— Что он делал этой осенью? Спросил Брайт, окончательно оставив в покое карту и уставившись на Штайгера.
— Уже командовал 49 отдельным механизированным корпусом. Действовал против 40 танкового корпуса генерала Кюхветтера.
— Корпус Кюхветтера, был разбит и не пробился к окруженному Смоленску. Оборвал разведчика Брайт. Смотрю этот Громов, настоящая проблема и возникла она у нас перед носом. Верны ли координаты его нахождения? Или это очередная русская уловка?
Альфред задумался. Русские хорошо поднаторели в тайной войне и пользуются совершенно драконовскими методами при поддержании дисциплины связи, что радиосообщение открытым текстом, это нонсенс. Похоже на мышеловку в центре которой как кусочек сыра находится сам генерал-майор гвардии, Дмитрий Иванович Громов. Значит где то поблизости, находится его бронетанковый корпус, это почти пятьсот быстроходных танков с пятидюймовыми орудиями и модульной броней. Черт возьми, разведка знала о мощных механизированных соединениях русских которые обязательно будут использованы для контрударов, но толком не могла понять, где они точно находятся. Теперь понятно, что корпус Громова скорее всего у Гайворона. А может быть и нет. И если это тот самый Громов, то какого черта, он шпарит в эфир открытым тексом наплевав на условности⁉ Ведь ни разу перед этим, нашей разведке не удалось вскрыть месторасположение корпуса Громова? Он строго соблюдал все меры маскировки! И тут такое⁉ Может разрыв русского фронта вызвал панику в штабах и они мечутся не зная что предпринять?
— Думаю геноссе генерал, это не уловка! Скорее всего, русское командование поразила паника и они вводят в бой подвижные соединения, дабы спасти от полного разгрома отступающие части восьмой армии, выиграть время на восстановление обороны.
Брайт покосился на своего начальника штаба, генерал-майора Юргена Унрейна.
Тот согласно кивнул головой, подтверждая слова начальника разведки.
— Послушайте, оберст. Потребуйте от штаба люфтваффе усилить воздушную разведку в районе Лесничьего…и передайте авиаторам, вам известные координаты Громова. Пусть подготовят лучшее звено бомбардировщиков. В конце концов, если удастся убить этого Громова, на одну проблему станет меньше.
Многострадальный 215 Сухаревский пехотный полк, под временным командованием майора Гречашного был сбит с высот у Лесничьего и раздавлен катком германского наступления уже через два часа. Из двух тысяч его бойцов, в живых осталось менее четырехсот. Но эти два часа решили очень многое, если не все. Этих двух часов, Громову хватило, что бы наплевав на вышестоящие штабы и субординацию самому связаться с генералом Василием Беллином, командиром 10 смешанной авиационной дивизии и хорошо ему знакомым по зимним боям на линии «Арминий». На согласование ушло менее получаса и скоро два штурмовых и три бомбардировочных полка взмыли в воздух, прикрытые двумя полками И-350.
Забравшись на башню командирского «Ящера», Громов в бинокль наблюдал, что вытворяют новейшие штурмовики БШ-10, уважительно называемые пехотой, «Громобой». Угловатые машины, похожие на летящий крест и пикирующие с характерным, надрывным воем, от которого замирало сердце и цепенел разум, даже у самых храбрых. В носовой части у «Громобоя» была приспособленная для нужд ВВС, морская автоматическая шестиствольная пушка в 30 миллиметров и еще, помимо брони штурмовик, тащил шесть тонн бомбовой нагрузки. Такое не каждый бомбардировщик сможет. И два десятка «Громобоев», промчавшись над развернутым танковым полком фольксвера, устроили натуральную бойню на высотах у Полосухино. Бронебойные снаряды с вольфрамовым сердечником и новенькие кассетные бомбы КР-20, прошлись по строю германских «Леопардов», натуральной косой смерти.
— Да они целый эскадрон выбили, за один заход! Восторженно завопил Громов увидев взметнувшиеся к небу дымы от горящей бронетехники.
Следом, на ошеломленных немецких танкистов, налетела волна легких ленд-лизовских штурмовиков, загруженных под завязку как обычными так и корректируемыми авиабомбами. Два звена самолетов — целеуказателей подсвечивали цели лазером и промахов почти не было. Германские истребители, появились чуть позже и тут же были перехвачены эскадрильями И-350. В воздухе начала крутится адская карусель воздушного боя, но Громов этого уже не видел… Все его внимание было приковано к земле, где стальной клин шестой панцер-дивизии, приостановил свое неуклонное движение вперед.
— Если фрицы сейчас подтянут свой зенитный дивизион, нам придется туго. Подполковник — корректировщик из ВВС, приданный штабу корпуса, Лукьянов, выразительно посмотрел на Громова.
— Это решаемо, Лукьянов. Пусть фронтовая авиация весит над полем боя, с остальным мы вам поможем.
План контрудара, как обычно, был прост и коварен. Пользуясь тем, что танковая дивизия фольксвера, сейчас приостановила наступление, подвергшись мощным воздушным ударам. Громов хотел атаковать её с открытого фланга, сразу двумя своими танковыми бригадами. Немцы своих не бросают, это аксиома войны на Восточном фронте, поэтому генерал Брайт, будет вынужден снять часть сил ударной группировки на помощь атакованным и тем самым потеряет темп наступление и драгоценное время. Так они делали в первое лето войны, постоянно ударяя во фланг и тыл, рвущимся на восток панцер-дивизиям.
