№ 308-ЭС21-22821 как относящийся только к требованиям, должниками по которым являются физические лица. Также стоит обратить внимание на п. 1 ст. 12 Закона о потребительском кредите (займе), который запрещает целый ряд вариантов уступки требований к потребителю-заемщику.
По логике такие абсолютные запреты должны устанавливаться в тех случаях, когда имеются политико-правовые основания для блокирования свободного распоряжения правом требования в целях защиты публичных интересов или интересов третьих лиц, но не должника либо невозможность свободного оборота требования вытекает из патерналистских соображений защиты исходного кредитора или должника от последствий собственного поведения. Согласие должника по общему правилу не может исцелить такой порок сделки. Но данная логика соблюдается далеко не всегда, и в целом далеко не со всеми прямо выраженными в законе абсолютными запретами на уступку можно согласиться.
Например, непонятно, почему запрет на уступку требований о погашении коммунальных платежей установлен абсолютным образом и не зависит от согласия должника, ведь очевидно, что запрет установлен в целях защиты должника. То же с запретом уступки требований к потребителю-заемщику. Также сомнительна политико-правовая база для запрета на уступку неденежных требований, вытекающих из договора, который был ранее заключен на обязательных торгах. Цель нормы состояла, видимо, в охране каких-то публичных интересов, но таковые попросту неочевидны.
Как представляется, в тех ситуациях, когда перед нами запрет на уступку, который выглядит как абсолютный, и он представляется в принципе необоснованным с политико-правовой точки зрения или теряет основания на фоне согласия должника, могут открываться основания для телеологического истолкования соответствующего запрета в качестве запрета относительного, действие которого исключается при наличии предварительного согласия должника.1.2. Запрет на уступку без согласия должника (относительный запрет)
Часто закон запрещает уступку требования при отсутствии согласия должника. Здесь запрет обусловлен защитой интересов должника, а потому наличие согласия должника отменяет основание для ограничения оборота.
Этот запрет может быть дезавуирован условием соглашения между должником и цедентом, допускающим такую уступку, или отдельным согласием должника на уступку, выраженным как абстрактно, так и в отношении конкретной предстоящей или уже совершенной сделки цессии.
В такого рода случаях налицо ситуация, когда запрет обусловлен тем, что личность кредитора имеет существенное значение для должника, но если должник выражает согласие на уступку, уступка правомерна. Этому виду запретов посвящен п. 2 ст. 388 ГК РФ.
Прежде всего следует упомянуть уступку неденежного требования, в результате которой исполнение обязательства становится для должника существенно более обременительным (п. 4 ст. 388 ГК РФ): такая уступка требует согласия должника.
В силу п. 2 ст. 829 ГК РФ, если денежное требование было уступлено на основании договора обеспечительного факторинга или инкассо-факторинга финансовому агенту (фактору), последующая уступка фактором денежного требования третьему лицу не допускается, если договором факторинга не предусмотрено иное. По логике нормы, если договор такую уступку не допускает, то это не препятствует должнику дать на нее согласие позднее. Если это произойдет, уступка правомерна.
Согласно п. 7 ст. 871 ГК РФ получатель средств по аккредитиву не вправе уступить полностью или частично право (требование) по аккредитиву, если иное не предусмотрено условиями аккредитива. Опять же, при отсутствии такого указания в условиях аккредитива отдельного согласия на уступку тоже будет вполне достаточно для того, чтобы цессия оказалась правомерной.
Другой пример: на основании п. 2 ст. 372 ГК РФ по общему правилу требуется согласие гаранта на уступку бенефициаром требования из трансферабельной независимой гарантии третьему лицу, к которому переходит основное требование.
В силу закона некоторые требования могут быть уступлены третьим лицам только при наличии согласия должника, выраженного в отношении конкретной уступки (т.е. согласие не может выражаться абстрактно) или после наступления определенного условия (например, начала просрочки). Так, согласно п. 1 ст. 12 Закона о потребительском кредите (займе) кредитор по договору потребительского кредита или займа может уступить свое требование физическому лицу, только если после начала просрочки им получено письменное согласие должника-потребителя на уступку. Получается, если до начала просрочки требование о возврате потребительского кредита уступается цессионарию, являющемуся физическим лицом, такая уступка противоречит абсолютному запрету и даже согласие заемщика не сделает ее правомерной, а аналогичная уступка, совершенная после начала просрочки, будет нарушать относительный запрет, и отдельно выраженное согласие заемщика исключает претензии к такой уступке. По сути, природа запрета меняется в момент начала просрочки.
