Переломы — страница 36 из 57

. Жизнь медленно уходит, и последнее, что она видит, — это лезвие ножа.

Мучения наконец закончились.

Люк Грэхем стоит над ней, у него дрожат колени. За его спиной раздается шум. Он оборачивается, человек в капюшоне разворачивает большой кусок полиэтилена.

— Я не хотел убивать ее, я…

— Не надо было убирать кляп, я же говорил вам. Теперь возвращайтесь домой. Избавьтесь от ножа и от всех следов наших встреч.

Истязатель подтягивает тело Дюмец, фотографирует его под разными углами и заворачивает в пластик.

— Не волнуйтесь, дрожь пройдет. А потом вам станет лучше, вот увидите. Вы будете хорошо себя чувствовать, вы будете счастливы… Ну, в общем, вы в этом лучше меня разбираетесь, правда? Вот, держите платок. И не забудьте: я связан с вами так же прочно, как и вы со мной.

Люк слабеющей рукой берет платок.

— Боже мой… Но кто вы такой?

— Человек, такой же, как все остальные.

— Но почему я? Почему вы выбрали меня?

Человек показывает на левое запястье Люка.

— Потому что вы уже умерли. И вам больше нечего терять.

Он уходит, уносит тело.

Сначала Грэхем стоит неподвижно, не в состоянии сделать ни шага, потом находит в себе силы уйти и раствориться в темноте леса.

Сумрак овладел им.

И останется с ним навсегда.

Как и та недоступная пониманию фраза, которую произнесла женщина, убившая его семью: «На что похож шум белого паруса на ветру?»

45

Жюли Рокваль проходит в центр столовой. Через какое-то время ее глаза привыкают к свету, и теперь она лучше различает силуэт на фоне открытой входной двери.

— Прошу прощения. Дверь была открыта, и я…

Тень отделяется от стены.

— Открыта? Не думаю.

Молчание.

— Кто вы?

— Жюли Рокваль. Сотрудница социальной службы психиатрического отделения.

Встревоженная Доротея подходит ближе.

— Что вы делаете в нашем доме?

Резкий тон, не оставляющий никаких сомнений. Теперь женщины стоят лицом к лицу.

— Я пришла, чтобы увидеться с Алисой Дехане. Это, случайно, не вы?

Доротея подходит к инвалидному креслу, огибает его и встает так, чтобы мать могла ее видеть.

— Привет, мама.

Она целует мать в щеку. В этом жесте чувствуется что-то натянутое, Жюли не может понять, что именно. Доротея выпрямляется, потом, сжав руки за спиной, бросает взгляд в окно.

— Алиса — моя сестра, она не живет здесь уже больше года.

Она резко оборачивается:

— Что вам от нее надо?

Жюли, злясь на саму себя, прикусывает изнутри щеку. Конечно, распечатка с адресом, полученная от лаборанта, устарела, бомбейскую кровь переливают не каждый день. Еще одно доказательство плохой работы больничной администрации.

— Я должна задать ей несколько вопросов, связанных с делом, которым я занимаюсь. Вопросы весьма личного свойства. У вас нет ее нового адреса?

Доротея, выпрямившись, чуть прогнув спину, надменно смотрит на нее:

— У моей сестры какие-то проблемы?

— Не совсем у нее.

— Что значит «не совсем»?

— Не совсем, и все тут.

Доротея берет листок бумаги из ящика, что-то пишет на нем и протягивает собеседнице.

— Вот. Достаточно было открыть телефонную книгу, и вы бы нашли этот адрес. Теперь уезжайте.

Не трогаясь с места, Жюли кивает в сторону Бландины:

— Вы сами ухаживаете за матерью?

— Как когда. Я, мой отец, Мирабель… Мама живет то здесь, то… в другом месте.

— Ваш отец — это Клод Дехане?

— Он самый.

— А где он?

— Не знаю, его фургона тут нет. Вы кого хотите видеть — его или Алису?

Жюли, раздраженная дерзостью молодой женщины, внезапно меняет тон:

— Обоих. Ваша мать была тут совсем одна. С ней рядом должен постоянно кто-то находиться.

Доротея подходит к креслу и снова поворачивает его к окну.

— Когда мама еще могла говорить, она больше всего любила вид из этого окна. Она просиживала тут часами в качалке и читала любовные романы. И что-то напевала.

Слова звучат фальшиво, женщина говорит словно заученными фразами. Как можно наслаждаться видом военного кладбища?

— У вашей матери синдром «запертого внутри», верно?

— Да, правильно.

— Нарушение мозгового кровообращения?

— Несчастный случай.

— С кем я могу связаться, чтобы получить информацию о ней? С медицинским центром в Берк-сюр-Мер?

Доротея хмурится:

— А зачем вам информация? Вы думаете, нам тут нужна социальная служба?

— Человек, пытавшийся покончить с собой, вряд ли может заниматься уходом за такой тяжелой больной. По правде говоря, я не понимаю, почему клиника не…

— Моя мать получает отличный уход, за ней наблюдают компетентные специалисты по лечебной физкультуре, физиотерапевты, врачи. Мой отец полностью переоборудовал все в доме, чтобы у мамы были все возможные удобства, разве вы не видите? Вы представить себе не можете, как он о ней заботится. Уже много, много лет все идет прекрасно. А теперь — уезжайте!

