Татьяна понимала, что она нарушает больничные правила. Но правила годятся не каждому. У этих Галь нет другой радости, кроме водки. И не будет. А радость нужна. Татьяна наливала, держа бутылку вертикально, чтобы жидкость падала скорее.
Когда чашки были наполнены, Галя-большая подставила чайник для заварки, приказала:
– Лей сюда!
Татьяна налила в чайник.
– Бутылку выбрось! – руководила Галя-большая.
– Хорошо, – согласилась Татьяна.
– А себе? – встревожилась Галя-маленькая.
– Я не пью.
– Нет. Мы так не согласны.
Они хотели праздника, а не попойки.
Татьяна принесла из своей палаты свою чашку. Ей плеснули из чайника.
– Будем, – сказала Галя-большая.
– Будем, – поддержала Галя-маленькая.
И они тут же начали пить – жадно, как будто жаждали.
«Бедные люди… – подумала Татьяна. – Живьем горят в аду…»
Считается, что ад – ТАМ, на том свете. А там ничего нет скорее всего. Все здесь, на земле. Они втроем сидят в аду и пьют водку.
Перед выпиской Татьяне сделали контрольный снимок. Ей казалось, что шесть недель нечеловеческих усилий могут сдвинуть горы, не то что кости. Но кости остались равнодушны к усилиям. Как срослись, так и стояли.
– Что же теперь делать? – Татьяна беспомощно посмотрела на врача.
Врач медлила с ответом. У врачей развита солидарность, и они друг друга не закладывают. Каждый человек может ошибиться, но ошибка художника оборачивается плохой картиной, а ошибка врача – испорченной жизнью.
Татьяна ждала.
– Надо было сразу делать операцию, – сказала врач. – А сейчас время упущено.
– И что теперь?
– Болезненность и тугоподвижность.
– Хромота? – расшифровала Татьяна.
– Не только. Когда из строя выходит сустав, за ним следует другой. Меняется нагрузка на позвоночник. В организме все взаимосвязано.
Татьяна вдруг вспомнила, как в детстве они дразнили хромого соседа: «Рупь, пять, где взять, надо заработать»… Ритм дразнилки имитировал ритм хромой походки.
Татьяна вернулась в палату и позвонила подольскому врачу. Спросила, не здороваясь:
– Вы видели, что у меня вилка разошлась?
– Видел, – ответил врач, как будто ждал звонка.
– Я подам на вас в суд. Вы ответите.
– Я отвечу, что у нас нет медицинского оборудования. Знаете, где мы заказываем болты-стяжки? На заводе. После такой операции у вас был бы остеомиелит.
– Что это? – хмуро спросила Татьяна.
– Инфекция. Гной. Сустав бы спаялся, и привет. А так вы хотя бы ходите.
– А почему нет болтов? – не поняла Татьяна.
– Ничего нет. Экономика рухнула. А медицина – часть экономики. Все взаимосвязано…
Теперь понятно. Страна стояла 70 лет и рухнула, как гнилое строение. Поднялся столб пыли. Татьяна – одна из пылинок. Пылинка перестройки.
– А что делать? – растерялась Татьяна.
– Ничего не делать, – просто сказал врач. – У каждого человека что-то болит. У одних печень, у других мочевой пузырь, а у вас нога.
Судьба стояла в стороне и улыбалась нагло.
Судьба была похожа на кишиневскую барышницу с накрашенным ртом. Зубы – розовые от помады, как в крови.
Вечером Татьяна купила три бутылки водки и пошла к Галям.
Выпили и закусили. Жизнь просветлела. Гали запели песню «Куда бежишь, тропинка милая…».
Татьяна задумалась: немец никогда не скажет «тропинка милая»… Ему это просто в голову не придет. А русский скажет.
Гали пели хорошо, на два голоса, будто отрепетировали. В какой-то момент показалось, что все образуется и уже начало образовываться: ее кости сдвигаются, она слышит нежный скрип… Колени Гали-большой работают, хотя и с трудом. А рак с тихим шорохом покидает Галю-маленькую и уводит с собой колонну метастазов…
«Ах ты, печаль моя безмерная, кому пожалуюсь пойду…» – вдохновенно пели-орали Гали. Они устали от безнадежности, отдались музыке и словам.
В палату заглянула медсестра, сделала замечание.
Татьяна вышла на улицу.
По небу бежали быстрые перистые облака, но казалось, что это едет Луна, подпрыгивая на ухабах.
В больничном дворе появился человек.
«Миша» – сказало внутри. Она пошла ему навстречу. Обнялись молча. Стояли, держа друг друга. Потом Татьяна подняла лицо, стали целоваться. Водка обнажила и обострила все чувства. Стояли долго, не могли оторваться друг от друга. Набирали воздух и снова смешивали губы и дыхание.
Мимо них прошел дежурный врач. Узнал Татьяну. Обернулся. Покачал головой, дескать: так я и думал.
– Поедем ко мне, – сказал Миша бездыханным голосом. – Я не могу быть один в пустом доме. Я опять схожу с ума. Поедем…
– На вечер или на ночь? – усмехнулась Татьяна.
– Навсегда.
– Ты делаешь мне предложение?
– Считай как хочешь. Только будь рядом.
– Я не поеду, – отказалась Татьяна. – Я не могу спать не дома.
– А больница что, дом?
– Временно, да.
– Тогда я у тебя останусь.
Они пошли в палату мимо Ромы. Рома и ухом не повел. Сторож, называется… Хотя он охранял имущество, а не нравственность.
