Перемена лиц в обязательстве и ответственность за нарушение обязательства: комментарий к статьям 330–333, 380–381, 382–406.1 Г — страница 105 из 374

Вместе с тем, возможно, практика двинется дальше и от частичной перейдет к тотальной непротивопоставимости и в принципе даст должнику возможность игнорировать переход права не только в аспекте права на добровольное исполнение в адрес цедента, но и в остальных аспектах (включая право защищаться против иска цессионария).

В целом данное решение, безусловно, является движением в верном направлении, но не оптимально. Куда проще было бы пойти в более решительную атаку на идею оспоримости не согласованной с должником цессии и перейти к идее признания согласия должника в качестве условия права, наступление которого требуется для срабатывания распорядительного эффекта. Так же как перевод долга в силу ст. 391 ГК РФ не считается произошедшим при отсутствии согласия кредитора, то же и с уступкой требования в ситуации, когда в силу характера личность кредитора имеет существенное значение для должника.2.5. О недействительности какой сделки идет речь в п. 2 ст. 388 ГК РФ?

Встает вопрос, должен ли при отсутствии согласия должника признаваться недействительным или иным образом блокироваться только распорядительный эффект договора, направленного на уступку (распорядительная сделка), либо лишаться силы будет договор, на основании которого происходит уступка?

При оспаривании только распорядительной сделки (распорядительного эффекта договора, на основании которого совершается уступка) цедент будет нести договорную ответственность перед цессионарием за то, что он не смог обеспечить переход права (ст. 390 ГК РФ). При аннулировании договора, на основании которого происходит уступка, вместе с его распорядительным эффектом ответственность цедента по ст. 390 ГК РФ исключается, и в ряде случаев возможна лишь деликтная ответственность за недобросовестное ведение переговоров в форме обмана или введения в заблуждение (ст. 434.1 ГК РФ) либо ответственность за недостоверные заверения, если цедент давал заверения об отсутствии необходимости получения согласия или наличии такого согласия (ст. 431.2 ГК РФ).

Согласно комментируемой норме согласие требуется на совершение сделки цессии, т.е. сделки, непосредственно направленной на перенос обязательственного права на цессионария. Поэтому согласно закону именно срабатывание распорядительного эффекта цессии блокируется при отсутствии согласия должника. Если должник узнает о заключении между кредитором и цессионарием договора, предполагающего обязательство кредитора совершить в будущем уступку тех или иных требований кредитора к должнику, должнику оспаривать нечего, поскольку такой договор создает лишь угрозу нарушения прав должника.

Если договор, на основании которого происходит уступка, содержит распорядительное волеизъявление, не весь правовой эффект договора, а лишь его распорядительный эффект должен блокироваться. Если и последующего одобрения не последует, цессионарий должен сохранить возможность привлечь цедента к ответственности по правилам ст. 390 ГК РФ.

Впрочем, следует признать, что договорная ответственность цедента на основании ст. 390 ГК РФ будет возникать только в случае добросовестности цессионария. В то же время если суд аннулировал цессию, значит, он, следуя не вполне удачной норме ст. 173.1 ГК РФ, установил субъективную недобросовестность цессионария по стандарту «знал или должен был знать». Если установлено, что цессионарий знал или должен был знать об отсутствии необходимого в силу закона согласия должника на цессию, имеются ли основания защищать его позитивный договорный интерес путем взыскания с цедента убытков за неспособность обеспечить переход права? В ряде случаев да. То, что цессионарий мог знать об отсутствии согласия должника, прояви он достаточную степень заботливости, достаточно для блокирования перехода права, но может быть недостаточно для отклонения иска о привлечении цедента к договорной ответственности. Если, например, цедент представил копию сфальсифицированного согласия, а цессионарий поверил цеденту на слово, не стал запрашивать оригинал или направлять запрос должнику, возможно, суд не признает, что поведение цессионария соответствует стандарту должной осмотрительности, и тогда аннулирование распорядительной сделки уступки становится возможным. Но в такой ситуации цедент должен отвечать перед цессионарием за нарушение договора по ст. 390 ГК РФ. Иначе говоря, в контексте спора об оспаривании сделки цессионарий проигрывает спор, даже если он не знал о порочности уступки в силу простой неосторожности, но в контексте спора о взыскании договорных убытков с цедента цессионарий теряет возможность рассчитывать на возмещение убытков по модели позитивного договорного интереса, только если цессионарий точно знал о порочности цессии или со всей очевидностью не мог не знать об этом, и его поведение представляет собой сговор, направленный на нарушение прав и интересов должника.

Впрочем, следует признать, что этот вопрос в российской судебной практике в полной мере не прояснен.2.6. Применимость относительного запрета к продаже требований с торгов

Спорным является вопрос о возможности обращения взыскания по долгам кредитора перед третьими лицами на его право требования, вытекающее из обязательства, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника и уступка требует согласования с должником. Без согласия должника цессия такого требования в силу закона неправомерна. Означает ли это, что и продать его с торгов (например, при банкротстве кредитора) нельзя при отсутствии согласия должника?

