Прежде чем ответить на вопрос, Крэг расправил плечи.
— Протестую! — выкрикнул, вскакивая, Тони. — Не имеет отношения к делу!
Судья неторопливо снял очки.
— Советники, подойдите ко мне.
Рэндольф и Тони повиновались.
— Послушайте! — сказал судья, указывая очками на Тони. — Вы поставили личность ответчика в центр стратегии истца. Несмотря на все протесты мистера Бингема, я позволил вам это сделать при условии, что на это имеются основания. Надеюсь, что таковые будут. Но что дозволено гусыне, то дозволено и гусаку. Присяжные имеют полное право узнать о мотивациях доктора Баумана и его учебе. Я ясно выразился?
— Совершенно ясно, ваша честь.
— И в дальнейшем я не потерплю возражений по этому поводу.
— Понимаю, ваша честь, — сказал Тони.
Рэндольф и Тони вернулись на свои места — Тони к столу истца, а Рэндольф на трибуну.
— Протест отклоняется, — заявил судья Дейвидсон. — Свидетель может отвечать на поставленный вопрос.
— Вы помните вопрос? — участливо поинтересовался Рэндольф.
— Надеюсь, что помню, — ответил Крэг. — С чего начать?
— Думаю, что лучше всего с самого начала, — ответил адвокат. — Насколько я понимаю, вы не получили родительской поддержки.
— Во всяком случае, со стороны отца, который правил домом железной рукой. Он не очень любил детей, и в первую очередь меня, поскольку я не играл ни в футбол, ни в хоккей, как мой брат Леонард. Отец считал меня неженкой, о чем неоднократно говорил вслух. Когда моя мать случайно обмолвилась, что я хочу стать врачом, отец ответил, что только через его труп.
— Он использовал именно эти слова?
— Совершенно точно! Отец был водопроводчиком и называл всех, кто получил высшее образование, шайкой воров. Отец не хотел, чтобы его сын стал частью этого мира, что понятно, поскольку он сам даже не закончил школу. Ни один из членов моей семьи — как со стороны отца, так и со стороны матери — не ходил в колледж. Мой брат, окончив школу, стал водопроводчиком и позже унаследовал бизнес отца.
— Итак, ваш отец не поддерживал вашего интереса к учебе.
— В молодые годы я читал только в клозете. По-иному и быть не могло. Были случаи, когда, застав меня за чтением, отец колотил меня. Он считал, что я занимаюсь пустым времяпрепровождением, вместо того чтобы работать по дому. Дневник с оценками я прятал от отца и просил ставить подпись маму. Я это делал потому, что у меня всегда был высший балл. Большинство моих друзей, получая А, мчались к родителям.
— Когда вы поступили в колледж, ваша жизнь стала легче?
— В каком-то смысле — да, а в каком-то — нет. Он стал испытывать ко мне отвращение и кличка «неженка» сменилась прозвищем «ученый олух». Он стеснялся говорить обо мне со своими друзьями. Но хуже всего было то, что он отказывался подписывать финансовые документы, необходимые для выделения мне стипендии. Само собой разумеется, что на учебу он не давал ни цента.
— И как же вы оплачивали учебу в колледже?
— Кредиты, награды за академические успехи и деньги за разного рода подработку. Несмотря на трудности, моя средняя оценка была не ниже четырех. Первые годы я подрабатывал в ресторанах, моя посуду и накрывая столы. В последние два года учебы я уже мог работать в лабораториях. Летом, во время каникул, я работал в больницах, выполняя все, что мне поручали. Старший брат мне немного помогал. Но Леонарду это было трудно делать, поскольку он уже завел семью.
— Поддерживало ли вас в эти трудные годы ваше стремление стать медиком, чтобы помогать людям?
— Да, очень. Особенно летом, когда я работал в больнице. Я благоговел перед докторами, и мне не терпелось стать одним из них.
— Что произошло после того, как вы поступили на медицинский факультет? Ваше материальное положение улучшилось или ухудшилось?
— Стало значительно хуже. Расходы возросли, а учеба требовала все больше и больше времени.
— И каким же образом вам удалось это пережить?
— Я брал кредиты по максимуму, а остальное зарабатывал, берясь за любую работу в больницах. Работы, к счастью, было много.
— Как вы находили на это время? Насколько мне известно, учеба на медицинском факультете отнимает все время.
— Мне приходилось жертвовать сном. Не совсем, конечно, поскольку это невозможно. Я научился использовать для сна каждую свободную минуту даже днем. Жизнь была трудной, но переносить все трудности было легко, поскольку цель казалась близкой.
— И какую же работу вы выполняли?
— Делал анализы. Чистил клетки лабораторных животных… Одним словом, делал все. Мне пришлось работать даже в секции питания медицинского центра. Но на втором году учебы я получил потрясающую работу. Я начал помогать ученому, который исследовал ионные натриевые каналы нервных и мышечных клеток. Я до сих пор продолжаю эти исследования.
— Будучи крайне занятым, какие оценки вы получали?
