вой, и куртка осталась лежать на пассажирском сиденье.
Час спустя они все-таки умудрились отчасти приодеть Мелани. Попутно приходилось извиняться за ее грубость перед продавщицами, а те сочувственно улыбались.
— Они думают, что я приехала одевать свою умственно отсталую младшую сестру, — прошипела Кит.
Как бы там ни было, свои покупки Мелани волокла сама. Набежали тучи, ветер швырял в лицо капли дождя; отдыхающие на пляже посинели и ожесточенно терли руки, а местные женщины прогуливались по берегу в своих стеганых куртках и шерстяных шарфах. Анна подняла повыше воротник, прикрывая горло, и покосилась на голые руки Мелани. Да, Норфолк учит предусмотрительности, какая Лондону и не снилась.
— Глядите! — Кит тронула Анну за плечо. — Мама, вон стиральная машинка! — Она замерла перед витриной с электроприборами. — Целых шестнадцать программ, ничего себе!
— Красивая, — согласилась Анна. — Но наша старая пока работает…
— Это ты называешь работает? — воскликнула Кит, пылая праведным гневом. Обернулась через плечо на Мелани — их отношения за последние полчаса несколько потеплели, — явно собираясь спросить, доводилось ли той хотя бы слышать о стиральной машине с двумя барабанами, откуда мокрые сорочки нужно извлекать щипцами и в резиновых перчатках. Но Мелани сзади не было.
Кит развернулась. Ее длинные волосы заплескались на ветру.
— Сбежала, — констатировала она. — Я видела ее полминуты назад. Как ей удалось улизнуть?
Они осмотрели улицу. Ни следа, ни намека.
— В магазин, — сказала Кит. — Скорее!
Они обошли близлежащие магазины, забрасывая продавцов и покупателей одними и теми же вопросами: вы не видели девушку с короткими оранжевыми волосами, в джинсах и розовой футболке? Покупатели проявляли заинтересованность: это ваша, дочь, да? а сколько ей лет? Женщина за прилавком — в одной руке кулек норфолкского песочного печенья, в другой бумажный пакет — помотала головой. «Рада бы помочь, миссис, но такая здесь не появлялась».
— Зря теряем время. Куда она могла податься?
— Куда угодно! — огрызнулась Кит. — Она же здесь не ориентируется, значит, рванула, куда глаза глядели.
Мать с дочерью поглядели друг на дружку.
— Обычно так поступают в дебильных фильмах, — сказала Кит, — но почему бы тебе не пойти в ту сторону, а мне в эту? Если увидишь ее, хватай без церемоний и держи крепче, чтобы не вырвалась, ладно?
— Где встретимся?
— Тут, у стиральной машины, — решила Кит. — Десять минут, не дольше, потом возвращайся. Я вернусь минут через пятнадцать-двадцать. Если не найдем ее за это время, дальше можно не искать: она успеет сесть на автобус и смыться окончательно. У нее деньги есть?
— Пять фунтов, — ответила Анна.
— А, ну да, помню. — Кит умчалась вдоль по улице, крутя головой из стороны в сторону. Анна мгновение-другое глядела вслед дочери, потом медленно побрела в противоположном направлении. Ступать по брусчатке на высоких каблуках было чертовски неудобно. Она никак не думала, что придется заниматься поисками беглянки, иначе обулась бы соответственно.
Несколько минут спустя она совершенно выбилась из сил. Бездыханная, привалилась к стене. Бегать — это не для меня, призналась она себе; сердце бешено колотилось, ребра ходили ходуном, в груди нарастала боль. Однако Анна не позволяла себе забыть о деле, вертела головой по сторонам, высматривая всполох оранжевых волос Мелани. Девушку с такой внешностью вряд ли кто согласится подвезти, сколько ни голосуй у дороги, правда ведь? Она слишком уж необычная, выглядит малолетней преступницей. А может, кто-то ее пожалел? Встречаются же такие сердобольные. Они творят самые настоящие чудеса: заключенные сбегают из тюрем, а доброхоты их привечают, подвозят, дают деньги и кров…
Через пятнадцать минут, огорченная и утомленная до ломоты в бедрах, она снова стояла с Кит перед витриной, в которой красовалась стиральная машина. Кит обняла мать за плечи, потом, когда та споткнулась и чуть не упала, подхватила под локти.
— С тобой все нормально? Мы же не договаривались искать ее до потери сознания.
— Все в порядке. — Анна кое-как распрямилась, взялась одной рукой за запястье другой, будто рассчитывала таким образом сохранить равновесие.
— Удрала, паршивка. Я поспрашивала в очереди на автобус. Картина была прямо из мелодрамы. В полицию пойдем?
— Нет. Она не совершила ничего противозаконного.
— Еще не вечер. Или с ней самой что-нибудь совершат.
Анна расправила плечи. Дыхание постепенно возвращалось.
— Мы никого не принуждаем проводить каникулы с нами, — строго напомнила она.
— Да, но…
— Кит, если мы обратимся в полицию, Мелани почти наверняка будут ждать неприятности. Что скажет на это твой отец? Она никогда не доверится нам снова. Нет, давай дадим ей… Ну, не знаю… Давай подождем здесь четверть часа. Она может вернуться.
— Если заблудилась, обратно ей не выйти. — Кит потерла ладони, согреваясь. — Хорошо, но все равно нужно дать знать… У тебя нет нориджского номера папы?
