Подметки военных башмаков и городских туфель стучат по асфальту. Люк видит автомобиль, стоящий посередине дороги. Он, задыхаясь, ускоряет бег. Мужчина склонился над другим, лежащим на земле.
— Что случилось?
Одно ухо у лежащего — в крови. Он ошарашенно смотрит на Люка.
— Я собирался запарковаться, и… вдруг дверь распахнулась. Какой-то… какой-то парень в пижаме вытащил меня из машины и… мать его, он откусил мне кусок уха!
Несчастный корчится, у него действительно почти оторвана мочка уха. Люк весь взмок, пот струится по спине. День превращается в кошмар. Он оступается, цепляется каблуком за тротуар, чуть не падает. Все вокруг начинает вращаться.
Он отходит, опирается на забор вокруг парковки, пытается отдышаться. Необходимо успокоиться, привести в порядок мысли, попытаться понять. Жандарм, только-только вышедший из состояния кататонии, перенесший глубокую психическую травму, невероятно озлобленный, угнал машину с совершенно четкой целью.
С какой целью?
Он не пытается убежать, нет, он хочет куда-то добраться. Сделать какое-то дело.
Отомстить.
Травма разбудила в нем зверя. После такой дозы ривотрила он вряд ли снова впадет в кататонию.
И внезапно Люк чувствует, что его словно выпотрошили. Бледный как мел, он делает шаг назад.
Он догадался… Он догадался, куда помчался его больной.
Бланшар.
Если Бюрло попадет куда хочет, он может устроить настоящую, невообразимую бойню. Это будет что-то страшное.
Надо остановить его до трагедии, оставив при этом как можно меньше следов. Не сообщать в полицию. Никуда не звонить.
Люк бегом возвращается в клинику. Там царит суматоха, новость о побеге уже облетела все этажи. Психиатр с космической скоростью поднимается в свой кабинет, хватает ключи от машины, быстро накладывает стерильную повязку на руку. Мерзавец буквально вырвал из нее кусок мяса.
Пробегая снова через приемное, он кричит:
— Он угнал машину! Наверное, ездит где-то по территории! Я буду искать!
Двойная автоматическая дверь раздвигается при его приближении. В тот момент, когда Люк садится в машину, он слышит голос:
— Доктор Грэхем?
Этот голос! Люк не верит своим ушам. Он не оборачивается, садится за руль, пытается закрыть дверцу, но безуспешно. Кто-то удерживает ее снаружи. Люк поворачивает голову. Он вот-вот потеряет сознание, он готов пустить себе пулю в лоб, разбить голову о ветровое стекло.
— Простите меня, Алиса, я… у меня нет времени, больной убежал, я должен…
Какой-то мужчина садится на заднее сиденье и захлопывает дверцу. Фред наклоняется через плечо доктора:
— Ну-ну, а мне кажется, что у вас найдется время, доктор Грэхем. Алиса, ты садишься?
Люк мрачно смотрит на него:
— Это вы саданули меня лопатой!
Алиса обходит машину и садится рядом с ним. Грэхем похож на обескровленный труп.
— Простите меня, — робко говорит Алиса, — я…
— Кончай извиняться, — вмешивается Фред. Он обращается к врачу: — Делайте что должны, но в любом случае мы едем с вами. Я — друг Алисы, а она пришла сюда, чтобы получить кое-какие ответы. Ясные и четкие.
Фред, прищурившись, смотрит в зеркало заднего вида, где отражается лицо Люка.
— Да, здорово он вас отделал, этот больной. А что случилось? Буйнопомешанный взял и сбежал?
38
Пробуждение.
Александр приходит в себя, быстро моргает. Один кошмар рассеивается, уступая место другому, куда более реальному. Подвалы, тюрьма, заточение.
Боль.
Болят запястья, щиколотки, мышцы, суставы, связки…
Он сидит по-турецки, связанный. Толстая пеньковая веревка, охватывающая затылок, удерживает скрещенные впереди ноги, вынуждая его оставаться в согнутом положении, в позе абсолютного подчинения. Пересохший рот заткнут тряпкой, закрепленной изоляционной лентой.
Ужас.
Он не один. Еще три человека с обритыми головами, два мужчины и одна женщина, занимают остальные углы подвала. Они тоже одеты в черные комбинезоны. Они тоже измучены усталостью, холодом, голодом, жаждой, накачаны наркотиками. Один из них пользуется особым вниманием, потому что он привязан иначе. Стоя, в полуметре от известняковой стенки. Запястья онемевших рук, поднятых над головой, зажаты в металлических кольцах, прикрепленных к свисающим сверху цепям.
Это страшно.
В центре помещения лежит свернутый и закрепленный на концах клейкой лентой кусок черного брезента. В нем угадывается человеческое тело…
Из подземелья доносится шум отодвигаемой решетки. Потом шаги. Александру удается чуть лучше разглядеть, что его окружает. Он различает распятие, нарисованное на камне. В глубине стоят старые деревянные скамьи, разбухшие от сырости. А под списками имен — Маклорен, Томпсон, Кларкс, Натанс, — лики Христа.
