Ланкет догнал Лаки сбоку и задрал вверх голову, чтобы не столкнуться… Алессандро в крайнем изумлении обернулся ко мне… и хотя я намеревался сказать ему, чтобы он спрыгнул с лошади и лежал прижавшись к земле, пока его отец не разыщет Карло и Кэла, случилось совсем не так.
Ланкет взвился на дыбы и сбросил меня на Лаки, а я потянулся правой рукой к Алессандро, сгреб его, и мы оба упали на траву. И Ланкет упал тоже, и он так и остался лежать рядом с нашими ногами, потому что смелый, быстрый, решительный Ланкет больше никогда и никуда не поскачет.
У Ланкета снесло половину шеи, и его кровь вместе с жизнью выливалась на яркую зелень травы.
Алессандро попытался вывернуться из моего захвата и встать.
- Лежи тихо! - свирепо цыкнул я. - Делай то, что я говорю, и лежи смирно.
- Мне больно, - сказал он.
- Не смеши меня.
- Мне ногу больно! - Он еще сопротивлялся.
- Схлопочешь дырку в сердце, если встанешь.
- Вы сошли с ума, - сказал он.
- Посмотри на Ланкета… Что, по-твоему, с ним случилось? Ты думаешь, он просто валяется на траве? - Мне не удалось изгнать из голоса горьких интонаций, да я и не особенно старался. - Это Кэл. Кэл со своей проклятой винтовкой. Они приехали сюда, чтобы пристрелить Томми Хойлейка, и хоть вместо него на Лаки скакал ты, они не смогли понять разницы, что тебе должно быть приятно… а если ты встанешь сейчас, они сделают еще один выстрел.
Он лежал тихо. Безмолвно. И очень, очень тихо.
Я откатился от него и впился зубами в кулак, потому что, по правде говоря, мне было гораздо больнее, я бы не поверил, что такое возможно вынести. Пошел он к черту вместе со своим проклятым папашей… им бы эдакое… свободные острые концы ключицы прорезали для себя новые, незапланированные пути через несколько протестующих слоев ткани.
Вокруг нас разрасталась страшная шумиха. Когда кольцо пораженных зрителей сделалось достаточно большим и плотным, я позволил Алессандро встать, но он тут же опустился на колени возле Ланкета, и его бриджи и свитер были в крови лошади.
- Ланкет, - сказал он, начиная осознавать безнадежность смерти. Он смотрел, как пара добровольных помощников помогают мне встать, и все больше поддавался отчаянию. - Зачем? - спросил он. - Зачем ему это?
Я не ответил. Не требовалось. Он уже понял.
- Я ненавижу его, - сказал Алессандро.
Люди вокруг нас принялись задавать вопросы, но ни я, ни Алессандро не отвечали на них.
Откуда-то издалека, справа от нас, опять раздался громкий треск, который невозможно было не узнать. Я машинально пригнулся вместе с половиной собравшейся толпы, но пуля уже достигла бы нас, если бы стреляли в нашу сторону.
Один выстрел - и тишина. Эхо пометалось и быстро замерло над Уотер-Холл, но эти звуки полностью сотрясли устои жизни Алессандро.
Глава 16
Энсо нашел Карло и Кэла в кустах, неподалеку от перекрестка с могилой мальчика.
Мы тоже обнаружили их там, когда вышли на шоссе, чтобы остановить какую-нибудь машину для Этти: ей надо было побыстрее попасть в Ньюмаркет. Этти поначалу, как и все, думала, что произошел несчастный случай. Шальная пуля, результат преступно беспечного обращения с ружьем.
Сомнение появилось, только когда она поняла, что моим транспортным средством был Ланкет, а не «лен-дровер», но я просто попросил ее съездить в Ньюмаркет и позвонить в агентство по перевозке мертвых лошадей, а потом вернуться обратно. Она отослала Энди с указаниями для нашей цепочки и первой же попуткой уехала в город.
Алессандро с окаменевшим лицом вышел с линии галопа, ведя в поводу Лаки Линдсея, которого кто-то поймал, но двигаясь автоматически, как бы не понимая, что ведет лошадь. В трех или четырех шагах от меня он остановился.
- Что мне делать? - спросил он. В голосе ни надежды, ни боязни. Безжизненный голос.
Я замешкался с ответом, и в этот момент мы что-то услышали.
Тихое жалобное бормотание или стоны.
Удивившись, я прошел немного по дороге и сквозь редкую полоску кустов увидел их.
Всех троих. Энсо, Карло и Кэла.
Кричать пытался Кэл. Он единственный был способен на это. Карло лежал распростершись на спине, глядя открытыми глазами на солнце, застывшая кровь проложила дорожку из дырки во лбу.
У Кэла на груди было пятно пошире, оно пропитало рубашку и все еще расползалось. Он чуть дышал, по-видимому, остаток жизни был затрачен на то, чтобы его услышали.
«Ли-энфилд» лежал у него на ногах. Рука дернулась к прикладу, но уже не было сил поднять оружие.
А Энсо… Кэл выстрелил в Энсо примерно с шести футов. И даже не столько сама пуля, а ударная волна от ее скорости проделала в нем дыру величиной с тарелку.
Ударная сила отбросила Энсо назад, к дереву. Он так и сидел там, все еще держа в руке револьвер с глушителем, голова свесилась на грудь, живот превратился в отвратительное месиво, а спина вдавилась в ствол дерева.