— Нет.
— Можно узнать в справочной службе. Пусть едет домой. Ты стой здесь, мам, а я вижу вон там телефонную будку. Красный Крест, что ли? Как фамилия человека, с которым у папы встреча?
— Не знаю.
— Ладно, разберемся. Попрошу его разыскать и передать, что его ждут дома.
— Нет, Кит. — Анна вцепилась в руку дочери. Если Кит позвонит Пат Эпплъярд, это будет уже второй раз да день, и Пат поймет, что что-то неладно, начнет задавать вопросы, поползут сплетни… — Кит, он не в Норидже.
— А где тогда?
— Я не знаю.
— Но он сказал утром, что поедет в Норидж! Я сама слышала! — Кит откинула волосы со лба, затем в отчаянии всплеснула руками. — Робин попросил его привезти свежий выпуск «Уизден крикет мансли», и папа ответил — да, конечно, а если не найду, что-нибудь другое купить? — и Робин отказался. Ребекка тоже попросила привезти ей подарок. Папа уточнил, какой именно, и она сказала, что пусть сам решает. Он согласился, а Робин обозвал Бекки избалованной девчонкой.
Анна медленно, осторожно отодвинулась от дочери и прислонилась спиной к толстому стеклу витрины, за которым стояла стиральная машина. Прикрыла ладонью рот. Сквозь пальцы прорвался некий непонятный звук — то ли смешок, то ли всхлип.
Кит попыталась оторвать материнскую ладонь от губ, как если бы мать вдруг превратилась в младенца и съела что-то неположенное — землю, грязь или камень. А звук продолжал сочиться сквозь пальцы, натужно вздымалась узкая грудная клетка, дыхание вырывалось со стоном, а каждый вдох сопровождался причмокиванием, будто воздух пробовали на вкус. Потом ребра Анны словно выгнулись дугой в приступе паники, и на мгновение она застыла, как парализованная, с зажмуренными глазами. Еле слышно выдохнула, казалось, едва подавив истошный вопль, рвущийся наружу откуда-то из глубин живота. Вдохнула сырой, солоноватый норфолкский воздух.
— Я знала, что могу потерять все, — проговорила она. — Знала, что такое может случиться однажды.
Ближе к вечеру кто-то постучал в дверь. Анна попросила Кит открыть. Ей бросилось в глаза, что дочь сменила джинсы на аккуратную юбку и завязала волосы в «хвост», будто предвидя скорый переход в положение взрослой.
Сама Анна сидела в кабинете Ральфа, расположилась на старом деревянном вертящемся табурете, что стоял у письменного стола. Этот табурет достался им от Эммы: больница сочла, что негоже пациентам видеть в холле этакую развалюху. В лучшие времена Анна с Ральфом шутили, что на табурете невозможно усидеть без того, чтобы не возник соблазн покрутиться и сказать: «Скрипит, как старая кляча».
Но это было давно, а сейчас наступили худшие времена. Анна изрядно устала от фантазий, которые ее одолевали, но не могла от них отделаться. На ум не приходило никаких разумных оправданий поведению Ральфа; голова начала болеть; еще она переживала, что уронила себя в глазах дочери, что Кит теперь будет постоянно ждать от матери истерик в публичных местах. Мелани пропала бесследно, и Анна винила в этом себя, твердила мысленно, что истерика не может служить оправданием. С каждым коротким вдохом табурет под нею слегка поворачивался, вводя в искушение. И эти шевеления неизменно сопровождались привычным, противным, зловещим скрипом.
Кит привела в кабинет двух полисменов. Дочь выглядела бледной и сосредоточенной, держалась крайне вежливо.
— Мелани нашли. Она добралась до Нориджа. Насколько я поняла, лежит в больнице.
Анна встала.
— Что с нею случилось?
— Миссис Элдред? — уточнил один из полицейских.
— Да, это я. Что случилось с Мелани?
— Она назвала ваше имя, — сказал полисмен. — Точнее, имя мистера Элдреда.
— Ради бога, хватит юлить! — вспылила Анна. — Отвечайте на вопрос!
— Она что-то приняла, проглотила, наверное, как нам сообщили. Не догадываетесь, случайно, что именно?
— Я им уже объяснила, — вставила Кит. — Рассказала, как она сбежала. Говорю вам, — она повернулась к полицейским, — тогда с ней все было в порядке.
— Как она себя чувствует?
— Жить будет.
— Что это значит? — Анна смерила полисмена взглядом. — Потрудитесь объяснить.
Вмешался второй полицейский:
— В больнице нам не позволили ее допросить. Сказали, что напичкали ее лекарствами и она спит.
— Ее жизни ничто не угрожает?
— Это не нам судить.
— Насколько нам известно, — снова заговорил первый полисмен, — мистер Элдред является официальным опекуном этой девушки?
Анна кивнула.
Напарник первого полисмена спросил:
— Мистер Элдред еще не вернулся с работы?
— Он не работает. В смысле, не сидит в офисе.
Полицейские недоуменно переглянулись.
— Инвалид? — предположил первый.
— Мой муж является сотрудником благотворительного фонда. Рабочее место у него дома.
— Вот почему Мелани поселилась у нас, — пояснила Кит. — Я пыталась им втолковать.
— Вы не возражаете, миссис Элдред, если мы немного осмотримся? Проверим ваш дом?