Как представляется, здесь требуется комплексный анализ конкретной ситуации и баланса интересов сторон. Возможно, как минимум в сценарии банкротства кредитора интересы пополнения конкурсной массы могут оказаться более значимыми, чем интерес конкретного должника банкрота не иметь дело с правопреемником кредитора, особенно если его интерес может быть защищен путем возмещения возрастающих в связи с уступкой затрат.2.7. Применимость к иным основаниям перехода права

Поскольку п. 2 комментируемой статьи расположен в подпараграфе, посвященном переходу прав кредитора на основании цессии, ограничение оборота прав по обязательствам, в которых личность кредитора имеет существенное значение для должника, не распространяется на случаи перехода прав при универсальном правопреемстве в сценарии реорганизации в форме слияния, присоединения и, видимо, разделения, а также наследственного преемства, т.е. в ситуациях, когда преемство сочетается с прекращением существования исходного кредитора. Интерес должника в такой ситуации, видимо, должен защищаться взысканием с нового кредитора возрастающих расходов на исполнение по п. 4 ст. 382 ГК РФ.

Но, как представляется, в силу п. 2 ст. 387 ГК РФ ограничение на цессию требований без требуемого в силу закона согласия должника применимо по аналогии к случаям перехода права при реорганизации в форме выделения, так как эта форма преемства на основании передаточного акта сущностно неотличима от сингулярного преемства в результате сделки. Та часть передаточного акта, которая переносит соответствующее обязательственное право выделяемой организации, просто не должна влечь преемство при отсутствии согласия должника.

Кроме того, есть основания думать, что обсуждаемое ограничение на цессию без согласия должника по аналогии применимо также в отношении суброгации требования. Если нет признаков того, что соглашение, заключенное между новым кредитором и текущим кредитором и дающее основание для суброгации, заключалось с согласия должника или того, что интервенция по правилам п. 2 и п. 5 ст. 313 ГК РФ совершалась третьим лицом при наличии согласия должника, суброгация должна блокироваться, так как сущностно этот вариант перехода права мало отличается от уступки, поставленной под условие уплаты третьим лицом суммы, равной сумме долга должника. При аффилированности третьего лица, учиняющего исполнение, с должником наличие согласия должника должно подразумеваться. Но если, скажем, не связанное с должником третье лицо решает перехватить требование, осуществив погашение долга должника на основании п. 2, 5 ст. 313 ГК РФ, или речь идет о соглашении о кумулятивной интерцессии (ст. 391 ГК РФ), заключенном кредитором и третьим лицом без согласия должника, и последующем погашении новым должником долга, то вряд ли подобный вариант структурирования сингулярного преемства может позволить обойти необходимость получения согласия должника, если таковое требовалось на уступку в силу существенного значения личности кредитора.

Впрочем, ясности в отношении вопроса о том, каковы должны быть последствия исполнения обязательства третьим лицом при отсутствии согласия должника на суброгацию, нет. Логичным представляется блокирование суброгации при отсутствии согласия должника ipso iure: это решение наиболее удачно.3. Договорный запрет уступки денежного требования

Пункт 3 комментируемой статьи является, пожалуй, одной из наиболее значимых новелл из тех, которые появились в рамках реформы гл. 24 ГК РФ 2014–2018 гг.

Судебная практика ВАС РФ до 2014 г. придерживалась идеи, согласно которой уступка денежного требования в нарушение договорного запрета в пользу субъективно недобросовестного цессионария является оспоримой сделкой. Суд выводил основания для оспаривания из расширительного толкования или применения по аналогии нормы ст. 174 ГК РФ об оспоримости сделки, совершенной представителем в рамках своих полномочий, но с нарушением «внутренних» договорных ограничений, установленных в договоре между представляемым и представителем (Постановление Президиума ВАС РФ от 13 декабря 2011 г. № 10900/11). То, что в тот период в силу судебного правотворчества действовал подобный режим, подтверждается и в более новых актах ВС РФ, в которых разбирались споры в отношении обстоятельств, имевших место до реформы 2014–2015 гг. (см.: Определение СКЭС ВС РФ от 21 января 2019 г. № 301-ЭС18-16086; Определение СКГД ВС РФ от 8 июня 2021 г. № 11-КГ21-12-К6).

В 2013 г. в рамках реформы ГК РФ принимается комментируемая норма, которая вступает в силу в 2014 г. В своей исходной редакции она была изложена следующим образом: «Соглашение между должником и кредитором об ограничении или о запрете уступки требования по денежному обязательству, связанному с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора, из которого возникло это требование, но кредитор (цедент) не освобождается от ответственности перед должником за данное нарушение соглашения». Тем самым было предложено двигаться по пути, известному ряду европейских стран (абсолютная защита должника-некоммерсанта и сугубо компенсационная защита должника-коммерсанта).