Я бы не дал Алессандро смотреть на это, но не слышал его шагов, только стон, и, резко повернувшись, я увидел, как от приступа дурноты капли пота выступают у него на лице.
Для Кэла появление Алессандро было встречей с кошмарным призраком.
- Ты-ы, - прошелестел он. - Ты же… умер.
Алессандро просто молча уставился на него, он был в таком шоке, что не мог ни осознать, что произошло, ни вымолвить хоть слово.
Кэл вытаращил глаза и заговорил громче, бессильная злость придала ему сил:
- Он сказал… что я убил тебя. Убил его сына. Он… совсем свихнулся. Он сказал… я должен был узнать тебя, что это был ты… - Кэл закашлялся, и кровь запузырилась на нижней губе.
- Ты стрелял в Алессандро, но попал в лошадь, - сказал я.
Кэл пробормотал, явно теряя силы:
- Он убил Карло… и пальнул в меня… ну, я выдал ему тоже… сукин сын… совсем съехал… с катушек.
Голос замер. Ему уже нельзя было помочь, и вскоре он незаметно умер.
Он умер там, где залег поджидать Томми Хойлейка. Когда я опустился рядом с ним на колени пощупать пульс и взглянул на скаковую дорожку, передо мной сквозь редкие нижние ветви куста открылось то, что видел он: ясные очертания бегущих лошадей, Ланкет, темным бугром лежащий на траве в трех сотнях ярдов, а еще одна группа всадников, пройдя дальний поворот, беззаботно мчалась прямо на меня.
Легкий выстрел для меткого стрелка. Он даже не пользовался телескопическим прицелом. На таком расстоянии, да еще с «ли-энфилдом», - кому это нужно? Не требовалось и особой точности: куда ни попади - в голову или в корпус, - нужный эффект обеспечен. Я вздохнул. Если бы Кэл навинтил оптику, то, возможно, понял бы, в кого целится.
Я поднялся. Неуклюже, с болью, едва держась на ногах.
Алессандро не потерял сознания. Его не вырвало. Пот на лице высох. Он не отрывал глаз от своего отца.
Когда я подошел, он обернулся, но заговорить сумел только после двух или трех попыток.
Голос чужой: напряженный и хриплый, а то, что он произнес, было лучшей эпитафией.
- Он отдал мне все, - сказал Алессандро.
Мы вернулись к дороге, где привязанный к ограде Лаки Линдсей спокойно пощипывал траву.
Этти примчалась на «лендровере» и развернулась, чтобы взять меня в город.
- Я туда и обратно, - сказал я Алессандро, но он молча пристально смотрел в никуда пустыми глазами, которые увидели слишком много.
Возвращался я уже вместе с полицией. Этти осталась в Роули-Лодж за главного, потому что, хоть, это казалось невероятным, но в тот же день еще предстояли скачки на приз в две тысячи гиней и нужно было присмотреть за Архангелом. В городе я заехал к доктору и, проявив хитрость, прорвался без очереди. Пришлось ему вновь наложить мне повязку, соединяющую кости ключицы. После этого мне стало немного терпимее, хотя флаги поднимать было пока не из-за чего.
На перекрестке я провел почти все утро, отвечая на вопросы. Или не отвечая. Алессандро слушал, как я рассказывал полицейской шишке, прибывшей из Кембриджа, что Энсо показался мне не вполне нормальным.
Полицейский врач скептически отнесся к мнению непрофессионала.
- В каком смысле? - спросил он без малейшего интереса.
Я помолчал, размышляя.
- А вы поищите спирохету, - сказал я.
Он сделал квадратные глаза и тут же скрылся в кустах.
С Алессандро обходились довольно заботливо. Он сидел на чьем-то плаще у обочины дороги, а позднее полицейский врач решил дать ему успокоительное в инъекции. Алессандро не хотел укола, и когда игла вошла в его руку, мы встретились глазами. Он понял, что мне тоже вспомнились другие уколы: Карло, Мун-рок, Индиго и Бакрем. Иголок - хоть отбавляй. Смертей тоже чересчур.
Он не уснул от лекарства, просто впал в еще большее оцепенение. Полиция.решила, что ему надо вернуться в «Форбери» и поспать. Его проводили к одной из машин. Но прежде чем усесться, Алессандро устремил на меня взгляд, полный суеверного трепета.
- Посмотрите на цветы, - сказал он. - На могиле мальчика.
Когда он уехал, я перешагнул через плащ, на котором он сидел, и оказался рядом с маленьким холмиком.
По краям расцвели бледно-желтые нарциссы и голубые незабудки, образовавшие круг, в центре которого росли анютины глазки. Темно-пурпурные анютины глазки, отливающие черным на солнце.
Было бы форменным цинизмом с моей стороны интересоваться, не посадил ли он их сам.
Энсо лежал в морге, а Алессандро спал, когда Архангел и Томми Хойлейк выиграли скачку на две тысячи гиней.
Планировалось совсем другое.
Весь день я не находил себе места, хотя для этого уже не было никаких оснований. Смерть Энсо положила конец моей борьбе с ним, но я никак не мог избавиться от гнета его личности. Только сейчас я осознал, в каком напряжении жил последние месяцы.
Следовало бы ожидать, что наступит облегчение, раз конюшне больше не грозит опасность. Так нет же, я чувствовал себя раздавленным.
Банкир, владелец Архангела, просто лучился счастьем, озаряя весь загон, где расседлывали победителя, и дрожащим от гордости голосом шутил с репортерами.