Часовня… Подземная часовня.
В центре появляется фигура, человек, расставив ноги, встает над брезентовым свертком. Перед собой он кладет завязанный коричневый мешок. Мешок странным образом шевелится. На нем образуются выпуклости, впадины, внутри происходит какое-то движение.
Впервые с момента своего заточения Александр может кое-как разглядеть своего мучителя. Он невысок, на нем просторная плотная одежда, толстая куртка, черные перчатки и капюшон.
— Следователи в ЦРУ очень любят повторять: «Если они невиновны, бейте их, пока они не окажутся виноватыми». А вы отнюдь не невиновны. В этом вся разница.
Человек в капюшоне отступает, разрезает ножом клейкую ленту, удерживающую брезент, и резким движением разматывает слои пластика. Из свертка вываливается нечто черное и твердое.
Труп человека. Окоченевший в позе зародыша, напоминающий какое-то животное.
Жюстина Дюмец на северной стороне отводит глаза, бритый человек на западе дрожит, человек, подвешенный на востоке, выглядит насмерть перепуганным. Что касается Александра… он в шоке.
И вдруг из темноты, откуда-то сзади, слышится вскрик. Короткий, как икота.
Этот крик доносится не из камер. Незнакомый женский голос.
Кажется, что истязателя внезапно охватила паника. Он быстро оборачивается и убегает в темноту. Слышны голоса, сдавленные крики, как будто кричащему зажимают рот. Там кто-то был, кто-то наблюдал за происходящим.
Потом доносится звук удаляющихся шагов.
Александр не знает, сколько времени проходит после этого. Человек появляется снова. Он встает в центр квадратного помещения и нервным жестом сжимает перед собой руки в перчатках.
— Извините, небольшая помеха… Ну так вот, наше собрание преследует весьма простую цель. Я хочу, чтобы по его окончании хотя бы один из вас подписал письмо.
И сразу же трое из четырех опускают глаза. Александр понимает, что лучше последовать их примеру, и утыкается подбородком в грудь.
Человек в капюшоне встает перед ним. Ну конечно. Ему нужен один из них.
— Перечитаем письмо для новичка? Поехали. Попрошу смотреть на меня!
Все поднимают головы. Палач разворачивает лист бумаги:
— Итак: «Я, нижеподписавшийся, господин такой-то или госпожа такая-то, находясь в ясном уме и в твердой памяти, настоящим разрешаю третьему лицу лишить меня жизни любым способом по его выбору. Смерть должна наступить в самое ближайшее время после подписания настоящего соглашения. В оставшееся до нее время я буду получать хорошее питание и уход, включая одеяло, освещение и темноту по моему желанию».
Он складывает бумагу и кладет ее в карман.
— И разумеется, мне нужна ваша подпись. В противном случае это будет нечестно.
Он подходит к Александру и хватает его за подбородок.
— Ты меня хорошо расслышал, К.? Теперь, когда мы познакомились поближе, мы можем перейти на «ты»?
Александр, мыча, трясет головой. Как это он его назвал — «К.»? Что это значит? Что палач избавляется от одного пленника и берет вместо него другого? Что он — следующий в списке? Он никогда в жизни не подпишет свой смертный приговор! Никогда, никогда!
Палач выпрямляется, руки в кожаных перчатках сжаты в кулаки.
— Наш малыш К. хочет оказать сопротивление? Наш малыш К. думает, что может победить того, кто сильнее? Наш малыш К. хочет в очередной раз меня разозлить? А ты знаешь, что страху можно научиться? Что с помощью страха я могу сделать из тебя что захочу?
Потом он хватает Александра за локоть и подтягивает к висящему человеку.
— Посмотри на него! Он самым чудовищным образом убил мать и младенца. И никто его за это не наказал. Через неделю после этого он улыбался во весь рот и играл в гольф, а несчастный муж и отец пытался лишить себя жизни, наглотавшись лекарств. Могу сказать тебе, что теперь ему страшно!
Он возвращает Александра на прежнее место, волоча его за собой, как мешок картошки, и берется за шевелящийся мешок.
— Кто подпишет? Прошу просто кивнуть головой! Никто?
Почему? Почему он требует подписи, а сам похищает и пытает людей? Почему бы ему не поставить подпись, ведь это так просто — написать эти чертовы буквы. К чему этот маскарад? О господи… Он думает, что честен, он считает себя по-настоящему порядочным, законопослушным. Вот почему он не наносит ударов, вот почему он старается никогда не причинять боль своими руками, вот почему называет всех просто буквами. Он не хочет иметь дела с людьми, с существами, обладающими личностью.
Он подходит к подвешенному, которого называет Ж.
— Покажи на кого-нибудь подбородком.
Ж. трясет головой, опускает голову все ниже. Кажется, что его тяжелый череп вот-вот отделится от туловища. У него уже не осталось сил, чтобы бороться с силой тяжести.
Человек в капюшоне стискивает пальцами его щеки:
— Покажи на кого-нибудь, я тебе сказал! И я отпущу цепи. Если не покажешь, я оставлю тебя висеть, пока не сдохнешь.