, как с ним обращаться, - объяснил я, - Умение состоит в том, чтобы не подчиняться ему в той сфере, где меры возмездия становятся раз от раза все менее выгодными, и расширять эту сферу при каждой возможности.
- Не понимаю.
- Растолкую по дороге в Донкастер, - сказал я.
- Я не с вами поеду, - ответил он упрямо. - Карло отвезет меня в моей собственной машине.
- Он не в том состоянии. Если собираешься на скачки, то тебе придется или самому сесть за руль, или поехать со мной.
Алессандро стрельнул в меня злыми глазами, но не признался, что не умеет водить машину. И в то же время он не мог отказать себе в удовольствии посмотреть открытие сезона, а я на это и рассчитывал.
- Отлично, я еду с вами.
Вернувшись с первой проездки, я предложил Алессандро поболтать пока в конторе с Маргарет, чтобы дать мне переодеться, а затем отвез его к гостинице «Форбери».
Он выпрыгнул из «дженсена», едва я остановил машину, и рванул заднюю дверцу «мерседеса». На заднем сиденье виднелась сгорбленная фигура, это доказывало, что Карло хотя бы частично пришел в себя, правда, не настолько, чтобы в полной мере воспринять поток итальянской брани.
Я похлопал Алессандро по спине, и он моментально прекратил ругаться.
- Если он чувствует нечто похожее на то, что было со мной после такого же лечения, разговаривать с ним бесполезно, - посоветовал я. - Займись лучше делом, переоденься, и поедем на скачки.
- Я буду делать то, что мне нравится, - огрызнулся он, а в следующую минуту выяснилось, что как раз это ему и нравится - быстренько переодеться и мчаться на скачки.
Пока Алессандро находился в номере, Карло высказал пару замечаний, которые значительно расширили границы моих познаний в итальянском языке. Деталей я не понял, но суть была ясна. Он грозился что-то сделать с моими предками.
Алессандро появился в темном костюме, который был на нем в тот первый день. Сейчас костюм стал велик ему на целый размер, отчего Алессандро выглядел худеньким, приличным мальчиком, почти безобидным. Я резко напомнил себе, что пренебрежение защитой провоцирует апперкот, и кивнул ему, чтобы садился в «дженсен».
Когда он закрыл дверцу, я окликнул Карло через опущенное стекло «мерседеса»:
- Тебе слышно меня? Ты слушаешь?
Он с усилием поднял голову, и стало ясно, что да, слушает, хотя и не хочет.
- Хорошо, - сказал я. - Так вот, заруби себе на носу. Алессандро едет со мной на скачки. Прежде чем привезти его обратно, я намерен позвонить в конюшни, чтобы увериться, что там все в порядке… что все лошади живы и здоровы. Если у тебя возникнет идея вернуться и докончить то, что не удалось ночью, откажись от этого. Потому что если ты там хоть что-нибудь натворишь, то не видать тебе Алессандро сегодня вечером… или много вечеров. И я не думаю, что Энсо Ривера придет от тебя в восторг.
Карло кипел от бессильной злости, ничего больше не позволяло его жалкое состояние.
- Понял? - спросил я.
- Да. - Он закрыл глаза и застонал.
Я оставил его, пусть постонет, а сам испытывал приятное, хоть и предосудительное, злорадство.
- Что вы сказали Карло? - потребовал Алессандро отчета, как только мы отъехали от гостиницы.
- Посоветовал ему провести день в постели.
- Я не верю вам.
- Смысл был именно такой.
Он подозрительно посмотрел на легкую усмешку, которую я не думал скрывать, и уставился в лобовое стекло.
Через десять миль я сказал:
- Я написал письмо твоему отцу. Хочу, чтобы ты переслал ему.
- Что за письмо?
Я вынул из внутреннего кармана конверт и протянул ему.
- Я хочу прочитать, - заявил он воинственно.
- Валяй. Оно не запечатано. Решил не доставлять тебе лишних хлопот.
Он стиснул зубы и вытащил письмо. И прочитал:
«Энсо Ривера,
следующие пункты предлагаются вам для размышления.
1. Пока Алессандро находится, и хочет находиться, в Роули-Лодж, конюшня не может быть уничтожена.
В случае нанесения ущерба в любой форме или попытки разрушения Жокейский клуб будет немедленно информирован обо всем, что произошло, и в результате Алессандро будет отстранен на всю жизнь от участия в скачках в любой стране мира.
2. Томми Хойлейк.
В случае, если Томми Хойлейк или любой другой жокей, работающий на конюшню, получит какую-то травму, информация будет передана, и Алессандро не будет больше принимать участия в скачках.
3. Мунрок, Индиго и Бакрем.
В случае дальнейших попыток ранить или убить любую лошадь в Роули-Лодж информация будет передана, и Алессандро не будет больше принимать участия в скачках.
4. Информация, которая будет передана для рассмотрения, состоит в настоящее время из полного отчета обо всех относящихся к делу событиях, а также: а) двух фигурок лошадей и написанных от руки ярлыков; б) результатов анализа, сделанного в специальной лаборатории на исследование крови, взятой у Индиго; анализ показывает присутствие анестетика промазина; в) рентгеновских снимков перелома передней ноги Индиго; г) одной резиновой маски, которую носил Карло; д) одного шприца для подкожных инъекций, содержащего следы анестетика; е) одной дубинки; на шприце и дубинке имеются отпечатки пальцев Карло.
Все эти улики находятся у поверенного, которому даны указания использовать их в случае моей смерти.
Принимая во внимание, что дело против вас и вашего сына не может быть доказано в суде в соответствии с требованиями закона, предупреждаю, что этих улик достаточно для распорядителей Жокейского клуба. Именно они имеют право отозвать жокейскую лицензию.
Если в дальнейшем не будет нанесен ущерб и не последуют попытки причинить вред конюшням в Роули-Лодж, я соглашусь, со своей стороны, предоставить Алессандро любую разумную возможность стать умелым и преуспевающим жокеем».