Войдя в палату, Татьяна повернула ключ. Они остались вдвоем, отрезанные от всего мира.
Артроз ничему не мешал. Татьяна как будто провалилась в двадцать пять лет назад. Она так же остро чувствовала, как двадцать пять лет назад. Этот Миша был лучше того, он не тащил за собой груза предательства, был чист, талантлив и одинок.
Татьяна как будто вошла в серебряную воду. Святая вода – это вода с серебром. Значит, в святую воду.
Потом, когда они смогли говорить, Татьяна сказала:
– Как хорошо, что я сломала ногу…
– У меня ЭТОГО так давно не было… – отозвался Миша.
В дверь постучали хамски-требовательно.
«Дежурный», – догадалась Татьяна. Она мягко, как кошка, спрыгнула с кровати, открыла окно.
Миша подхватил свои вещи и вышел в три приема: шаг на табуретку, с табуретки на подоконник, с подоконника – на землю. Это был первый этаж.
– Сейчас, – бесстрастным академическим голосом отозвалась Татьяна.
Миша стоял на земле – голый, как в первый день творения. Снизу вверх смотрел на Татьяну.
– А вот этого у меня не было никогда, – сообщил он, имея в виду эвакуацию через окно.
– Пожилые люди, а как школьники…
– Я пойду домой.
– А ничего? – обеспокоенно спросила Татьяна, имея в виду пустой дом и призрак мамы.
– Теперь ничего. Теперь я буду ждать…
Миша замерз и заметно дрожал, то ли от холода, то ли от волнения.
В дверь нетерпеливо стучали.
Татьяна повернула ключ. Перед ней стояла Галя-большая.
– У тебя есть пожрать? – громко и пьяно потребовала Галя. Ей надоели инвалидность и вежливость.
На другой день Татьяна вернулась домой. За ней приехал Димка. Выносил вещи. Врачи и медсестры смотрели в окошко. На погляд все выглядело гармонично: слаженная пара экс-чемпионов. Еще немного, и затанцуют.
Дома ждала Саша.
– Ты скучала по мне? – спросила Татьяна.
– Средне. Папа водил меня в цирк и в кафе.
Такой ответ устраивал Татьяну. Она не хотела, чтобы дочь страдала и перемогалась в ее отсутствие.
Димка ходил по дому с сочувствующим лицом, и то хорошо. Лучше, чем ничего. Но сочувствие в данной ситуации – это ничего. Кости от сочувствия не сдвигаются.
Тренер Бах прислал лучшую спортивную массажистку. Ее звали Люда. Люда, милая, неяркая, как ромашка, мастерски управлялась с ногой.
– Кто вас научил делать массаж? – спросила Татьяна.
– Мой муж.
– Он массажист?
– Он – особый массажист. У него руки сильные, как у обезьяны. Он вообще как Тулуз Лотрек.
– Художник? – уточнила Татьяна.
– Урод, – поправила Люда. – Развитое туловище на непомерно коротких ногах.
– А почему вы за него вышли? – вырвалось у Татьяны.
– Все так спрашивают.
– И что вы отвечаете?
– Я его люблю. Никто не верит.
– А нормального нельзя любить?
– Он нормальный. Просто не такой, как все.
– Вы стесняетесь с ним на людях?
– А какая мне разница, что подумают люди, которых я даже не знаю… Мне с ним хорошо. Он для меня все. И учитель, и отец, и сын, и любовник. А на остальных мне наплевать.
«Детдомовская», – догадалась Татьяна. Но спрашивать не стала. Задумалась: она всю жизнь старалась привлечь к себе внимание, добиться восхищения всей планеты. А оказывается, на это можно наплевать.
– А кости ваш муж может сдвинуть? – с надеждой спросила Татьяна.
– Нет. Здесь нужен заговор. У меня есть подруга, которая заговаривает по телефону.
– Тоже урод?
– Нет.
– А почему по телефону?
– Нужно, чтобы никого не было рядом. Чужое биополе мешает.
– Разве слова могут сдвинуть кости? – засомневалась Татьяна.
– Слово – это первооснова всего. Помните в Библии: сначала было слово…
Значит, слово – впереди Бога? А кто же его произнес?
Татьяна позвонила Людиной подруге в полдень, когда никого не было в доме. Тихий женский голос спрашивал, задавал вопросы типа: «Что вы сейчас чувствуете? А сейчас? Так-так… Это хорошо…»
Потом голос пропал. Шло таинство заговора. Невидимая женщина, сосредоточившись и прикрыв глаза, призывала небо сдвинуть кости хоть на чуть-чуть, на миллиметр. Этого бы хватило для начала.
И Татьяна снова прикрывала глаза и мысленно сдвигала свои кости. А потом слышала тихий вопрос:
– Ну как? Вы что-нибудь чувствуете?
– Чувствую. Как будто мурашки в ноге.
– Правильно, – отвечала тихая женщина. – Так и должно быть.
Через месяц Татьяне сделали рентген. Все оставалось по-прежнему. Чуда не случилось. Слово не помогло.
Реабилитация, голодание, заговоры – все мимо. Судьбу не перетанцевать.
Татьяна вдруг расслабилась и успокоилась.
Вспомнилась подольская старуха: могло быть и хуже. Да. Она могла сломать позвоночник и всю оставшуюся жизнь провести в инвалидной коляске с парализованным низом. Такие больные называются «спинальники». Они живут и не чуют половины своего тела.