- Просто предложение.
- Отклоняется.
Она улыбнулась:
- Тогда не стоит класть это объявление на видное место.
- Не стоит.
Она отложила газету.
- Так насколько сильным рычагом воздействия ты считаешь меня?
Я бросил на пол «Обсервер».
- Сейчас покажу, если хочешы
- Пожалуйста, покажи, - сказала она и выключила свет.
Глава 12
- Я бы хотел, чтоб ты поехал на скачки в моей машине, - сказал я Алессандро утром в среду, когда он появился к первой проездке. - Дай Карло выходной.
Он с сомнением обернулся на «мерседес», где, как обычно, сидел Карло, задумчиво разглядывая манеж.
- Он считает, что я слишком много общаюсь с вами. Он будет возражать.
Я пожал плечами: как хочешь, - и отошел, чтобы сесть на Клауда Куку-ленда. Мы повели лошадей на Уотерхолл, где Алессандро проскакал на Бакреме и на Ланкете, а Этти ворчливо сказала, что оба раза он показал себя очень неплохо. Около тридцати других лошадей, которых мы взяли туда, тоже работали вполне удовлетворительно, а победитель приза Линкольна все еще вызывал улыбки и добродушные шутки. Вся конюшня ожила в эту неделю.
Пулитцера отправили в Каттерик рано утром в меньшем из двух наших фургонов в сопровождении собственного конюха, а также Вика Янга, который отвечал за лошадей в поездках. Он был находчив и сообразителен, Этти считала его своей правой рукой. Достигнув среднего возраста, он располнел и не мог объезжать молодняк, зато его вес приносил неоценимую пользу при решении вопросов силовым путем. Вик Янг всегда действовал на свой страх и риск, и нам просто сильно повезло, что его действия были направлены исключительно во благо конюшни. Как все наши лучшие старые работники, он был по-настоящему предан своему делу.
Когда, переодевшись, я вышел из дома, чтобы ехать на скачки, Алессандро поджидал меня около «дженсена», а Карло сидел в «мерседесе» в шести футах от моей машины.
- Я с вами, - твердо заявил Алессандро. - Но Карло поедет следом.
- Прекрасно, - кивнул я.
Я сел на водительское место, подождал, пока он устроится рядом, завел мотор и выехал из ворот под конвоем Карло.
- Отец приказал ему ездить со мной повсюду… - объяснил Алессандро.
- И он не осмеливается нарушить приказ, - закончил я за него.
- Точно. Отец приказал ему также обеспечить мою безопасность.
Я бросил взгляд в его сторону.
- А ты не чувствуешь себя в безопасности?
- Никто не решится причинить мне вред, - просто ответил он.
- Все зависит от того, какая будет от этого польза, - ответил я, увеличивая скорость на выезде из Ньюмаркета.
- Но мой отец…
- Я знаю, - прервал я. - Знаю. И не имею ни малейшего желания причинять тебе вред. Ни малейшего.
Алессандро успокоился, удовлетворенный моим ответом. Но я отметил, что оказывать давление можно не только на меня, но и на моего противника, а Энсо, в отличие от меня, был уязвим: во имя безопасности дорогого ему человека его можно было принудить к чему угодно. Допустим, предавался я праздным мечтам, я похитил бы Алессандро и запер его в удобном подвале своей квартиры в Хэмпстеде. Тогда Энсо был бы у меня в руках, что называется, «зуб за зуб».
Я коротко вздохнул. Слишком много возникнет проблем. И поскольку я хотел от Энсо только одного: чтобы он слез с моей шеи и убрался из моей жизни до того, как отец выйдет из больницы, похищение Алессандро явно не было кратчайшим путем к цели. Кратчайший путь - это, очевидно, закрытие Роули-Лодж. А жаль…
Алессандро не терпелось побыстрее оказаться на месте, а в целом он вел себя спокойнее, чем я опасался. Но высокомерная посадка головы и сжатые на коленях тонкие пальцы не оставляли сомнений, что настроен он очень решительно.
Я вильнул в сторону, избежав столкновения с бензовозом, водитель которого ехал мне навстречу по правой полосе, как будто он во Франции, и заметил между прочим:
- Ты ведь не станешь отыгрываться на других учениках, если у тебя что-то не получится. Ты должен победить сам, понимаешь, да?
Он чуть ли не обиделся:
- Разумеется.
- Видишь ли, - сказал я без нажима, - привычки всей жизни обостряются помимо твоей воли в моменты стресса.
- Я постараюсь победить, - заверил он.
- Да. Но запомни: если ты победишь, оттолкнув кого-то с дороги, стюарды дисквалифицируют тебя, и ты ничего не получишь.
- Я буду осторожен, - сказал он, вздернув подбородок.
- Это все, что требуется, - подтвердил я. - Щедрость можешь не проявлять.
Он с подозрением посмотрел на меня:
- Я не всегда понимаю, когда вы шутите.
- Да почти всегда, - ответил я.
Мы продолжали ехать на север.
- Твоему отцу никогда не приходило в голову, что куда проще купить тебе потенциального победителя в Дерби, вместо того чтобы силой внедрять тебя в Роули-Лодж? - Я задал вопрос обыденным тоном, когда мы проезжали Уэтерби.
