г) то же, что и «в», но с ретроактивным эффектом последующего одобрения (последующее одобрение цессии приведет к признанию цессии произошедшей в момент совершения самой сделки уступки); либо
д) признание цессии при отсутствии согласия должника произошедшей, но не противопоставимой должнику (цессия без согласия должника считается произошедшей и действительной, но должник может исполнить обязательство в пользу исходного кредитора и может возражать против взыскания с него долга цессионарием).
Возможны и некоторые иные варианты.
Но ни одно из этих решений в российском законе не отражено. К сожалению, буква российского закона применительно к подобным ситуациям, когда на совершение сделки в силу закона требуется согласие третьего лица, указывает в качестве общего правила на оспоримость сделки при наличии субъективной недобросовестности контрагента (ст. 173.1 ГК РФ). Оспоримость же, согласно российскому закону, – в отличие от немецкого права и основных актов международной унификации частного права – предполагает судебный порядок аннулирования сделки (п. 1 и 2 ст. 166 ГК РФ) с риском пропустить относительно короткую исковую давность (ст. 181 ГК РФ).
Это решение, выбранное авторами ст. 173.1 ГК РФ, относительно удачно сочетается с корпоративными основаниями оспаривания сделки, когда порочность вытекает из отсутствия требуемого в силу закона согласия органов управления организации, совершившей сделку (например, оспаривание крупной сделки общества, совершенной без необходимого в силу закона согласия общего собрания участников). Но оно не вполне удачно в контексте большинства случаев, когда закон требует согласования сделки с третьими лицами, чьи права и интересы напрямую затрагиваются совершением сделки, или государственными (муниципальными) органами власти. Применение режима оспоримости к ситуации с уступкой требования при отсутствии требуемого в силу закона согласия должника возлагает на должника, чьи охраняемые законом права и интересы цинично нарушаются кредитором и, как правило, субъективно недобросовестным цессионарием, бремя возбуждения судебного процесса для аннулирования цессии. А это представляется в корне неверным.
Инициирование судебного иска – затратное предприятие. Кредитор может уступать свое требование, в нарушение закона не спрашивая должника, хоть каждый день, и должнику придется каждый раз обращаться в суд с иском об аннулировании очередной сделки цессии и нести литигационные издержки. Это просто несправедливо и экономически неэффективно.
В принципе, в ст. 173.1 ГК РФ указано на то, что вопреки общему правилу об оспоримости несогласованной сделки в ряде случаев из закона может следовать ничтожность не согласованной с должником уступки или ее непротивопоставимость лицу, чье согласие требуется («не влечет правовых последствий для лица, управомоченного давать согласие»). Есть основания думать, что речь необязательно должна идти о прямом указании закона на эти иные, отличные от оспоримости последствия. В ряде случаев ничтожность или непротивопоставимость несогласованной сделки может вытекать из существа отношений и целей законодательного регулирования. С учетом того, что вариант с внесудебным оспариванием реализовать de lege lata проблематично, было бы логично в условиях действующего законодательства двигаться по одному из остальных альтернативных путей, которые в принципе допускает ст. 173.1 ГК РФ в отношении любых сделок, совершенных при отсутствии необходимого в силу закона согласия третьего лица или органа публичной власти. Таким образом, следовало бы предельно сузить сферу применения общего правила об оспоримости до случаев, когда совершена сделка при отсутствии корпоративного одобрения. И интересующий нас случай уступки требования при отсутствии согласия должника, требуемого в силу закона, – это явный претендент на то, чтобы в отношении него осуществить телеологическую редукцию общего правила ст. 173.1 ГК РФ об оспоримости цессии. Такая уступка прямо нарушает права должника, и возлагать на него бремя возбуждения судебного процесса несправедливо и неразумно, тем более когда цессионарий субъективно недобросовестен.
Но какую из альтернатив той самой оспоримости следует выбрать? Этот вопрос может вызывать дискуссии. Возможно, оптимальным было бы решение, в силу которого согласие должника является условием права для срабатывания распорядительного эффекта, и переход права в принципе не происходит до получения согласия должника. Если цессия совершена при отсутствии предварительного согласия, сделка должна находиться в состоянии «подвешенной недействительности» и ожидать наступления условия права в виде последующего одобрения со стороны должника. При этом вызывает сомнения уместность идеи ретроактивного характера такого последующего одобрения, в рамках которой в случае данного одобрения цессия может считаться произошедшей «задним числом», с момента соответствующих волеизъявлений цедента и цессионария (по аналогии с правилами ст. 183 ГК РФ о ратификации сделки, заключенной неуполномоченным лицом).