Об относительном запрете на уступку, исключаемым за счет согласия должника, см. подробнее комментарий к п. 2 настоящей статьи.1.3. Последствия уступки в нарушение запрета: общие замечания
Как поясняет Пленум ВС РФ в п. 9 Постановления от 21 декабря 2017 г. № 54, уступка обязательственного права, совершенная в нарушение законодательного запрета, как вытекающего из ст. 383 ГК РФ (тотальный запрет на любое преемство), так и специальных норм, направленных на запрет именно уступки, является ничтожной (п. 2 ст. 168 ГК РФ). На ничтожность уступки в нарушение законодательного запрета указывает и п. 75 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25. Правовым основанием для ничтожности является не только п. 2 ст. 168 ГК РФ в той его интерпретации, которая закреплена в п. 75 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25, но и п. 1 ст. 174.1 ГК РФ, согласно которому сделка, совершенная с нарушением запрета или ограничения распоряжения имуществом, вытекающих из закона, ничтожна в той части, в какой она предусматривает распоряжение таким имуществом (ст. 180).
Речь здесь идет о ситуациях, когда нарушается абсолютный законодательный запрет, и переход права в принципе или только в результате уступки запрещены, независимо от отсутствия или наличия согласия должника.
Там же, где законодательный запрет на уступку детерминирован соображениями защиты должника в силу существенного значения личности кредитора и поэтому дезавуируется при наличии согласия должника, при совершении цессии без согласия должника из закона при его буквальном прочтении следует оспоримость цессии (ст. 173.1 ГК РФ). Но это не самое удачное решение (подробнее см. п. 2.3 комментария к настоящей статье).1.4. Какой правовой эффект признается ничтожным при нарушении абсолютного запрета?
Если цессия нарушает абсолютный запрет, возникает вопрос о том, идет ли речь о ничтожности распорядительной сделки цессии, совершаемой во исполнение того или иного обязательственного договора (распорядительного эффекта договора, на основании которого происходит уступка), или о ничтожности самого договора, на основании которого происходит уступка, вместе с его распорядительным эффектом.
Как представляется, речь должна идти о ничтожности не только распорядительного эффекта, но и всего договора, на основании которого совершалась уступка, во-первых, в случаях, когда приобретатель, заключая договор, точно знал или со всей очевидностью не мог не знать о применимости запрета на уступку к данной сделке, либо, во-вторых, когда цель запрета закона состояла не только в блокировании распоряжения, но и в запрете принятия стороной обязательств по отчуждению.
В большинстве ситуаций, когда закон запрещает уступку абсолютно, цель закона – запретить лишь распоряжение. В то же время с учетом того, что все участники оборота презюмируются знающими позитивное право, в большинстве случаев недействительным будет как распорядительный эффект, так и сам обязательственный договор. Но если применимость запрета закона к данному договору была сокрыта от приобретателя на момент заключения договора, на основании которого должна была произойти уступка, или основания для применения запрета проявились после заключения обязательственного договора, но до совершения отдельной распорядительной сделки цессии во исполнение такого договора (например, при впадении продавца требования в банкротство после заключения договора, обязывающего совершить распорядительную сделку), признавать недействительным обязательственный эффект договора неправильно, поскольку это лишит цессионария прав привлечь цедента к договорной ответственности по правилам ст. 390 ГК РФ за неспособность совершить уступку.
Таким образом, в ситуации субъективной добросовестности цессионария на момент заключения договора, на основании которого должна была произойти уступка, ничтожной следует признавать только уступку как распорядительную сделку (распорядительный эффект договора), что не затронет обязательственные последствия заключения договора и не помешает покупателю заявить к цеденту требование о возмещении договорных убытков в связи с неисполнением обязательства совершить распорядительную сделку цессии или нарушением гарантии наличия у цедента распорядительной власти по смыслу ст. 390 ГК РФ.
В случае если сделка цессии была совершена под отлагательным условием или отсрочивала автоматический переход права и применимость запрета на распоряжение открывается после совершения сделки, но до срабатывания распорядительного эффекта, нет оснований говорить о ничтожности цессии как распорядительной сделки – просто распорядительный эффект не наступит. Например, если заключено распорядительное соглашение о цессии будущего права, но после заключения такого соглашения цедент впадает в банкротство, сама сделка не ничтожна, поскольку не порочна, но срабатывание распорядительного эффекта цессии не происходит и право требования из конкурсной массы цедента не выходит (подробнее об этом примере см. коммента