Судя по выражению лица Алессандро, такая возможность не приходила ему в голову.
- Нет, - ответил он. - Я хотел скакать на Архангеле. Фаворите. Я хотел победить в Дерби, а Архангел самый лучший. И на все швейцарские деньги не купишь Архангела.
Так оно и было, потому что жеребец принадлежал заядлому любителю, восьмидесятилетнему банкиру, а он на протяжении всей жизни только об одном и мечтал - победить на больших скачках. Его лошади много лет приходили в Дерби вторыми и третьими, он выигрывал всякие другие скачки, какие только можно найти в календаре скачек, но самый большой пик ему не давался. Архангел был лучшим из всех его лошадей, а время неумолимо бежало вперед.
- Кроме того, - добавил Алессандро, - отец не станет тратить деньги, если то же самое можно получить с помощью угроз.
Как всегда, ссылаясь на modus operandi* своего отца, он считал его поведение вполне естественным и логичным.
* Образ действия (лат.).
- Ты когда-нибудь думаешь объективно о своем отце? - спросил я. - О том, каким способом он добивается своих целей и стоит ли их вообще добиваться?
Алессандро удивился:
- Нет, - неуверенно ответил он.
- А какую школу ты закончил? - спросил я, меняя тактику.
- Я не ходил в школу, - ответил он. - У меня дома были два учителя. Я не хотел ходить в школу. Я не хотел, чтобы мне приказывали или чтобы заставляли работать целый день…
- Так что два твоих учителя целый день били баклуши?
- Били баклуши? Да, наверное, так и было. Англичанин обычно уходил из дому и лазал по горам, а итальянец ухаживал за местными девушками. - В его голосе, однако, не было и намека на юмор. Никогда не было. - Их уволили, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Я тогда целыми днями ездил на своих лошадях, и отец сказал, что нет смысла платить двум преподавателям вместо одного скакового тренера…Так что он нанял одного старого француза, бывшего кавалерийского инструктора, и он научил меня ездить верхом. Я часто уезжал к знакомому отца и охотился на его лошади… И тогда же начал понемногу принимать участие в скачках. В четырех или пяти. Не так много скачек для любителей. Мне это понравилось, но я чувствовал себя не так, как здесь… И потом как-то раз дома я сказал, что мне скучно, отец сказал: «Хорошо, Алессандро, скажи, чего ты хочешь», и я просто так сказал, не подумав по-настоящему: «Хочу победить в английском Дерби на Архангеле…» А он только рассмеялся, как он иногда делает, и сказал, что так и будет. - Пауза. - Потом я спросил отца, всерьез ли он обещал мне, потому что, чем больше я думал об этих скачках, тем яснее понимал, что ничего в своей жизни не хотел сильнее. Ничего на свете так не хотел. Отец только повторял: «Все в свое время», но мне не терпелось поехать в Англию и приступить к тренировкам, поэтому, когда он закончил какие-то дела, мы приехали.
В десятый раз он повернулся на сиденье, чтобы посмотреть в заднее стекло. Карло не отставал, преданно следовал позади.
- Завтра мы едем в Ливерпуль, - сказал я, - он может снова нас сопровождать. Кроме Бакрема, на котором завтра скачешь ты, у нас заявлено еще пять лошадей, и я задержусь там на три дня. Я не смогу поехать с тобой в Тиссайд, где у тебя Ланкет.
Алессандро открыл рот, чтобы запротестовать, но я опередил его:
- Вик Янг поедет с Ланкетом. Он позаботится о лошади и решит все организационные вопросы. Это большие скачки, как ты знаешь, и в них будут участвовать очень опытные жокеи. Но ты должен спокойно набирать скорость на этом жеребце, направлять его куда нужно и подсказать ему, где прибавить. И если он победит, ради бога, не хвастайся всем вокруг, какой ты великолепный. Ничто не может повредить жокею больше, чем хвастовство, и чтобы пресса была на твоей стороне, - а ты, конечно, этого жаждешь, - расхваливай лошадь. Если ты начисто лишен скромности, притворись скромным, уверяю тебя, не пожалеешь.
Алессандро воспринимал мои слова с упрямой миной, которая постепенно уступала место раздумьям. Я решил воспользоваться моментом и продолжал выдавать перлы мудрости.
- Не отчаивайся, если в какой-то скачке у тебя ничего не получится. С каждым такое бывает, время от времени. Просто признайся в этом себе. Никогда не морочь себе голову. Не занимайся самоедством… и не задирай нос от похвалы… и научись контролировать свои чувства на ипподроме. Можешь проявлять их сколько угодно на пути домой.
Немного погодя он сказал:
- Вы дали мне больше советов, как вести себя, а не как выиграть скачку.
- Твоему умению вести себя в обществе я доверяю меньше, чем твоему искусству наездника.
Он прикидывал, принять ли мои слова за комплимент или обидеться.
После блеска Донкастера ипподром Каттерик разочаровал Алессандро. Он окинул взглядом простые трибуны, скромную комнату для взвешивания, небольшое количество зрителей и с горечью произнес:
- И это… все?
- Не обращай внимания, - успокоил я его, хотя сам не был подготовлен к такому зрелищу. - Там внизу, на скаковом кругу, семь важных ферлонгов, только это и имеет значение.