Также спорной кажется универсальность отраженной в п. 2 ст. 173.1 ГК РФ идеи о том, что сделку, совершенную без необходимого согласия третьего лица или органа публичной власти, можно оставить в силе при субъективной добросовестности контрагента. В отношении ряда случаев совершения сделки при отсутствии требуемого по закону согласия субъективная добросовестность контрагента действительно может исключить недействительность (например, при отсутствии корпоративного одобрения). Но когда речь идет о совершении сделки с нарушением прав третьего лица, чье требуемое по закону согласие на сделку не было испрошено, или нарушении публичных интересов при совершении сделки без необходимого согласия органа публичной власти, защита добросовестного контрагента – не всегда удачное решение. Случай с цессией, совершенной при отсутствии требуемого по закону согласия должника, как представляется, именно такой. Да, в ряде редких случаев цессионарий мог не знать об отсутствии согласия должника (например, согласие могло быть сфальсифицировано цедентом), но непонятно, почему в результате обмана, который в отношении цессионария совершает цедент, страдать должен должник, чьи закрепленные в законе права такая цессия нарушает. Обманутый цессионарий должен предъявлять свои претензии цеденту. Иначе говоря, даже если цессионарий не знал об отсутствии требуемого в силу закона согласия должника, цессия должна считаться порочной.
Судебная практика постепенно начинает осознавать ошибочность самого регулирования, закрепленного в ст. 173.1 ГК РФ и поспешно индуцировавшего на уровень общего правила идеи оспоримости и защиты субъективно добросовестного контрагента, которые ранее укоренились в отношении случаев нарушения правил корпоративного одобрения. Пока ВС РФ не решился кардинально отвергнуть применение в контексте несогласованной с должником цессии общих правил об оспоримости из ст. 173.1 ГК РФ, но нащупывает некоторые паллиативные решения. В п. 15 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54 указано, что «[в] случае, когда осуществленная без согласия должника уступка требования неденежного исполнения… делает для должника исполнение его обязательства значительно более обременительным, должник вправе исполнить обязательство цеденту (пункт 3 статьи 384, пункт 4 статьи 388 ГК РФ)». Как уже отмечалось, упомянутая в п. 4 ст. 388 ГК РФ ситуация, когда цессия делает исполнение для должника более обременительным, является частным случаем того критерия существенного значения личности кредитора, который регулируется комментируемым пунктом. Если ВС РФ допустил право должника игнорировать извещение о переходе права и исполнять в адрес исходного кредитора, несмотря на отсутствие решения суда об аннулировании уступки, в контексте ситуации, описанной в п. 4 ст. 388 ГК РФ, то очевидно, что тот же подход может быть генерализирован и применен в контексте любых уступок, для совершения которых требовалось согласие должника.
По сути, ВС РФ здесь закрепил идею непротивопоставимости должнику неправомерной цессии, совершенной без согласия должника, причем данное разъяснение не ограничено случаями, когда цессионарий субъективно недобросовестен.
Впрочем, судя по некоторым определениям, ВС РФ не идет здесь настолько далеко, чтобы закрепить тотальную относительную недействительность цессии. Должник просто не теряет возможность исполнить обязательство в адрес исходного кредитора. Но данное разъяснение не означает возможность для должника возражать против удовлетворения иска цессионария о принуждении к исполнению, если должник добровольно не исполнил обязательство в адрес цедента и не оспорил уступку в пределах соответствующего срока давности. В таком случае он должен быть готов к тому, что суд удовлетворит иск цессионария. По крайней мере в похожей ситуации уступки денежного требования в нарушение договорного запрета без согласия должника, в отношении которой в рамках применения дореформенного законодательства суды приходили к выводу об оспоримости уступки (см. п. 3 комментируемой статьи), ВС РФ высказывался в пользу того, что без оспаривания уступки встречным иском добиться отклонения иска цессионария о принуждении к исполнению нельзя (см. Определение СКГД ВС РФ от 8 июня 2021 г. № 11-КГ21-12-К6). Видимо, такой же подход Суд готов применять и в ситуации уступки, совершаемой без согласия должника, которое требуется в силу закона.
Если двигаться по этому пути, то при уступке без предварительного согласия должника изменение фигуры кредитора все-таки происходит: само требование будет считаться перешедшим в имущественную массу цессионария; на него будут претендовать кредиторы цессионария в случае его банкротства; цессионарий вправе заявить должнику зачет, представив к зачету свой долг перед должником; именно с ним должнику надо будет договариваться об отсрочке или прощении долга и т.п. Но у должника остается право осуществить при желании исполнение в адрес цедента. В этом случае то, что цедент получил в такой ситуации от должника, он должен будет передать цессионарию. Видимо, Суд имеет в виду, что цедент остается управомоченным принять на имя цессионария предоставление от должника, причем ни он, ни цессионарий не могут данное правомочие аннулировать, и должник имеет выбор между осуществлением предоставления цеденту или цессионарию. Если он пытается осуществить предоставление в адрес цедента, а тот уклоняется от принятия исполнения, кто будет отвечать за просрочку кредитора? Видимо, цессионарий как истинный кредитор, отвечающий за поведение своих агентов, которым, судя по позиции Суда, стал цедент, однако это неточно.