— Извини Дмитрий Иванович, но такой план сейчас не сработает. Мрачно сказал Некрасов.
— Это почему?
— Местность открытая, такую массу техники не скрыть. Нас будут ждать. Кинжального удара во фланг не получится.
Громов посмотрел на своего начштаба и снова подошел к расстеленной на раскладном столе карте.
Некрасов прав. Чертовски прав и после бойни на узких улицах Житомира, Громов понимал, что тупое исполнение приказа, приведет к тупым и бессмысленным потерям. В Месопотамии, было проще, они просто опережали англичан в скорости движения и принятия решений. Здесь наоборот, начав операцию «Фестунг», германцы перехватили стратегическую инициативу на южном фланге Восточного фронта и пытались нам навязать свою волю.
— Константин Герасимович. Давай предложение, раз мой план, тебе не нравится. Только быстрее. Нас время поджимает…
Некрасов, дернул веком.
— Есть вариант, Дмитрий Иванович. Не ввязываться в бой сейчас, ударить южнее клина 3 панцер-корпуса. Передвижение все равно не скрыть, так пусть ждут нас у Лесничье, мы проведем демонстрацию и атакуем, отставшую 16 панцер-гренадерскую дивизию генерала Герхарда Шверина. Они уперлись в нашу оборону у Поташни. Это самая слабая дивизия из корпуса Брайта. Проведем демонстрацию против 6 панцер-дивизии и обрушимся всеми силам на дивизию Шверина. Отбросив её, прорываемся дальше, на запад, ставя под удар Ободовку.
— Ободовка…?
— Так точно, Дмитрий Иванович. Это узел коммуникаций, и ближайший тыл, третьего корпуса Брайта. Захваченная вчера, бершадь, под огнем нашей артиллерии, там нет смысла размещать интендантов и ремонтников. Германцы атакуют плотными боевыми порядками, с севера их фланг упирается в реку Дохна. Глубокий прорыв к Ободовке, сводит на нет весь их тактический успех последних дней.
— Повернуть семь сотен танков и пятьдесят тысяч человек назад в считанные часы не удастся…в этом Константин Герасимович, ты несомненно прав…Но у нас приказ атаковать именно 6 панцер-дивизию…
— Так проведем демонстрацию…15 бригады полковника Ламберта, выделим отряд, предположим из одного танкового эскадрона, батальона гренадер и эскадрона разведчиков с приказом атаковать противником.
Громов, еще раз посмотрел на карту.
— Если корпус, будет прорываться на запад, помочь демонстрационному отряду мы не сможем.
— Так точно, господин генерал-майор. Но иного варианта, выполнить приказ командования — у нас нет.
— Да, согласен, господин полковник. Необходимо лично посетить бригаду Ламберта и поставить задачу людям.
Некрасов, понимающе хмыкнул.
— Займусь составлением боевого расписания частей корпуса, если позволите.
Полковник Ламберт, воевал с первого дня, встретил германцев на Западном Фронте и быть бы ему генералом, если бы не трагический контрудар в белорусских дебрях, генерала Усачева, погубивший две отдельных танковых бригады, жизнь самого Усачева и карьеру его начальника штаба, полковника Ламберта. После гибели Усачева и прорыва немцами нашего фронта у Барановичей, приведших к поспешному оставлению Минска, крайним в этой истории оказался Николай Васильевич Ламберт, москвич в непонятно каком поколении, чей предок перебрался на Русь еще во времена знаменитого Якова Брюса. После разгрома под Барановичами, Ламберта отозвали с фронта и отправили командовать сформированной Саратовской унтер-офицерской Автобронетанковой школой, натаскивать, будущих командиров танков. Ламберт постоянно бомбил начальство рапортами с просьбой перевести его в действующую армию, но вплоть до этого февраля они были безответны. И только в феврале, Ламберту доверили самостоятельное командование танковой бригады, которую еще предстояло сформировать в Оренбургских лагерях из казачьего призывного контингента. Из за тяжелых потерь на фронте, техника и снаряжение для вновь формируемой 15 отдельной Оренбургской казачьей танковой бригады поступало с перебоями и формирование бригады затянулось на пару месяцев, что тоже не пошло полковнику на пользу. Ожидаемых генеральских погон, Ламберт так и не получил. В остальном же, Николай Васильевич, был тактически грамотный и опытный офицер, могущий дать фору многим нынешним выскочкам с генеральскими погонами.
— Приветствую Николай Васильевич. Громов пожал руку, статному полковнику со светлыми волосами и бледным лицом.
— Добрый день, Дмитрий Иванович. Прошу отобедать по возможности, чем Бог послал.
— Некогда, полковник, увы, некогда. Я сразу к делу. Вам надо выделить из состава бригады, полковую тактическую группу для выполнения особого задания. Состав группы, танковый и разведывательной эскадрон, гренадерский батальон и средства усиления. Возглавить группу — должен ваш лучший офицер. Опытный, с боевыми наградами и решительный. Такой у вас есть, Николай Васильевич?