Но в тот день, хоть и чисто случайно, произошло массированное применение нового оружия. С самого вечера японские миноносцы и минные катера активно вели разведку восточных подступов к южному проходу, порой даже заходя на внешнее минное поле, о котором им уже было известно, и пытаясь тралить. Их настойчивость вынудила отказаться от ночной отправки наших дозорных судов в бухту Часан, чтобы не позволить противнику отрезать их от базы и уничтожить с рассветом. Все имевшиеся резервы катеров и прочих малых судов береговой охраны были направлены на юго-восточный фланг, что позволило в темноте довольно многочисленной группе небольших катеров и гребных лихтеров противника спуститься по течению вдоль берега с севера и незамеченными пересечь устье северного прохода.
Старые крепостные девятидюймовки с двумя короткоствольными пристрелочными шестидюймовками еще с корвета «Витязь», стоявшие на батарее, не имели возможности вести круговой обстрел. А полевой артиллерии малочисленный гарнизон Унг-до не имел вовсе.
Поэтому, когда вскоре после полуночи на его западном, тыловом берегу совершенно неожиданно начал высаживаться с паровых катеров и шлюпок почти полнокровный японский батальон, он практически не имел возможности этому воспрепятствовать и никаких шансов устоять против него.
С первыми хлопками трехлинеек бдительных сторожевых постов, успевших выпустить световые ракеты, ракетная рота, размещенная там в качестве оружия ближнего боя с тральщиками, моментально развернула свои станки назад прямо на уже почти обжитых позициях и начала давать залп за залпом по зоне высадки, используя все имевшиеся установки одновременно.
Стандартного приказа беречь боекомплект в этот раз не последовало. Наоборот, командир роты капитан Соломин носился по дворикам и орал в уши сразу ошалевшим и полуоглохшим от такого светопреставления ракетчикам, чтоб быстрее выпускали все, что есть, и готовились к штыковой.
Из-за спешки значительная часть выстреленных в упор ракет оказались осветительными, а несколько штук – зажигательными. Хватали все, что попадалось на глаза, без какой-либо сортировки. Кроме того, горячими газами из сопел подпалило каптерку и две недостроенные жилых землянки, щепа и прочий горючий строительный мусор от которых оказался слишком близко. Еще повезло, что в хранилища ракет снопы искр не залетали, да сама позиция оказалась достаточно далеко от пушечных батарей с их пороховыми погребами (когда обосновывались на острове, стрелять себе за спину вовсе не планировали).
А вот урона для атакующих, имевших множество укрытий на каменистом берегу, от такого обстрела, как позже выяснилось, было не особенно много. Но зато моральный эффект оказался просто подавляющим. Яркие вспышки среди ночи, венчавшие быстрые огненные росчерки, и частые взрывы со всех сторон, дополненные столбами огня, словно вырвавшегося из земли, озарили весь западный берег ярче, чем днем, и вызвали панику среди уже высадившихся, но еще большую среди тех, кто только подходил к берегу.
С наших дозорных катеров, привлеченных световыми сигналами тревоги и яркими всполохами, вскоре перешедшими в сплошное зарево, тоже начали пускать осветительные ракеты. Заметив это, еще не добравшиеся до берега десантные суда немедленно кинулись врассыпную, уходя прочь, и быстро скрылись в северном и восточном направлении.
После этого оказавшаяся, по сути, в окружении на берегу потрепанная и полностью деморализованная японская авангардная рота быстро сдалась в плен практически без боя. Больше попыток высадки на острова противник не предпринимал, и на морских подступах к Гензану установилось затишье.
Первый штурм и отражение десанта на Ун-до стали самыми яркими эпизодами обороны. Все прочее проходило как бы рабочим порядком. В пакете, переданном Йессену, содержались также подробные отчеты командиров батарей, частей и других начальников, списки на награждение наиболее отличившихся. Также там имелись протоколы допросов пленных, которых оказалось неожиданно много. Отмечалось, что моральный дух японских войск теперь не высок.
Далее на совещании согласовали сигналы для организации взаимодействия с батареями и береговыми постами, нанесли на карты районы возможных минных постановок противника с мелких парусных судов, которые регулярно отгоняли от фарватеров катера гензанской дозорной службы, а также места начатых японцами тральных работ на внешней линии заграждений. Но достигнуть полного взаимопонимания все же не удалось.
К концу заседания Адамович начал требовать немедленной артиллерийской поддержки от пришедших кораблей и даже снятия части артиллерии и людей для нужд обороны и усиления сухопутного фронта, так как того, что доставили моряки, по его мнению, оказалось явно недостаточно, и это не покрывало даже десятой части необходимого.
В то время как Иессеи видел свою задачу в совершенно противоположном. Он вовсе не собирался ставить броненосцы на прикол в гавани, а был намерен провести несколько вылазок в Броутонов залив и даже дальше, вдоль корейского берега, с целью нанесения максимального ущерба противнику на море, пока он еще не знает, что в Гензане теперь есть русский флот. А все разговоры о разоружении кораблей и свозе матросов на берег в окопы пресек на корню, заявив, что в море от его кораблей и их пушек пользы будет гораздо больше, в том числе и для пехоты.