Доротея поворачивает инвалидное кресло.

— Посмотрите на маму, вам кажется, что она истощена? Нет? Вы представляете себе, что это такое — уход за больной с синдромом «запертого внутри»? Представляете себе, чем он пожертвовал? Так что нечего приезжать сюда и угрожать нам. Я вам искренне советую — уезжайте, пока отец не вернулся.

— Почему? Он что, склонен к насилию?

Доротея, не мигая, смотрит на нее.

— Что вы пытаетесь узнать? Почему моя сестра никогда и никому о вас не говорила?

Жюли выдерживает ее взгляд.

— По той простой причине, что мы с вашей сестрой еще не знакомы.

— Вот как. Я могу на вас пожаловаться. С чего мне вам верить? Откуда мне знать, что вы не желаете моей сестре зла?

Румянец заливает бледные щеки Доротеи, ее взгляд полон холодной злобы. Жюли решает разрядить обстановку:

— Помимо всего прочего, я работаю в клинике Фрейра, это психиатрическая больница в Лилле. Несколько дней назад мы нашли на автобусной остановке мужчину, совершенно неподвижного, не способного говорить. Такое состояние называется кататонией. Он был голый, только прикрыт одеялом.

— И что?

— На этом одеяле были следы менструальной крови, и анализ показал, что она принадлежит женщине с редчайшей группой крови, так называемой бомбейской.

Доротея выглядит растерянной. Жюли продолжает, она понимает, что действует в правильном направлении.

— Выяснилось, что в этой области живет только одна женщина с такой группой крови, и это — ваша сестра.

Внезапно Доротея испытывает острое желание прислониться к стене.

— Когда? Когда вы нашли этого мужчину?

— Утром во вторник. Вас что-то тревожит?

Кажется, что Доротея унеслась мыслями куда-то очень далеко, у нее забегали глаза. Она трясет головой. Вокруг темнеет, тяжелые облака заволакивают небо.

— Конечно, это меня тревожит. То, что вы рассказываете, так… запутанно.

— Но это правда.

Доротея ходит взад и вперед, сжимая и разжимая руки. Все та же напряженная походка, горделивая осанка.

— Ну хорошо, бомбейская кровь. А почему женщина с этой кровью должна обязательно жить в этой области? Разве моя сестра — единственная в мире?

— Результат простых логических рассуждений. Но вы правы, стопроцентной уверенности нет. Однако, если потребуется, мы сделаем анализ ДНК.

— Анализ ДНК моей сестры?

— Да.

Доротея мечется как лев в клетке, в ее поведении чувствуется что-то взрывное. Жюли неоднократно наблюдала больных маниакально-депрессивным психозом в маниакальной стадии, и они вели себя точно так же, это были люди с обнаженными нервами.

Внезапно Доротея подскакивает к Жюли, кладет руку ей на спину и направляет в сторону кухни.

— Не нужно, чтобы мама все это слушала, зачем ее напрасно волновать?

— Ох, простите, я…

— Вы не обратили внимания, это естественно. В детстве я вела себя так же.

Доротея открывает шкаф и достает два стакана.

— Садитесь. Воды? Сока?

— Стаканчик воды, спасибо. Такая жара…

— Мой отец все время мерзнет, поэтому у него постоянно включено отопление.

Она идет к холодильнику. Жюли смотрит на нее с завистью. Очаровательная женщина, с изящной фигуркой, идеальными чертами лица. Она могла бы быть стюардессой или манекенщицей.

Доротея наполняет стаканы.

— Думаю, что эта история касается меня в такой же степени, что и Алисы, так что можете мне все рассказать. Мы с ней — гомозиготные близнецы, и у нас одна группа крови.

Жюли чуть не давится.

— Про… простите меня! Я…

— Меня не было в вашем списке?

— Нет.

Светлые глаза Доротеи устремляются куда-то за спину Жюли.

— Наверное, потому что я практически никогда не ходила к доктору Данби.

Жюли ни на минуту не забывает о своей цели: понять.

— А ваша сестра часто ходила… к врачу?

— В детстве Алиса без конца болела. Ангины, простуды, даже летом. Я не припомню, чтобы у меня хоть раз брали кровь на анализ. Может быть, когда я была совсем маленькой… совсем не помню.

— В любом случае, вы не занесены в регистр.

Жюли залпом допивает воду, ей кажется, что она попала в какую-то совершенно нереальную ситуацию. Синдром «запертого внутри», бомбейская кровь, теперь еще и близнецы… Она достает из кармана фотографию кататоника.

— Вот мужчина, о котором я говорила, вы его знаете?

Доротея берет снимок, внимательно разглядывает.

— Ни… никогда не видела.

— Вы ответили неуверенно.

Доротея снова склоняется над фотографией, слегка хмурит брови.

— Да, я немного колебалась, потому что у меня вдруг возникло странное ощущение. Но я его точно не видела. И кто это, как вы предполагаете?

— Вот этого-то мы и не знаем. Я думала, что вы или ваша сестра в курсе.

Доротея качает головой:

— Увы, нет. Что касается сестры, я бы очень удивилась, если бы она оказалась как-то замешана в эту историю. Она живет в Булонь-сюр-Мер и редко выходит из дома.