— Отличные. Я входил в число лучших учащихся своего курса и был членом почетного научного общества «Альфа. Омега. Альфа».
— Чем вам пришлось ради этого пожертвовать? Или, иными словами, какую жертву вы считаете самой серьезной?
— Недостаток человеческого общения. У моих сокурсников было время на то, чтобы собираться и обсуждать между собой разные проблемы. Они ходили на вечеринки. Общественная жизнь на факультете била ключом. В то время я стоял перед выбором — посвятить ли себя научной деятельности или заняться практической медициной. И решение мне пришлось принимать самостоятельно.
— И какое же вы приняли решение?
— Я понял, что буду заботиться о людях. Смягчение человеческих страданий приносит необыкновенное удовлетворение.
— Таким образом, высшей ценностью для вас является человек.
— Да. И кроме того, занимаясь практической медициной, постоянно отвечаешь на вопрос, чем можешь помочь человеку.
— Расскажите нам о том, как вы повышали квалификацию, будучи интерном.
— Это было прекрасное время, — сказал Крэг. Он выпрямился и расправил плечи. — Благодаря моим высоким оценкам меня в качестве интерна приняли в престижное медицинское учреждение. Я говорю о Мемориальной больнице Бостона. Я попал в прекрасное научное сообщество. И здесь я стал получать деньги. Платили не много, но и это имело значение. Кроме того, не надо было оплачивать обучение. Одним словом, я получил возможность погашать долг, который накопился за время обучения в колледже и на медицинском факультете.
— И вы по-прежнему были рады общению с пациентами?
— Да. И это была самая благодарная сторона моей работы.
— Теперь перейдем к вашей практике. Насколько я понимаю, вы испытали и некоторое разочарование. Это действительно так?
— Вначале нет. Первое время у меня было много работы и масса стимулов выполнять ее как можно лучше. Я получал от нее радость. Но затем страховые компании стали задерживать выплаты, довольно часто ставя под сомнение тот или иной метод лечения. Приносить максимальную пользу пациентами становилось все сложнее. Финансовые поступления продолжали постепенно сокращаться, в то время как расходы постоянно возрастали. И я вынужден был принимать больше больных за смену, а ведь это отражается на качестве работы.
— Насколько я понимаю, через некоторое время стиль вашей практики изменился?
— Да. И очень резко. Ко мне обратился пожилой и очень достойный врач, у которого возникли проблемы со здоровьем. Этот человек занимался concierge-медициной, и он предложил мне стать его партнером.
— Простите, что прерываю, — сказал Рэндольф, — но, может быть, вы расскажете присяжным, что такое concierge-медицина. Им это, конечно, известно, но, возможно, стоит освежить их память.
— Это род медицинской практики, когда врач ограничивает число пациентов, чтобы обеспечить тем, кто у него остался, исключительное внимание за ежегодную предварительную оплату.
— Включает ли это, как вы говорите, исключительное внимание посещение больных на дому?
— Может включать. Это вопрос отношений между доктором и пациентом.
— Из того, что вы сказали, следует, что врач оказывает медицинские услуги в соответствии с желанием каждого пациента. Это действительно так?
— Да. Хорошее медицинское обслуживание базируется на двух принципах: благосостояние пациента и его независимость. Прием неограниченного количества больных за смену нарушает оба принципа, поскольку все приходится делать в спешке. Когда врач постоянно ощущает нехватку времени, беседа с пациентом сокращается, а именно рассказ пациента о тех или иных симптомах болезни имеет значение для диагностики и разработки тактики лечения. В concierge-медицине врач сам распоряжается своим временем. Он может согласовать время и место встречи непосредственно с пациентом.
— Скажите, доктор Бауман, что, по вашему мнению, представляет собой практическая медицина — искусство или науку?
— Это, безусловно, искусство, базирующееся на достижениях науки.
— Можно ли практиковать, точно следуя учебникам и книгам?
— Нет, нельзя. Во всем мире нет двух совершенно одинаковых людей. Поэтому курс лечения необходимо подбирать для каждого отдельно взятого человека. Кроме того, книги неизбежно устаревают. Медицинская наука развивается по экспоненте.
— Какую роль играет в практической медицине субъективное суждение лечащего врача?
— Субъективное решение врача в каждом случае играет решающую роль.
— Значит, восьмого сентября 2005 года вы решили, что домашний визит к Пейшенс Стэнхоуп принесет больше пользы. Это так?
— Да.
— Можете объяснить присяжным, чем вы руководствовались, принимая это решение?
— Она недолюбливала больницы. Иногда я даже неохотно посылал ее в лечебные учреждения для обычных обследований. Любое посещение больницы усиливало симптомы и нервировало ее. Она хотела, чтобы я навещал ее дома. Я это делал практически еженедельно в течение восьми месяцев. И все эти вызовы были ложными, даже когда она говорила, что просто умирает. Восьмого сентября 2005 года Пейшенс не казалось, что она умирает. Я не сомневался, что вызов, как и все другие, окажется ложным, но в то же время не мог игнорировать реальную возможность заболевания.