В итоге сошлись на том, что отряд броненосцев выделил артиллерийского офицера с «Апраксина» лейтенанта Шишко в распоряжение штаба 8-го Восточно-Сибирского полка для определения возможности стрельбы по береговым целям и подбора артиллерийских позиций, а также минимально необходимого расхода боеприпасов. Сами эти цели предстояло еще доразведать и оценить их приоритетность, что планировалось успеть сделать с аэростата в течение следующего дня, еще до заката.
Как и ожидалось, отдохнуть ни экипажам кораблей, ни их пассажирам так и не удалось. К исходу ночи воздухорота уже обосновывалась на берегу у подножия горы Хокубо-сан, в укромной ложбине, где ее не могли достать снаряды японских дальнобойных батарей, порой залетавшие в город. Оболочку аэростата, спешно перекинутую на баржу, смогли переправить на берег только к полудню. После тщательного осмотра, не выявившего повреждений, начали заполнять ее газом из баллонов, одновременно организуя все наземные службы обеспечения работы воздушной разведки, в первую очередь, линии связи.
А броненосцы, с огромным облегчением избавившиеся от своего хрупкого, неудобного и опасного груза, вместе со всеми тремя эсминцами, принявшими уголь, воду, а также по комплекту тралов на палубы, вышли в море еще до рассвета тем же северным фарватером, что и вошли. Снова следуя за катерами, удачно миновали японские дозоры, оказавшиеся в этот раз на удивление редкими.
Когда начало светать, оба отряда были уже на подходе к заливу Ханхынман. На этот раз предполагалось действовать максимально агрессивно, имея целью нанесение наибольшего ущерба противнику. Стрелять предполагалось с небольшой дистанции, чтобы иметь возможность выбирать цели и корректировать стрельбу.
При этом был риск нарваться на мины, так что по мере приближения ход снизили, а «Бодрый» и «Громкий» поставили трал и возглавили колонну. Флагман Андржиевского «Грозный» шел сразу за ними в готовности закрыть своим дымом либо головные миноносцы, в случае если те попадут под огонь, либо большие корабли, как только те закончат пристрелку, смотря по ситуации.
Оба броненосца в полной боевой готовности тянулись в семи-восьми кабельтовых за ним, строго придерживаясь узкого проверенного фарватера, определять границы которого помогали видневшиеся из воды вехи, постоянно выставляемые эсминцами-тральщиками. Мин пока не было.
Берег тонул в тумане, но резкий юго-юго-восточный ветер его быстро разгонял. Небольшая попутная волна на броненосцах почти не чувствовалась, но миноносцы раскачивала изрядно, частенько перекатываясь через их узкие палубы. Обслуга тралов и обвеховки явно вымокла до нитки.
В 06:15 слева по курсу наконец открылась бухта, все еще затянутая довольно плотной дымкой. Расположенная в ее глубине японская стоянка легко угадывалась по торчавшим над мглой многочисленным мачтам. Расстояние до едва видимого западного берега залива не превышало трех миль, а до пароходов было еще меньше, но точности измерений сильно мешал туман.
Первым делом оба броненосца открыли упреждающий огонь по позициям показавшей себя накануне японской батареи в сосновой роще на южном берегу бухты. С такого расстояния, едва туман снесло в сторону, стали достаточно хорошо видны свежие вырубки на склоне. Сразу накрыв ее расположение залпом главного калибра, продолжили обрабатывать позиции трехдюймовками и стодвадцатками, переключив башенную артиллерию на транспорты.
На этот раз артиллеристы работали в максимальном темпе и быстро добились хорошо заметных результатов. На берегу после всего двух запоздалых ответных залпов что-то сильно рвануло, после чего вспышек дульного пламени больше не было, а стоянка озарилась яркими отблесками от прямых попаданий десятидюймовых фугасов.
Нашего появления здесь в столь ранний час, похоже, не ждали. Организованного противодействия с самого начала не было. Продолжая движение на север-северо-восток и начав активно препятствовать вражеским радиопереговорам, «Апраксин» и «Ушаков» били полными зарядами для достижения максимальной настильности траектории, показав неплохой результат.
Ответный огонь со второй батареи с острова был открыт с пятиминутным запозданием и оказался редким и неточным, так как ее все еще полностью закрывала дымка. Но почти сразу с носовых углов правого борта показались три подозрительных судна, тоже начавших стрелять и быстро приближаться на встречном курсе. За ними из тумана вставали еще дымы, но кому они принадлежали, определить не удавалось.
В этот момент в трале взорвалась японская мина. Не имея возможности заменить его под усиливавшимся огнем, эсминцы подали сигнал об опасности, после чего обрубили тросы, избавившись от его остатков, и начали свободно маневрировать. Нащупав, таким образом, границу японского минного поля и не став приближаться к ней, Иессеи главными силами начал разворот на обратный курс последовательно через правый борт, выводя свой отряд снова на протраленную полосу. Когда закончили этот маневр, броненосцы дали полный ход, возобновив обстрел батареи и стоянки, теперь из всех стволов правого борта.